Я оглянулась на Виолу и Эдмуса, но те только глаза вытаращили. Тоже не ожидали такой дискриминации?

И ведь пять минут назад я шагу бы не сделала за пределы этих пустых ворот, но теперь…

– А ты меня свяжи, и я не пойду!

Веслав скрестил руки на груди.

– Я тебе еще и приказать могу, – процедил он. – Забыла, с кем говоришь?

Хаос с прицепом! И этот неврастеничный тиран – наш новый Поводырь! Он ведь правда прикажет – по глазам его вижу, и этот приказ прикует меня к месту, потому что если я ослушаюсь…

Если я ослушаюсь, нас останется трое.

Спорить я больше не стала: в горле что-то дзынькнуло и оборвалось. Я смотрела на стоящего передо мной человека.

Чужого человека.

Который совсем недавно прикрывал мне спину в бою.

Ради которого я бы шагнула в огонь, во враждебную мне стихию, как и ради Йехара, или Виолы, или Эдмуса.

Который уже однажды предал меня – тогда, в нашем лагере, сейчас почти так же холодно…

Я помнила слова рыцаря о том, что алхимикам нельзя доверять и понимала, что из этого вытекает все остальное: нельзя испытывать к ним дружеские чувства, сопереживать им, считать, что знаешь их…

Но мне было не легче.

Я не сразу поняла, что Виола что-то кричит, а когда расслышала – мне стало смешно: триаморфиня решила с чего-то выступить в качестве моего адвоката. При этом ее обычная позиция «а мне по барабану» почему-то осталась в стороне.

– …то хоть объясни, с чего это тебе в голову стукнуло! Я признаю, что Ольга слишком молода, слишком импульсивна, она девушка, в конце концов, – сказано было так, будто себя Виола считала видавшим виды мужиком. Самое интересное, что в какой-то мере это так и было. – Да еще светлая ученица, что вместе со всем остальным… Оля, а ты не хочешь остаться?

Очень последовательно, спасибо. Ах, нет, вполне обычно, потому что последнюю фразу выдала уже Бо. Прекрасное пополнение, особенно на пути в город алхимиков.

Веслав был столь же последователен, как и триаморфиня. Он отвернулся от меня, будто вспомнив что-то важное, и сказал безразлично:

– Идемте, – чем обратил в пшик все наше препирательство с ним по поводу «иду – не иду».

Но я видела, как он напрягся перед тем, как шагнуть туда, внутрь, и я знала, что он не обманет меня больше. Даже если снова солжет когда-нибудь, что рад меня видеть.

Пустые ворота алхимического города не показались особенным препятствием после такой дружелюбной беседы. Харр ведь проходил здесь как-то – пройдем и мы, и мы действительно прошли, только не были готовы к тому, что мы увидим.

Города не было. Ни домов, ни проулков между домами, ни улицы, ни какой-нибудь захудалой площади на худой конец!

Была небольшая, но богато убранная комнатка во дворце.

В каком? Леший его знает, как сказал бы Веслав, но я была уверена, что это не квартира какая-нибудь, не избушка и не гостиница. Дворец – и все тут.

Хотя откуда бы в городе алхимиков взяться дворцу, и более того – как это мы с порога умудрились попасть не куда-нибудь, а в спальню принцессы?

Я обернулась, чтобы задать этот вопрос Веславу и убедилась, что Веслава поблизости нет. И Эдмуса нет, и Бо тоже. Попутно догадалась осмотреть себя, и оказалось, что ребра мне давит корсет старинного платья.

Я высунула из-под платья ногу и вздохнула с облегчением: кроссовки, мои любимые, разбитые по здешним дорогам кроссовки были на месте!

Хоть в какой-то части собой осталась…

Тут я почувствовала в руках странную, деревянно-нитяную на ощупь штуку и подняла к глазам… веретено. С острым таким, чем-то знакомым кончиком…

– Осторожно, принцесса! – донеслось из ниоткуда.

Это мне добрые феи мерещатся?

И потом еще три голоса – но эти уже знакомые и издалека:

– Что за… Ольга! Ольга!

– Ой, какое у нее платье красивое…

– Она нас слышит? Она сама говорить может?

Голоса шли от… нет, вот это точно галлюцинация. От портрета над уютным камином. В смысле, от троих на этом портрете.

И если можно представить на алхимике что-то глобально неподходящее к его внешности – это будет средневековый кафтан и парик, в коих он предстал на этом полотне.

– Ма-мма… – сказала я, рассматривая позументы на кафтане теперь уже Эдмуса.

Голоса то появлялись, то исчезали, будто кто-то невидимый регулировал ручку радиоприемника, и я уловила часть яростного спора о том, что со мной произошло. Из этой части получалось, что мои товарищи видят то же, что и я. Только со стороны.

– Не уколитесь, принцесса! – донеслось опять. Снова эта фея, чтоб ей самим этим веретеном упороться.

– Ребята, – громко и внятно сказала я. – Я тут вроде как попала в сказку о спящей царевне…

Спасибо, что не в сказку о Белоснежке. А то пришлось бы бороться с голодом при виде наливного яблочка и отмахиваться от кучи надоедливых гномов.

– Искажение… реальности, – донеслось до меня с портрета. – Ролевая… ситуация… кто-то играет в это…

– Не уколитесь! – донеслось до меня все тем же заботливым тоном.

– Делать-то чего? – поинтересовалась я, прокручивая в пальцах отравленное веретено.

Ответа не было.

Впрочем, ответ я уже знала сама. Раз меня сюда забросили – я должна найти решение ситуации. Каким-то образом закончить сказку. Только чтобы у нее был счастливый конец.

И чтобы не пришлось спать сотню лет до прихода моего принца, так что укол веретеном отпадает как решение тут же.

Я скосилась на портрет и захихикала, вообразив себе картину: прекрасный принц Веслав наклоняется над спящей мной, задумчиво изучает лицо, а потом выдает в пространство: «Пижму вашу через тертый кварц! А антидот-то я в своем королевстве забыл!»

Но если я буду просто сидеть, тупо глядя на веретено, решение само не найдется.

Может, спалить его? Огонь в камине горит… или заморозить, а потом расколоть? У принцессы из сказки не было стихийных сил, у меня есть. Или заморозить не веретено, а ту ведьму, которая мне его прислала? Да нет, этот сказочно-иллюзорный мирок наверняка ограничивается пространством моей комнаты.

И ребят больше не слышно, а жаль. Я даже на алхимика теперь не очень сержусь. Вернее, не сердилась бы, если бы он сейчас дал хоть какой-нибудь совет!

– Не уколись… – донеслось в очередной раз.

А он дал совет. Только давно, когда обучал меня пользоваться силами целителя. Он однажды сказал мне, чтобы я никогда не доверяла алхимику. И хотя сейчас я имею дело не с самими алхимиками, но с чем-то, что явно создано ими…

Я всадила кончик веретена в свой палец.

Только тот кончик, который не был ничем смазан.

Беззвучно. Но зато мои глаза покинули орбиты. Нет, каким образом, я же колола в палец, а такое ощущение, что попала в мозг!

И в спинной в том числе. А крови столько, будто я горло себе перерезала, хотя, может, я и преуменьшаю.

В любом случае, хватило. Как только первая капля упала на пол, помещение вокруг нас стало меняться. Вместо веретена в моей руке оказался острый осколок стекла. Комната пропала, я стояла рядом с остальными и зажимала проколотый палец.

– Додумалась, – буркнул Веслав. – Я весь голос сорвал орать тебе, чтобы ты перевернула веретено!

– Спасибо, – поблагодарила я мрачно, чувствуя, что все еще сержусь на алхимика. – Ну-ка повтори, что это со мной было?

– Морок, – ответ звучал гораздо лаконичнее, чем то, что я слышала с портрета. – Примерно как… вот этот.

Я растерянно посмотрела на слой пожухших листьев и мох под ногами. На мгновение сознание шепнуло, что этого здесь быть не может – и замолчало, когда я провела рукой по ближайшему дереву.

Несомненная кора. Шершавая и царапучая. И смолой пахнет.

Это уже больше, чем морок.

– Аюшки! – плаксиво донеслось до нас. – И что мне делать со всей этой сдобой, я же ее не ем!

В нескольких метрах от нас стояла Бо. В платьице и с корзинкой в руках.

В ярко-розовой шапочке…

– Наверное, отнести бабушке, – пробормотал алхимик, которого такое зрелище немного выбило из колеи.