Веслав длинно хмыкнул, в задумчивости расхаживая по комнате.

– Замаскируешься мороками и обрызгаешься своим адским одеколоном? – предположила я.

Веслав и Йехар разом передернулись при одной мысли о том, что придется выступать в шкуре друг друга. Уголок губ алхимика, успокоившийся было на какое-то время, снова принялся подергиваться.

– Это незачем. Я выйду под своим именем, но… – он выразительно взглянул на меч, стоявший неподалеку от изголовья рыцаря. – Как я понял из кодекса турниров, если с Глэрионом выйдет кто-то другой, считается, что дерешься ты?

Это простое объяснение до рыцаря доходило целую минуту.

– Ни за что! – он отчаянно дернулся к клинку, как будто надеясь убрать его подальше или защитить своим телом, но тут же отдернул руку. – Никогда! Отдать его в руки тебе? Тебе? Оплоту мрака? Сосуду тьмы?

– Сундуку ночи и трехлитровой банке зла! – громким шепотом подсказал Эдмус из угла. – Веслав, а почему ты молчишь? Ты должен повествовать сейчас с обилием жестов, какой опасности подвергал себя этот сосуд, мчась по холмам и долинам на верной кляче Холере, какие страдания ты пережил, когда пришлось петь и какие муки тебе доставила грязь, которая перепачкала твое пальто, не говоря о том, что мы почти утонули.

Наступила тоскливая тишина. Йехар с болью прикрыл глаза. Веслав, который дернулся было к двери, застыл на полпути и наградил Эдмуса не самым приятным взглядом.

– Я не могу, – наконец слабо сказал рыцарь. – Увидеть его в твоих руках… никто, кроме меня, не касался его с тех самых пор, как… с тех самых пор.

Его рука невольно легла на сердце.

Веслав же как всегда всех удивил. Он не стал орать или что-то доказывать. Он вдруг расслабился, почти упал в кресло и заговорил тихо:

– И если бы это был Глэрион – я не смог бы к нему прикоснуться. И как только рубин окажется у нас – если окажется – и меч опять станет самим собой, я опять не смогу до него дотронуться. Никто не сможет.

Йехар крепко зажмурился, опять потянулся к клинку, но дотронуться до него не смог. Тогда в дополнение ко всему рыцарь отвернулся. Его пальцы судорожно скомкали одеяло.

– Возьми, – процедил он. – Возьми, но помни: берешь последнее, что осталось у меня.

Алхимик поднялся, взял клинок, выдвинул из ножен и повертел в руках, присматриваясь. Из груди рыцаря вырвался чуть слышный стон, хотя больно ему не могло быть, он сам признался, что не чувствует меча.

– И уйди, – добавил Йехар сдавленным голосом. – Помни, хотя он и не пылает, его нрав остался при нем. Не каждого будет слушаться этот меч, и не с каждым сольется воедино в бою. Тебе придется тренироваться… жаль, что я не смогу показать тебе хотя бы два-три приема.

Голос его стал спокойнее, хотя он все еще не смотрел на алхимика. Тот недоверчиво покосился на него. Он сомневался в сохранности своей жизни в том случае, если бы Йехар мог показать «два-три приема».

– Обойдусь, – заверил Веслав. – Оставляю вас страдать.

Голос рыцаря нагнал алхимика у двери.

– Тебе правда пришлось петь?

Прежде, чем скрыться, Веслав погрозил Эдмусу, но не бутылочкой с ядом, а острием теперь уже своего клинка.