– Скажи мне!

И тогда он сказал. Но сначала закрыл глаза.

– Я переспал с другой женщиной.

Я не ошиблась. Я знала, что именно это он и собирался мне сказать. Но когда слова были произнесены, это означало конец наших отношений. Они разъединили нас. Вот так. Он сделал выбор, и я тоже сделала выбор. Уверена, что в тот момент я испытывала много разных эмоций, но я помню только одно свое чувство – одиночество.

– С кем? – спросила я.

– Это не имеет значения.

– Имеет, черт возьми!

Чип поднялся на ноги – так быстро, что опрокинул стул, который с грохотом упал. Он не стал поднимать его, а принялся нервно расхаживать по палате.

– С Тарой, – признался он, наконец.

– С твоей бывшей подружкой? Той, которую ты называл «Плакса»?

Он кивнул.

– Но она тебе даже не нравится!

– Я знаю.

Я даже не знала, с чего начать.

– Чип. – Это скорее был вздох, чем слово.

– Она увидела мой пост в Фейсбуке и связалась со мной. Она стала приходить, чтобы узнать, как я себя чувствую. Она принесла суп.

– Она принесла суп?

Он пожал плечами:

– Я ничего не ел. И она беспокоилась. А потом пошло-поехало…

– Не рассказывай мне.

Мне показалось, что я просто выдохнула эти слова. Я не хотела ничего знать.

Но теперь его уже было не остановить:

– Однажды вечером она пришла и увидела, что я плачу…

– Я должна пожалеть тебя?

– …и я никак не мог остановиться. И она просто обняла меня…

– Прекрати.

– …и стала меня укачивать…

– Чип. Заткнись.

– …а потом я не успел опомниться, как мы уже целовались…

– Прекрати! Я серьезно, черт возьми! Прекрати!

Я не осознавала, насколько громко я кричу.

И в этот момент дверь моей палаты распахнулась, и вошел Ян.

Он секунду смотрел на Чипа, прежде чем повернуться ко мне:

– Все в порядке?

– Убирайся отсюда, приятель, – сказал Чип. – Мы разговариваем.

Ян продолжал смотреть на меня:

– Я спрашивал не тебя, подонок.

Я посмотрела на Яна. Он стоял неподвижно, но был напряжен до предела. И я поняла, что мой папа был прав. Слышимость между моей палатой и коридором была отличная. Я прекрасно слышала, что делается в коридоре, но и в коридоре было отлично слышно все, что происходит в моей палате.

И Ян стал свидетелем этого унизительного, разрушающего жизнь разговора. Во всяком случае, большей его части.

– Могу я что-нибудь для вас сделать? – спросил он меня, и в его голосе прозвучало сочувствие, которого я никак не ожидала от него. – Подать вам стакан воды? Выбить дерьмо из этого мерзавца?

Я едва заметно улыбнулась, но Ян это увидел. А потом я покачала головой.

– Можем мы закончить наш разговор, пожалуйста? – спросил Чип, хотя я не поняла, обращался он ко мне или к Яну.

– Мэгги? – спросил Ян, ни на секунду не отводя от меня взгляда. – Вы хотите продолжать этот разговор?

Я покачала головой:

– Полагаю, мы уже закончили.

– Вот так, подонок. Проваливай.

Но Чип не был готов уйти:

– Маргарет!

В мгновение ока Ян оказался рядом с Чипом, возвышаясь над ним на добрых шесть дюймов.

– Ты слышал ее. Убирайся.

Чип поднял руки над головой и отступил на шаг:

– О’кей.

Он немного попятился, не поворачиваясь, как видно, размышляя, есть ли у него выбор, а потом, потому что выбора не было, повернулся и направился к двери.

И в этот момент я окликнула его:

– Чип! Подожди!

Он обернулся, и я сорвала с пальца погнутое кольцо и бросила его в Чипа изо всех сил.

Он увернулся, и я промахнулась.

Кольцо отскочило от стены и покатилось под пустую кровать, стоявшую рядом с моей. И Чипу пришлось встать на колени, чтобы добраться до него. Это было унизительно, и я почувствовала некоторое удовлетворение.

Но только некоторое.

Но как только он ушел, меня как будто накрыло туманом.

Я словно задыхалась от недостатка воздуха.

Я начала тяжело дышать, делая глубокий вдох, потом выдох, потом снова вдох и выдох. Но мне казалось, что хотя я и вдыхала воздух в легкие, они отказывались насыщаться кислородом. И на мгновение я как бы ослепла. Комната не стала черной – она стала белой. Все вокруг перестало существовать.

Кроме голоса Яна. Он все еще был здесь.

– Не спешите, – услышала я его голос прямо рядом с моим ухом. – Медленнее. Сделайте вдох на четыре счета. Вот так. Теперь сделайте выдох на четыре счета. Хорошо.

По мере того как мое дыхание замедлялось, я начала приходить в себя и почувствовала ладонь Яна на моем лбу. Он гладил меня по волосам. Я открыла глаза и увидела его лицо в нескольких дюймах от меня.

– Вы в порядке, – повторял он. – Вы в порядке.

– Ян, – сказала я, когда почувствовала, что уже могу говорить. – Мне нужно от вас одно одолжение.

– Что хотите, – отозвался он. – Разумеется.

– Мне действительно очень, очень нужно, – сказала я, – чтобы вы помогли мне выбраться отсюда, черт побери!

Ян выпрямился и внимательно посмотрел на меня. Потом протянул руку и откинул мое одеяло.

– Хорошо, – сказал он. – Сядьте на край кровати.

Я спустила ноги с кровати, а он повернулся ко мне спиной и присел на корточки.

– Забирайтесь.

– Что? На вас? На закорки?

Он кивнул:

– Притворитесь, что я лошадь.

– Наверное, клейдсейдаль[9]?

– Давайте. Сожмите бедрами мои бока.

И я смогла сделать это, что явилось для меня хорошей новостью. Мои бедра работали хорошо. Не работало лишь то, что было ниже колен. Я наклонилась вперед, пока моя грудь не коснулась его спины, а потом обхватила его ногами за талию. А руками обняла за шею.

– Только не задушите меня, – сказал Ян. – Возьмитесь пониже, рядом с ключицами.

Он передвинул мои руки чуть ниже, а потом поднялся.

– Так хорошо?

Я не помнила, когда в последний раз меня катали на закорках.

– Да.

– Мы не потревожили ваши трансплантаты? Или ваши шрамы на груди?

– Все хорошо. Мне следует почаще так путешествовать.

Он подхватил с моей кровати одеяло и подушку. А потом мы вышли из палаты и пошли по коридору. Все, кто там был, прервали свои занятия и изумленно уставились на нас. А когда мы проходили мимо сестринского поста, Ян, не замедляя шаг, схватил со стола пачку печенья.

Он шагал очень широко, и мы продвигались быстро. Он, в самом деле, был настоящим клейдсейдалем. Он даже не шел, он бежал рысцой. Я уже много недель не перемещалась так быстро в пространстве и, несмотря на все случившееся, чувствовала себя возбужденной. И мне очень хотелось смеяться, но я сдерживала себя.

Мы добрались до лифта, доехали до верхнего этажа, а потом направились к дальнему концу коридора, к двери, на которой было написано «НЕ ВЫХОДИТЬ – СРАБОТАЕТ СИГНАЛИЗАЦИЯ».

– Эй, это не выход, – сказала я, когда мы подошли к двери. – Эй! Сейчас сработает сигнализация!

Но Ян все равно невозмутимо открыл эту дверь. И сигнализация не сработала.

– Она отключена, – объяснил он, когда дверь за нами захлопнулась. – Сестры ходят сюда покурить.

И мы оказались на крыше. У меня перехватило дыхание. Стоял ясный мартовский вечер. Небо было усеяно звездами. И это показалось бы мне восхитительным в любой ситуации, а я в прямом смысле не была на улице с момента катастрофы. Сколько времени прошло с тех пор? Я уже почти три недели находилась в палате, а перед этим провела неделю в блоке интенсивной терапии. Так что целый месяц я не видела неба, не чувствовала дуновения ветерка, не дышала свежим воздухом. Неудивительно, что у меня в голове все перемешалось.

Да еще учитывая все остальное.

Ян пересек крышу и остановился у дальнего края, откуда открывался прекрасный вид на город. А потом, все еще не спуская меня со спины, он расстелил на полу одеяло и бросил на него подушку и печенье. Опустившись на колени, он выпрямился, чтобы я могла соскользнуть с его спины. У меня немного закружилась голова. Когда я оказалась на одеяле, я перекатилась на бок, а потом легла на спину. Ян подложил подушку мне под голову, чтобы я могла лежать и смотреть на звезды, не касаясь своих трансплантатов.