Мадж и Брайан в углу комнаты разговаривали о смерти Уайта.

— Мне он никогда не нравился, — сказала она. — Но ужасно думать, что он умер вот так.

— Ну не знаю, — мрачно ответил Брайн. — Насколько я слышал, отравление хлороформом — очень легкая смерть.

— Смерть не может быть легкой, — возразила Мадж. — Особенно для такого молодого, здорового и полного сил человека, как мистер Уайт.

— Тебе, кажется, его жалко, — ревниво обронил Брайан.

— А тебе не жалко? — в некотором удивлении спросила она.

— De mortuis nil nisi bonum[5], — заметил Фицджеральд. — Но если я презирал его, когда он был жив, то нельзя ожидать, что я буду жалеть о его смерти.

Мадж не ответила, однако быстро посмотрела на его лицо и впервые заметила, каким нездоровым он выглядит.

— Что с тобой, дорогой? — спросила она, коснувшись его руки. — Ты плохо выглядишь.

— Ничего… Ничего, — торопливо ответил он. — Меня просто в последнее время немного тревожили деловые вопросы. Но давай уйдем отсюда, — предложил он, вставая. — Я вижу, твой отец упрашивает спеть девицу с голосом, которым можно заменить паровозный свисток.

Девицей с подобным паровозному свистку голосом была Джулия Фезеруэйт, сестра дамы сердца Ролстона, и Мадж, сдерживая смех, вышла вслед за Фицджеральдом на веранду.

— Как тебе не стыдно! — рассмеялась она, когда они оказались одни. — Ее учили петь лучшие преподаватели.

— Мне их жаль, — с серьезным видом ответил Брайан, когда Джулия пронзительно затянула «Приходи ко мне снова». — Я бы лучше послушал нашу родовую банши.

Мадж не ответила и, опершись о перила веранды, посмотрела на прекрасное небо, все в ярких звездах. На Эспланаде было много гуляющих, и некоторые останавливались, прислушиваясь к высоким нотам Джулии. Один мужчина, как видно, особенно любивший музыку, так и вовсе подошел к забору и стал смотреть на дом. Брайан и Мадж еще поговорили о разных вещах, но каждый раз, поднимая глаза, Мадж видела наблюдающего за домом мужчину.

— Что ему нужно, Брайан? — спросила она.

— Кому? — не понял Брайан. — А-а, — продолжил он безразличным тоном, когда наблюдавший отошел от калитки и перешел через дорогу на тротуар, — я думаю, он заинтересовался музыкой, вот и все.

Мадж ничего не сказала, но ее не покидало ощущение, что дело было не только в музыке. Наконец пение Джулии стихло, и она предложила вернуться в дом.

— Зачем? — спросил Брайан, который удобно расположился в кресле и курил сигарету. — Нам и здесь хорошо, правда?

— Я должна заняться гостями, — ответила Мадж, вставая. — А ты оставайся и докуривай свою сигарету.

И с жизнерадостным смехом она упорхнула в дом.

Брайан сидел, курил и смотрел на луну. Да, тот человек наверняка наблюдал за домом, потому что он уселся на скамейку и снова уставился на сияющие окна. Брайан отбросил сигарету и нервно передернул плечами.

— Неужели меня кто-то видел? — пробормотал он вставая. — Проклятый Уайт! Лучше бы я с ним вообще никогда не встречался.

Он бросил взгляд на темную фигуру на скамейке и, содрогаясь всем телом, вошел в теплую, хорошо освещенную комнату. На сердце у него было тревожно, и тревога эта была бы куда сильнее, если бы он знал, что человеком на скамейке был один из умнейших сыщиков Мельбурна.

Мистер Горби наблюдал за особняком Фретлби весь вечер и уже начал терять терпение. Морленд не знал, где жил Фицджеральд, а поскольку это был один из основных пунктов, которые хотел выяснить сыщик, он решил проследить за передвижениями Брайана и довести его до самого дома.

«Если он любовник этой милой девушки, я дождусь, пока он выйдет из дома, — убеждал себя мистер Горби, садясь на скамейку. — Он не станет долго оставаться вдали от нее, а когда выйдет из дома, будет нетрудно выяснить, где он живет».

Когда Брайан появился этим вечером, направляясь к особняку Марка Фретлби, на нем был вечерний костюм, светлое пальто и мягкая шляпа.

— Черт меня побери! — воскликнул мистер Горби, когда Фицджеральд ушел с веранды. — Если он не круглый дурак, то я не знаю, кто он. Подумать только, разгуливать по городу в той самой одежде, в которой он отправил на тот свет Уайта, и думать, что тебя никто не узнает! Мельбурн — это не Париж и не Лондон, чтобы можно было позволить себе такую беспечность. Он еще и удивится, когда я надену на него наручники. Что ж… — Он закурил трубку. — Пожалуй, придется дождаться, пока он выйдет.

Терпение мистера Горби ждало тяжелое испытание, ибо шли часы, а никто не появлялся. В ожидании он выкурил несколько трубок, наблюдая за людьми, которые гуляли по Эспланаде в мягком серебристом лунном свете. Вот, держа друг друга за талию, проплыли несколько девушек. Потом появились молодой человек с женщиной, явно влюбленные. Они сели рядом и внимательно посмотрели на мистера Горби, давая понять, что будет лучше, если он уйдет. Но сыщик не внял молчаливой просьбе и продолжал наблюдать за большим домом на противоположной стороне улицы. Наконец влюбленные очень неохотно удалились.

Потом мистер Горби увидел Мадж и Брайана, которые вышли на веранду, и услышал в ночной тиши странный, потусторонний звук. Это было пение мисс Фезеруэйт. Затем Мадж вернулась в дом, а вскоре за ней последовал и Брайан. Последний на миг остановился и посмотрел прямо на него.

«Так-так, — подумал мистер Горби, закуривая очередную трубку. — Похоже, вас гложет совесть, а? Подожди немного, мой мальчик, будешь у меня сидеть, это уж как пить дать».

Потом из дома начали выходить гости, они жали друг другу руки, прощались, и их черные фигуры одна за одной исчезали в ночи.

Вскоре по дорожке прошли Брайан, Фретлби и Мадж, которая держалась за локоть отца. Фретлби открыл калитку и протянул руку.

— До свидания, Фицджеральд, — радушно произнес он. — Надеюсь скоро снова увидеть вас.

— До свидания, милый Брайан, — сказала Мадж, целуя его. — И не забудь насчет завтра.

Потом отец и дочь закрыли калитку, оставив Брайана на улице, и пошли обратно к дому.

«Ах, — вздохнул про себя мистер Горби, — если бы вы знали то, что знаю я, вы бы не были с ним так любезны».

Брайан пересек Эспланаду, прошел мимо Горби и дальше по улице, пока не оказался напротив гостиницы «Эспланада». Там он положил руки на забор, снял шляпу и принялся наслаждаться безмятежной красотой позднего часа.

— Какой милый молодой человек! — с сожалением в голосе пробормотал мистер Горби. — Даже не верится, что это он, но доказательства слишком серьезные.

Тишина стояла полная, даже дыхания ветра не чувствовалось; долетавший раньше с океана бриз давно стих, но Брайан рассмотрел небольшие белые волны, набегающие на песчаный берег. Длинный узкий пирс черной нитью уходил в поблескивающую серебром гладь, а вдали волшебно переливались огни Уильямстауна.

Надо всей этой безмятежной картиной нависло небо, будто сошедшее с картин Доре: огромная масса черных туч, громоздящихся друг на друга, точно камни, собранные титанами, чтобы подняться до Олимпа, и в ней дыра, сквозь которую просматривалось темно-синее небо, испещренное звездами, с плывущей среди них ясной луной, источающей свет на сказочную страну внизу и придающей всему серебристый оттенок.

К некоторому раздражению мистера Горби, который не был ценителем красот природы, Брайан любовался звездами несколько минут, наслаждаясь красотой борьбы света и тени. Наконец он закурил сигарету и спустился по ступеням на пирс.

«A-а, самоубийство! — подумал мистер Горби. — Ну уж нет, этого я не позволю».

Он зажег трубку и пошел следом за ним.

Брайана он нашел в самом конце пирса, где тот стоял, перегнувшись через парапет, и смотрел на искрящуюся воду внизу, которая в сонном ритме плескалась, успокаивая и очаровывая.

— Бедная девочка, бедная девочка, — услышал сыщик, подходя к нему. — Если она узнает все… Если только она…

Тут он услышал приближающиеся шаги и резко развернулся. Сыщик увидел мертвенно-бледное лицо и гневную складку между бровями.