Бо тем временем продолжала топтаться на своей лесной тропке. Пооглядывавшись немного, она заметила нас и помахала.
– Ребята! Хотите пирожков? Ой, а вы знаете, вы деревья! Или это у деревьев ваши лица…
Прелестно. Всю жизнь мечтала стать то ли онтом из саги Толкина, то ли мутантом-буратинкой из другой какой-нибудь реальности…
– А вы не скажете, что я должна сделать? – взывала Бо.
– То же, что и Ольга, – пробормотал Веслав. По странной случайности это дошло до Бо, и она растерялась еще больше.
– Но у меня же тут нет вертен… верет… острой штуки! И я не буду колоть себе пальцы! И… а если я съем пирожки – может получиться? Ой, нет, на такую жертву я не готова…
– Берегись, Шапочка! Берегись! – донесся тот же голос, что слышала я, и в ту же секунду на полянку выскочил весьма реалистичный волк с раззявленной пастью.
– Пирожок? – предложила ему замешкавшаяся Бо. Волк слегка опешил, но потом решил пойти по сказке:
– Девочка в… Розовой Шапочке, – оказывается, он неплохо различал цвета, – куда ты идешь?
– Откуда я знаю?! – рассердилась на это Бо. – Была там, теперь тут с этими калорийными пирожками и в немодной шляпке. Разве не видно, что я заблудилась? Жаба – и та лучше тебя соображала!
Волк опешил теперь больше. Мы уже все сочувствовали бедному зверю…
– Кхм… а где живет твоя бабушка? – попытался он еще раз.
– Какая бабушка, ты, тупое говорящее животное?! – окончательно вышла из тебя Бо. – Она в другом мире живет! Она вообще умерла, когда мне было пять! Не хочешь пирожков – дай пройти!
Нечастный хищник на секунду возвел глаза к небесам, а потом прыгнул на Бо, намереваясь сократить сказку наполовину. Разумеется, в ту же секунду блондинка перекинулась в пантеру, и волк просто затормозил в воздухе. Потом исполнил (все еще в воздухе) сложный акробатический разворот и унесся в лес с поджатым хвостом и жалобным щенячьим визгом.
Пантера опять превратилась в Бо. Только теперь при ней не было корзинки, а вот розовый рюкзачок оставался на положенном ему месте. Лицо триаморфини сияло гордостью – мол, видали, как я здорово перекинулась туда, потом обратно?
– И долго это будет продолжаться? – обратилась я к Веславу. Я не разделяла веселья Бо, потому что поняла: если бы она не выкрутилась со своим превращением, ее бы растерзали по-настоящему. И я бы отравилась тоже по-настоящему, а значит, с чем бы мы ни столкнулись, оно хочет с нами не просто поиграть в сказочки.
– Пока мы не поймем, как это остановить, – ответил алхимик. – Мне кажется, я…
Но тут Бо завизжала во весь голос и попыталась влезть по Веславу, как по дереву, так что мы невольно отвлеклись.
Крысы!
Они кишели у нас под ногами. Сплошная шевелящаяся серая масса. Огромные, с длинными голыми хвостами, попискивающие…
К счастью, не обращающие на нас ни малейшего внимания, но стоять посреди них и чувствовать, как они тебя касаются, когда протискиваются мимо… Очень трудно было убедить себя, что это морок.
Крысиное море смыкалось вокруг Эдмуса, который озадаченно глядел на все это изобилие и явно не представлял себе, что с ним делать.
Нас спирит заметил довольно скоро, хотя и не знаю, чем мы были для него: подобием миражей? Фресками на стенах замка, возле которого мы стояли, и к которому теснило Эдмуса крысиное воинство?
– Веслав? – обратилась я к алхимику.
– Я читал очень мало сказок, – признался тот шепотом. – А в Книге Миров они точно не прописаны… хотя здесь что-то знакомое…
Мы переглянулись и заголосили хором, надеясь, что до Эдмуса дойдет:
– Ищи дудочку! Дудочку ищи!
И, наверное, дошло, потому что спирит оглянулся вокруг себя, махнул на крыльцо дворца и подобрал с него тонкую, резную дудочку…
Крысы принялись напирать еще оживленнее.
– Уведи их за собой, сыграй им! – шепнул тот самый голос, который мы уже слышали.
Эдмус нерешительно взглянул в нашу сторону. Потом взялся за дудочку и принялся дуть в нее изо всех сил.
И при первых же звуках мы зажали уши, а крысы кинулись наутек врассыпную! В глазах у зверьков жил смертный ужас, а на мордах выражалось только одно желание: оказаться подальше от Эдмуса и от дудочки. Правда, уйти удалось не всем, штук двадцать остались лежать на месте – кажись, разрыв сердца – в остальном же секунд через пять в пределах видимости не осталось никого живого, серого и хвостатого.
– Я не говорил, что играть умею так же хорошо, как петь? – осведомился Эдмус, оказываясь рядом.
– Нет, – ответила я. – Но мы поняли.
– И что дальше? – справилась Бо.
Веслав зябко кутался в свой плащ.
– Ну, если рассуждать логически – остался я. Хотя мне интересно, героем какой сказки меня… можно… сделать.
Последние слова он проговорил медленно, глядя прямо перед собой и что-то осознавая.
– В чем дело? – встревожилась и Бо.
Веслав с трудом пошевелил внезапно посиневшими губами.
– Холодно…
Бо выполнила несколько простейших пассов согревания воздуха, вокруг стало теплее, но алхимика трясло по-прежнему. Я шагнула было к нему – и мои пальцы вдруг уперлись в стекло.
В толстое, холодное стекло, холодное до того, что могло бы быть просто прозрачным льдом.
– Сложи слово… – послышалось из ниоткуда.
Мы опять были разделены, и теперь уже вокруг алхимика стремительно менялась реальность. Его обступили ледяные зеркала. Пол стал блестящим и гладким и совершенно точно ледяным. Посреди зала на зеркальном же столе легли несколько массивных книг. Последней из ниоткуда появилась доска, похожая на школьную, где нужно было составлять слова из магнитиков-букв, только здесь в их качестве выступали осколки льда.
– Что выведет тебя отсюда? – снова этот шепот. – Сложи слово, одно только слово…
– Я знаю эту сказку! – удивленно прошептала Бо
Я тоже знаю эту сказку.
Только рядом с нашим алхимиком нет Герды, которая смогла бы согреть его оледеневшее сердце.
Но Веслав смотрел на доску так, будто видел на ней что-то большее, чем хаотическое скопление льдинок. Приглядевшись, мы тоже начали различать какие-то символы… знаки…
– Формула… – прошептал Веслав уже почерневшими губами. – Алхимическая формула…
– Одно слово, которое выведет тебя отсюда, – откликнулся голос.
А другое наверняка уведет туда навсегда. Главное − чтобы он это сам понял.
Но времени на то, чтобы понять, алхимику дали немного: за его спиной возникли песочные часы. Из чашки в чашку стремительно сбегал не песок, а мелкая зеркальная пыль.
– Веслав! – разом вырвалось у нас всех. – Время!
Он обернулся, но посмотрел не на часы, а на нас. Затем протянул руку к доске, к острым сияющим льдинкам. Его пальцы коснулись их, сдвигая так, чтобы осколки образовали буквы… цифры… какое-то слово, очень короткое, гораздо короче, чем «вечность»…
Просто едва ли у него было время, чтобы сложить это самое «вечность».
– Это твое слово? – голос разом потерял в своих неземных интонациях. – «Она»? Ты останешься здесь навеки… впрочем, ладно, можешь уходить.
Ничуть не бывало. Веслав не сделал ни шагу к нам, хотя стекло, которое нас разделяло, пропало.
– Так ведь я силен не только в чистописании…
Тут он выхватил из кармана крошечную ампулу и швырнул в зеркала со словами: «Народ, ложись!»
Повторять дважды ему не потребовалось.
Над головой рвануло воздухом, и нас щедро припорошило какой-то пылью. Взрыв был почти беззвучным, но на редкость мощным.
Достойное завершение старой сказки. Впрочем, почти такое же достойное, как и у остальных…
Когда мы осмелились выпрямиться, поддерживая друг друга, зеркал не было. Ни зеркал, ни дворца, ни поляны с дорожкой.
Мы стояли посреди пустой и мертвой улицы города.
Это был Город Алхимиков, причем, тех, кто свято почитал Кодекс. Ни малейших признаков затейливости, с которой была выстроена халупа Веслава. Здания, идеально приспособленные для того, чтобы работать и жить (больше для первого, чем для второго). Одноэтажные, похожие друг на друга и напоминающие лаборатории даже снаружи.