Сморю вниз и вижу себя с Рэд — она у моей двери, в отеле.

— Следишь за мной? — Голос не выдает меня, тело расслаблено.

Ложь, конечно. Я в полной готовности. Просто именно этого он и ожидает.

— Ты игнорировал звонки Саванны. Игнорируешь нас?

Меня трясет. Любая баба означает неприятности. И как я не понял этого раньше?

— Это все из-за нее, серьезно? Знаешь, что? — Я хватаю фото, поднимая его с пола, и кладу в карман. Он внимательно наблюдает за моими действиями, и я внезапно понимаю, что ошибся. Не нужно было этого делать. — Отправь свою девочку греть койку кому-нибудь другому, потому что, будь уверен, в моей постели ее больше не будет.

Он резко встает, делая два шага ко мне.

— Осторожнее, Трейс. Встреча с блондиночкой могла подарить тебе кое-какие новые мысли. Но ты просто помни, кто был с тобой здесь пять последних лет. И помни, на что мы способны.

— Это угроза?

— За кровь платят... кровью, брат. Без кровопролития ты не уйдешь, и все может сложиться совсем не в твою пользу.

Судя по его напряженной улыбке, он воображает, что держит руку на пульсе. Но мало ли, что он думает — его угрозы не пугают меня. Я с радостью перебью их всех не моргнув и глазом.

— Опять сваливаешь? — Кейн смотрит на сумку, которая еще не распакована после ухода Гровера.

Я был здесь весь день, стараясь обдумать, вспомнить хоть что-то. Но это как колоть твердый орешек — не получается, как ни пытайся.

— Почему? — Он остается в дверях.

Черт, он, возможно, единственный, с кем я могу поговорить, даже если ему нужна Саванна. Блядь, да пусть забирает.

— Я слышал, ты ее вышвырнул. Президент приказал присматривать за тобой. Ты, наверное, сделал что-то, чтобы разозлить всех, — говорит он и хрустит костяшками пальцев.

Хотелось бы услышать от него правду. Точно знаю, что мог бы выпытать ее. Они все кажутся крепкими мужиками, но я уверен, что смогу сломать любого.

— Скажешь мне честно?

Кейн удивленно приподнимает брови, но дальше следует кивок.

— Сколько ты меня уже знаешь?

Он явно нервничает. Его взгляд мечется от меня к двери, словно просчитывая, как половчее сбежать.

— Кейн?

— Да я тебя вечность знаю, брат.

Ложь, я слышу это.

— Честно, Кейн. Даю тебе последний шанс.

— Пять лет, — произносит он едва слышно.

Если бы я не смотрел на него, на его губы, то даже не услышал бы, точно.

— Блядь, — ругаюсь я. — А мое имя, Кейн? Разве меня зовут Трейс?

Он качает головой.

— Нельзя говорить им, что ты знаешь, или что я тебе сказал.

— Имя?

— Блэк... так тебя называли. Блэк. Тебя хотели все, а Гровер выиграл джекпот.

— Саванна? — спрашиваю я, и он понимает, о чем.

— Ты ее никогда не знал, ей сказали сыграть твою девушку. Да она и не отказалась, когда тебя увидела.

— Сука гребаная.

— Она любит тебя. Даже если сначала использовала, то теперь... любит.

— Хватит, Кейн! Я знаю, что ты сам в нее влюблен. Вырасти уже, черт возьми, и скажи ей это.

Он со стыдом опускает голову. Не выношу некоторых людей, но с ним я готов мириться. В малых дозах.

Трейс

Остаюсь в клубе еще неделю, строю планы. Думаю о расплате. Как именно и что сделаю для этого. Но не спешу. Вместо этого манипулирую. Не собираюсь торопиться, ведь месть — это блюдо, которое подают холодным. И они понятия не имеют, что их ждет.

Пару ночей подряд Саванна пробует проскользнуть ко мне в постель, и однажды я почти позволяю... почти сдаюсь. Она ловит меня сонным и злым. Хотя потом, услышав «малыш», я отбрасываю ее практически через всю комнату. После этого она больше не пробует пробраться ко мне.

У клуба появляются проблемы, которые я им приношу. Так легче заставить их поверить в то, что только мне можно доверять.

Шесть дней назад я подставил Бузера, Вице-президента, спутавшегося с одной шлюхой. Конечно, он не знает, что это я. Да и шлюха оказалась не простая, она — давний член одного из конкурирующих клубов, но который достаточно лоялен ко мне.

Было так легко сделать их совместные с Бузером фотки, а потом переслать Президенту Гроверу. Так дерьмо попало в вентилятор.

Это был хороший день.

На следующий день я заплатил четверым подросткам по сто долларов каждому, чтобы они угнали байк Брака и заменили его на скутер с запиской на лобовухе:

«Если не заплатишь, тебя тоже заменят на куклу».

Записка могла означать что угодно, она тупая, но отлично сработала. Он перестал доверять клубу, а остальные поверили, что он продает наркотики из общака и присваивает бабки, чего на самом деле он делать не может.

Следующее сделать было просто охренительно легко. Мне даже не пришлось составлять кучу планов.

У Старка слабость к малолеткам до двадцати лет, которых он любит наряжать, как школьниц. У Гровера — младшая дочь, моложе Саванны, ей всего девятнадцать. Никто не должен разговаривать с ней или даже смотреть в ее сторону. Она ненавидит отца и за его спиной трахается со Старком, чтобы отплатить за обожание золотой девочки, Саванны.

В одну из ночей я вышел на прогулку и увидел Старка на мотоцикле Гровера — этот байк я узнаю где угодно. А также я знаю, что Президент никому не разрешает трогать его байк. Он для него как ребенок. Кроме того, по доносившимся крикам удовольствия было слышно, что это Старк — верный член братства уже десять лет как. Старый гребаный ублюдок. Я сделал фотки, распечатал их и отправил Гроверу.

Сегодня меня позвал Гровер, и когда вхожу в здание, я вижу трех главных членов братства — они в рядах дольше всех — стоящими вдоль стены. При виде их мое лицо не меняется, я ожидал этого. Слишком глубоки трещины, оставленные мной. Больше между ними доверия нет.

— Президент, — говорю я.

Он смотрит на меня с яростью на лице.

Смешно, ведь я планировал сделать больше... намного больше. Осталось самое легкое. Только вот если я закончу все, что планировал, клуб развалится.

— Я живу ради преданности, и мои люди должны быть преданы мне безоговорочно. Если это не так — нужно выбрать наказание. Кровь или смерть, что выбираете?

Трое смотрят на меня, зная, зачем я здесь. Затем на Гровера. А потом произносят в один голос: «Кровь». Гровер кивает мне и первым выбирает Старка, толкая его идти вперед. Двое других отворачиваются — им не разрешено видеть.

Комната полностью укомплектована — здесь все, что мне нужно. Сюда я прихожу, чтобы расслабится, пострелять или помучить пленников. В этой комнате крики расслабляют. Звучит странно, я знаю, но подумайте об этом. Если человек ощущает боль — значит, он жив. Несомненно, здесь они кричат от боли, истекают кровью от пыток, плачут от облегчения. Эти люди ощущают. И, может быть, это неправильные ощущения, но они будто говорят им: «ты жив».

Меня пытали, не прошло и четырех месяцев после потери памяти. Теперь я думаю, Гровер имел к этому прямое отношение. Боль тогда была просто ужасающей. Я ни разу не закричал, не заплакал, не произнес ни единого слова. Даже когда едва зажившую рану на спине заново полосовали ножом. Ту самую, от выстрела, из-за которой я потерял память. Помню звук рвущейся кожи и жжение вскрытой плоти, словно это было вчера.

В конце концов, им пришлось сдаться — я потерял слишком много крови и отключился. Очнулся в той же кровати, с Саванной рядом, держащей меня за руку. Она сказала, что клуб спас меня еще раз, и теперь я должен им еще больше.

Смотрю на утюг, который поставил на открытый огонь. Гровер выходит и закрывает за собой дверь. Здесь со мной никто никогда не хочет оставаться. Однажды я спросил почему, и в ответ услышал, что глаза мои пустые, будто я не здесь. Что в этом месте я сама Смерть.

Они боятся меня, но так и должно быть.

Старк стоит на четвереньках, на его теле нет одежды. Остальные двое тоже, разве что смотрят они на стену, а не на меня.