— Это зависит от Сал Роулинс, — серьезно ответил Калтон. — Но давайте выпьем по стаканчику бренди. Знакомство с жизнью низших слоев общества меня порядком утомило.

На следующий день Килсип вошел в кабинет мистера Калтона и застал адвоката сгорающим от нетерпения. Вид у сыщика был мрачный, и Калтона охватила тревога.

— Ну что? — спросил он, как только Килсип закрыл дверь и сел. — Где она?

— Хотел бы я знать, — ответил сыщик. — Я сходил в штаб Армии спасения и поспрашивал о ней. Похоже, она стала младшей проповедницей, но через неделю устала и с подругой уехала в Сидней. Там она продолжила легкомысленную жизнь, но ее подруге это в конце концов надоело, и последнее, что о ней известно, так это то, что в одном из сиднейских притонов она познакомилась с каким-то китайцем. Я сразу же телеграфировал в Сидней и получил ответ, что сиднейской полиции женщина по имени Сал Роулинс не известна, но они сказали, что наведут справки и сообщат мне о своих успехах.

— A-а, она наверняка изменила имя, — произнес Калтон, задумчиво поглаживая подбородок. — Интересно почему.

— Думаю, хотела спрятаться от Армии, — сухо обронил Килсип. — Заблудшая овечка не хочет возвращаться в овчарню.

— Когда она записалась в Армию?

— На следующий день после убийства.

— Довольно неожиданное обращение.

— Да, но она говорила, что смерть женщины в четверг вечером так поразила ее, что она тут же пошла в Армию, чтобы восстановить веру в Бога.

— Это наверняка последствия испуга, — промолвил Калтон. — Я видел множество таких обращений, но они обычно недолговечны. Это случай «опасность миновала — святой в дураках»[14]. Она красивая?

Килсип пожал плечами.

— Ни то ни се. Очень необразованная. Не умеет ни читать, ни писать.

— Это объясняет, почему она не просила позвать Фицджеральда, когда пришла в клуб. Вероятно, она не знала, за кем ее послали. Полагаю, это поможет ее найти. Но если полиции не удастся ее разыскать, мы дадим объявление в газету и пообещаем вознаграждение. Можно то же объявление распространить на рекламных листовках. Ее нужно найти. Жизнь Брайана Фицджеральда висит на волоске, и этот волосок — Сал Роулинс.

— Да, — согласился Килсип, потирая руки. — Даже если мистер Фицджеральд признается, что в ту ночь был дома у матушки Побирухи, придется это доказать, потому что никто другой его там не видел.

— Вы уверены в этом?

— Настолько, насколько возможно быть уверенным в таком деле. Пришел он очень поздно, когда спали все, кроме умирающей женщины и Сал. И поскольку первая сейчас мертва, то только вторая теперь может подтвердить, что он находился там, когда произошло убийство в хэнсоме.

— А матушка Побируха?

— Была пьяна, в чем и призналась вчера вечером. Она решила, что если в ее дом и приходил джентльмен, то это был другой.

— Другой? — удивленно повторил Калтон. — Какой другой?

— Оливер Уайт.

Калтон в изумлении поднялся с кресла.

— Он что, бывал там?

Килсип сжался, как сытый кот, наклонил голову так, что его нос стал походить на клюв хищной птицы, и проницательно посмотрел на Калтона.

— Послушайте, — промолвил он низким, урчащим голосом, — в этом деле много загадок. И чем дальше, тем все более запутанным оно кажется. Сегодня утром я встречался с матушкой Побирухой, и она рассказала мне, что Уайт несколько раз навещал больную Королеву и, похоже, был с ней хорошо знаком.

— Дьявол, но кто такая эта Королева? — раздраженно произнес Калтон. — Похоже, она — основа всего этого дела… Все нити ведут к ней.

— Я о ней почти ничего не знаю, — ответил Кил- сип, — кроме того, что это была красивая женщина лет сорока пяти. Несколько месяцев назад она перебралась из Англии в Сидней, а потом сюда. Как она очутилась у матушки Побирухи, я не смог выяснить, хотя и пытался надавить на старуху. Она темнит и, по- моему, знает об умершей больше, чем говорит.

— Но что она сообщила Фицджеральду? Почему он повел себя так странно? Посторонний человек, приплывший из Англии и умирающий в мельбурнском притоне, не может ничего знать о мисс Фретлби.

— Да, если только мисс Фретлби и Уайт не были тайно женаты, а Королева об этом знала, — предположил Килсип.

— Вздор! — выпалил Калтон. — Да она ненавидит его и любит Фицджеральда. К тому же зачем, черт возьми, ей было выходить замуж втайне, да еще доверять эту тайну какой-то скупщице краденого? Какое- то время отец хотел выдать ее за Уайта, но она этому так воспротивилась, что он в конце концов сдался и согласился на ее помолвку с Фицджеральдом.

— А Уайт?

— Он после этого разругался с мистером Фретлби и в ярости покинул его дом. В ту же ночь его убили из-за каких-то бумаг, которые были при нем.

— Это версия Горби, — с презрительной усмешкой произнес Килсип.

— И моя тоже, — твердо ответил Калтон. — В распоряжении Уайта находились какие-то ценные бумаги, которые он постоянно носил с собой. Женщина, которая умерла, очевидно, рассказала об этом Фицджеральду. На эту мысль наводит случайно сделанное Фицджеральдом признание.

Килсип удивленно приподнял брови.

— Должен признаться, для меня это загадка, — наконец произнес он, — но если мистер Фицджеральд заговорит, это все расставит по своим местам.

— Заговорит о чем? О человеке, который убил Уайта?

— Если не это, то он хотя бы мог открыть мотив преступления.

— Возможно, — сказал Калтон, когда сыщик встал, собираясь уходить, — но это бесполезно. Фицджеральд по какой-то причине решил молчать, поэтому спасти его мы сможем, только если найдем эту девицу.

— Если она в Австралии, будьте уверены, ее найдут, — уверенно ответил Килсип. — Австралия не так уж густо населена.

Но если Сал Роулинс и находилась в Австралии, то, очевидно, в какой-то самой отдаленной ее части. Все попытки найти девушку не увенчались успехом. Никто не знал, жива она или умерла — она как будто попросту перестала существовать. В последний раз ее видели в одном из притонов Сиднея в обществе китайца, которого она, судя по всему, бросила. На этом следы обрывались. Во все газеты Австралии и Новой Зеландии было помещено объявление с обещанием крупного вознаграждения тому, кто найдет ее, но и это ничего не дало. Поскольку сама она читать не умела, вероятно, ей даже не было известно, что ее ищут, а если, как предполагал Калтон, она изменила имя, рассчитывать на то, что ей об этом расскажут, не приходилось. Оставалось лишь надеяться, что Сал случайно услышит об этом или вернется сама по себе. Вернувшись в Мельбурн, она наверняка пошла бы к бабушке — у нее не было причин не делать этого, поэтому Килсип установил наблюдение за домом — к большому неудовольствию миссис Роулинс, поскольку та с истинно британской гордостью не принимала систему шпионажа.

— Чтоб ему пусто было! — прошипела матушка Побируха за вечерней выпивкой другой старухе, такого же сморщенного и злобного вида, как она сама. — Почему он не может сидеть в своем чертовом доме, а шляется тут, все высматривает, вынюхивает что-то, не дает людям на кусок хлеба заработать и выпить для здоровья?!

— Что ему нужно? — спросила ее подруга, потирая дрожащие колени.

— Нужно? Горло ему нужно перерезать, вот что нужно, — злобно промолвила матушка Побируха. — И с божьей помощью я сделаю это ночью, когда он караулит тут, чисто как надзиратель в «Пентридж». От этой сбежавшей соплячки он может выведать, что хочет, но я знаю кое-что такое, чего он никогда не узнает, будь он проклят!

И она разразилась старческим смехом. Ее собутыльница воспользовалась этой продолжительной речью и отпила из надтреснутой чашки, что не ускользнуло от внимания матушки Побирухи. Она схватила несчастное старое существо за волосы и, не обращая внимания на ее слабые крики, ударила головой об стену.

— Я на тебя фараонов нашлю! — завизжала обиженная, отходя прочь настолько быстро, насколько позволял ревматизм. — Увидишь!