Артур покачал головой.

— Нет, Граникус. Я не поступлю так. Надеюсь, ты не станешь мне мешать?

Келноз пожал плечами, будто сомневаясь.

— Наверное, не стану. Было бы странно с моей стороны сначала спасти тебя, а потом отправить к праотцам. Сделаю вид, что меня здесь не было. Бывай, Смилодон.

Артур проследил взглядом за удаляющимся Токра и повернулся к женщинам, которые начали медленно стекаться к нему, бесконечно радостные, что уцелели.

— А теперь самое время убираться, — слабо улыбнулся юноша. — Скоро здесь появятся солдаты.

***

Солнечный свет наполнял воздух, заставляя его дрожать под действием тепла. Шварки змеились по небу вереницей, держа курс в долину Солнечного Дня. Артур с грустью смотрел вниз, не в силах забыть события минувшей ночи. Они крепко держали его в плену, заставляя перебирать в уме каждое мгновение, каждую секунду.

Поединки с чародеями, как это ни странно, почти не оставили следа в памяти. Даже предательство Ларса теперь казалось Артуру чем-то незначительным. Напротив, оно стало далёким и бесцветным, подобно воспоминаниям из другой жизни. Разочарование утратило свою остроту, оставив в душе Покинутого очередной шрам, не такой глубокий, как остальные, а значит, недостойный обсуждения. Артур уже начал привыкать к предательствам со стороны близких.

Однако в череде событий прошедшей ночи были и другие моменты, которые вызывали у Смилодона не боль, а чувство глубокого удовлетворения. К таким моментам, безусловно, относилось спасение группы беженцев, которых он чудом вывел из окружения солдат Себанги Четвёртого и сопроводил к безопасному убежищу за городом. Он ни о чём не жалел, и теперь был обеспокоен только их дальнейшей судьбой. Но это уже лежало за пределами его власти.

Поступок Граникуса также крепко держал его, заставляя мысленно возвращаться к нему раз за разом. С чем же связана удивительная метаморфоза в поведении недруга? Возврат долга? Но разве он способен на чувство благодарности? Или же Смилодон совсем не знает его? Что он прошептал Такеру перед тем, как убил его? Юноша не знал это наверняка, но почему-то в тот миг ему показалось, что губы Граникуса сложились в фразе, состоящей из трёх слов: «Забудь. Смилодон мой». Возможно это только его мнительность, но что если Граникус жаждет убить его собственноручно? Этот вопрос терзал юношу до тех пор, пока возглас мастера Щерготуса не заставил его отвлечься.

— Брат Тарчет, посмотри туда, что ты видишь?

Вентарец указал рукой на северо-восток, в сторону излучины реки с необычным названием Трикет. Каратели посмотрели в указанном направлении, но не каждый увидел то, что взволновало мастера.

Артур увидел. И не поверил своим глазам. Практически на изломе горизонта имелось уродливое коричневое пятно непонятного происхождения. Оно разъедало огромную равнину, словно зараза на челе прокажённого.

— Что это? — спросил Граникус. — Неужели армия?

— Всё верно, — процедил Малициус. — Объединённая армия возрождённой Золотой Империи. Судя по цветам, в авангарде находятся Коричневые Черепа, а за ними туранские мамелюки. Кажется, в мире начинается кое-что пострашнее жалких конфликтов между королевствами.

— И с кем же они собрались воевать? — удивлённо спросил Спелум.

Тарчет насмешливо посмотрел на молодого мастера, совсем не столь опытного, каким должно быть заседателю в совете Четырёх Домов.

— Как с кем? Ну не с Марадоном точно. Там хватило бы и десяти тысяч мамелюков.

— Неужто со Свободным Союзом!? — догадался Спелум.

Тарчет кивнул.

— И не только. Никса, Джипур, Лария, Тарак, Этраска — все западные державы нынче под ударом. Марадон, как и другие королевства, раздавят, не слишком отвлекаясь на них. Хорошее положение.

— Если так, надо спешить в Орден. Совет должен узнать об этом как можно скорее.

Тарчет усмехнулся.

— Я думаю, там и без нас уже обо всём известно.

Артур незаметно поддался унынию. Он уже видел в своём воображении пылающие города и гниющие трупы, сотнями сваленные в ямы, по которым ползают чумные крысы и тучами вьются мухи.

— Война, — прошептал Покинутый, чувствуя, как его переполняет безысходность.

[1] Ра-Хаан — Кровавый Конь (староэльф.)

Конец второй части

Часть третья: Наставник Агно

Мой гнев на мастера Агно со временем только усилился. Я до сих пор не мог без содрогания думать о том, что рассказал учитель Малициус. Его слова абсолютно не совпадали с тем образом наставника, что был запечатлён в моей памяти. Однако я не мог их отрицать, ибо уподобился бы в таком случае слепцу, отвергающему реальность.

Время от времени я видел один и тот же сон, в котором ко мне приходил наставник. Его взгляд таил в себе нечто, что заставляло моё сердце обливаться кровью. Это была любовь отца к сыну, безграничная и невозможная. Наутро я с одержимостью сумасшедшего доказывал самому себе, что сон — всего лишь мистификация, порождённая моими безумными мечтами. Однако в душе продолжала теплиться надежда.

Надежда! Это она не дала мне пройти через абсолютное опустошение, когда любовь и ненависть одновременно наполняли сердце, разрывая его на части. Сомнения и боль стали моими единственными спутниками в том нелепом существовании, которое продлилось без малого два года.

Артур Смилодон

Глава 23

Отец против сына

«Я смотрел на вас целое утро с высоты башни Петрарки. Наблюдал, как вы струитесь шумными кричащими потоками по улицам Белого Крондора в направлении Висельной площади. Вы сладко смеялись, а ваши тщедушные жестокие сердца радостно бились в груди в предвкушении кровавого зрелища. Вы были восхищены тем, что ныне случится невероятное — вы, слабосильные пугливые овцы, отведаете крови настоящего зверя, хищного и прекрасного, самой природой поставленного над вами.

Все это время я был вынужден идти у вас на поводу. Презреть величие своего гения и красоту своего любимого Сына. Я был столь жалок, столь нерешителен, и это позволило вам полагать, что вы взяли вверх в борьбе за мою душу.

Поэтому говорю вам сегодня. Я есть Истина. Я глядел на вас, на вашу немощность и вашу гордыню, и на детей ваших, которые играя у ног своих родителей, также, как и вы, мечтали о Смерти для моего Сына. И душа моя в тот миг исполнилась ненависти к ним, ибо они ненавидели мое возлюбленное чадо.

О, как вы смеялись, когда я занес над его буйной головой секиру Ишанура — древний Фулгарион. Вы думали, что длань Кармадонского Быка оборвет нить этой жизни, и я утрачу смысл своего никчемного существования. В тот миг я заглянул в глаза возлюбленного Сына моего и понял, что уже слишком поздно. В его очах я узрел искупление кровью и меня накрыли ужасающие видения — я надрываюсь от крика, а он не слышит меня; бьюсь о плиты его склепа, но он никогда не проснется; стою в одиночестве посреди обожженной пустыни и перевожу взор с залитой кровью земли, где зарыт свет очей моих, к страшным, пустым небесам. И отчаяние овладевает мной…

И вот теперь время пришло. Вот оно, отпущение грехов, о котором я грезил столько лет, находясь в изгнании. Но не спешите заблуждаться, я не желаю вашей смерти — нет, это было бы слишком простой участью для вас, порождения ехидны. Я дам вам тот же шанс, что и вы дали мне когда-то. Смотрите перед собой — вот ваши дети, они же ваше спасение! Берите! Я бросаю их вам, как бросают кость своре злобных собак! За пир уплачено дорогой ценой, и мне любопытно, в какие пределы отчаяния ввергнет вас осознание этой цены, ведь она превосходит стоимость алмазов — ибо она цена крови ваших детей.

Давайте же, смейтесь как прежде, ешьте досыта, овцы, питающиеся мертвечиной! Смотрите: вон со ступенек эшафота течет горячая, дымящаяся кровь! Она течет из тел детей ваших, и она пролита за вас! Лакайте же её, вымажьте себе лицо этой кровью! Деритесь за право порвать на куски их тела… и тогда, обещаю, я пощажу вас!»