— Я подумал, что тебе нужно вернуться сюда. Вместе со мной.

— Я была тут уже один раз без тебя. И думала, что ты умер.

Лиам медленно открывает водительскую дверь, но я придерживаю ее, так что он не может полностью ее открыть.

— Тебе нужно побыть здесь со мной. Нам нужно попробовать побороть своих демонов.

— К черту это! Сам с ними воюй! — бросаю я ему, а он ухмыляется мне. И внезапно мое сердце успокаивается, от паники переходя к незамутненному счастью. — И не пытайся изменить мое мнение этой своей... — я поднимаю руку, указывая на его лицо, и заканчиваю фразу, — …ухмылочкой!

— Только ты можешь ее вызвать, — он указывает на свое лицо, — эту ухмылочку.

— Приятно слышать, Казанова из рода гребаных мертвецов.

— Роуз, отпусти дверь.

— Я получила твой пистолет. Почему ты послал мне свое долбаное оружие?

— Дверь, Рози. — Я отпускаю ручку, и дверь тут же широко распахивается. — Можешь уничтожить пистолет, если хочешь.

Я смотрю на него непонимающим взглядом. Ну, потому что... серьезно?!

— Ты послал пушку женщине, которую хочешь заполучить. Ты же понимаешь, насколько это по-идиотски, да?

— Ты знаешь, что слишком много ругаешься?

Я закатываю глаза.

— Кажется, ты пробуждаешь все лучшее во мне.

— Ну да. — Он осматривает меня сверху донизу.

— Ты можешь быть посерьезнее?

— Я планировал, пока ты не открыла свой ротик, так что это ты виновата.

— Мистер, хорошая работа, вы отвлекли меня.

— И это сработало.

И правда. Я наполовину высунулась из машины и совсем не думаю об этом месте — все мои мысли только о нем.

— Зачем мы здесь, Лиам?

— Я хочу поговорить.

— А побыть нормальным человеком и пригласить меня на ужин ты не хочешь?

Он хмурит брови и опускает взгляд.

— Ужин? Так делают нормальные люди?

— Да, Лиам. Так поступают нормальные люди. Но, похоже, мы какие угодно, но только не нормальные.

— А ты хочешь этой нормальности, Роуз?

— Не хочу, Лиам Блэк.

Он хватает меня за руку — его ладонь очень теплая — и ведет за собой, вверх, на холм. Останавливается на самой вершине, не отпуская, сжимая мои пальцы еще крепче.

— Я думаю, что люблю его. Так должно было случиться? — Вопрос не просто удивляет меня, а ввергает в шок. — Лиама, — уточняет он.

— Да, так и должно было быть. Любить ребенка — просто дар свыше. И эта любовь совершенно отличается от того, как мы любим друг друга.

— Совершенно, — подтверждает он, поворачиваясь ко мне. — Мы можем снова быть вместе?

— Думаю, это возможно.

Лиам снова крепко сжимает мою ладонь.

— Я начал работать с Саксом.

Его признание удивляет меня и делает счастливой.

— И как тебе? Справишься?

— Как мне делать то, в чем я хорош? Как мне делать работу, которой я занимался всю жизнь? Я справлюсь.

Лиам обнимает меня за талию, я цепляюсь за него, пока он смотрит в мои глаза, улыбается, а затем мы падаем назад. В этот раз мне не страшно — мне странно хорошо. Пока мы падаем, оба полностью одетые, и парим в воздухе, я буквально заворачиваюсь в него. И когда он всплывает, поднимая нас обоих на поверхность, моя голова находится на плече Лиама.

— Мы можем попробовать... можем поработать над всем этим.

— Можем, — соглашаюсь я, целуя его в губы.

Они мягкие, как и он сам сейчас. Эта нежность так на него не похожа. Я хватаю его за бороду, притягиваю к себе и кусаю за губу. Он ухмыляется мне в рот и тянет меня к себе, ближе, а затем целует так, как должен.

Страсть, похоть, любовь, обладание — это все Лиам Блэк.

Блэк

Вчера Роуз заглянула ко мне по пути с работы и, уезжая, попросила прийти к ним завтра. Я не мог сказать «нет», и не сказал. А еще она оставила подарок, поцеловала меня на прощание и, смеясь, ушла. Открыв коробку, я бросил ее на кушетку, искренне понадеявшись, что эта фигня испарится. В коробке обнаружилась записка «Надень меня». Какого хера я должен это надевать?

Розовую, блядь, рубашку.

Серьезно, розовая! Даже не голубая, а, твою ж мать, РОЗОВАЯ!

Роуз же не может на самом деле ожидать, что я ее надену, верно? Я подхожу и поднимаю рубашку двумя пальцами, потому что... это же шутка, да? Должна быть шутка... Я ношу черное. И белое. И черное. Больше никаких цветов. В смысле, я скоро должен быть там и буду одет в черное. Это мой цвет, а не эта розовая дрянь.

Расхаживая по дому, я смотрю на эту рубашку, осознавая жертву, которую должен принести, чтобы надеть это. Потому что это реально жертва, принесенная во имя всего мужского пола. Это ужасно противно.

Ее смех достигает моих ушей. Роуз встает, чтобы разглядеть меня получше, затем фотографирует, а потом сгибается от смеха. Я не очень счастлив, потому что стою там в розовой рубашке. Розовой.

— Роуз, — говорю я, а она вытирает слезы от смеха.

Потом берет себя в руки, затем снова смотрит на меня и начинает смеяться еще громче. И... я перестаю злиться. Она так реагирует, и смеется, и плачет, что злиться просто невозможно. На минуту я даже забываю, что на мне надет этот ужас. Но потом срываю с себя рубашку и бросаю на землю.

— Больше никогда.

Роуз перестает смеяться и выпрямляется, взглядом блуждая по моей груди.

— Я не думала, что ты и вправду ее наденешь, — говорит она, все еще не глядя мне в глаза. Затем протягивает руку и касается моего пирсинга в соске. — Но приятно осознавать, что ты готов на такое просто потому, что я попросила.

Она подходит ближе и облизывает мой сосок.

— Ты принесла розовую рубашку не для того, чтобы я ее надел?

Но она даже не слушает меня — ее взгляд и губы сосредоточены на моей груди. Я отстраняю ее и, оглядываясь, вхожу в дом. Больше здесь никого нет, мы только вдвоем.

Перебрасываю ее через плечо, и она громко вскрикивает, а я направляюсь в ванную, хватая кое-что по дороге. Роуз спрашивает, что я делаю, но ответа не получает. Душ в ванной комнате старый, но довольно крепкий. Я ставлю Роуз на ноги, потом перехватываю запястья и крепко привязываю их к перекладине, на которой висит занавеска для душа. Она улыбается, стараясь укусить меня за грудь каждый раз, когда я нахожусь в доступной близости. Когда руки надежно связаны, я завязываю ее глаза шарфом, и Роуз стонет от разочарования.

Затем я раздеваю ее. Это легко, ведь под платьем совсем ничего нет. Одежда безжизненно падает на пол, и Роуз ногой отбрасывает ее подальше, одновременно пытаясь придвинуться ближе ко мне. Я отступаю, снимаю с себя одежду и смотрю, как она извивается.

— Лиам, — со стоном произносит она мое имя.

Я целую ее за ухом, и Роуз изгибается, открывая мне свою шею. Исследую ее языком от груди к животу и обратно. Ее соски напрягаются, и я обвожу языком один из них. Наслаждаясь вкусом ее кожи, я обхватываю попку Роуз ладонью, потом шлепаю и слышу приглушенный, полный удовольствия стон. Ее ноги сами собой раскрываются, и я опускаюсь ниже, так, чтобы удобней было ласкать ее клитор.

— Оближи меня, — говорит она.

Это так сексуально. Она такая развратная, когда я рядом. И мне это очень нравится.

— Будешь умолять?

Роуз прижимается ближе, так, что мое дыхание чувствуется на ее коже, и начинает о меня тереться, пока я не отстраняюсь.

— Я не собираюсь умолять тебя. Я не шлюха. Просто сделай это, а потом трахни меня.

— Да, мадам, — говорю я с улыбкой, а затем, высунув язык, скольжу ним по ее коже.

Она кусает свои розовые губы, выгибает спину, желает дотронуться до сосков, но не может, ведь ее руки связаны. Я знаю, что, прикасаясь к себе, она еще больше возбуждается, но это наказание за розовую рубашку.

Роуз забрасывает ногу на мое плечо и движется в своем собственном ритме. Ее тело легко прочесть — она жаждет, чтобы я коснулся ее клитора, потом спустился ниже и снова вернулся к исходной точке. Это игра в кошки-мышки, и я счастлив в нее поиграть.