Она вздрогнула и села в кровати.
– Отличные новости! – все так же шепотом сообщила я.
– Что?
– Мне нужно в туалет по-большому.
Она слегка наклонилась вперед:
– Это и есть «отличные новости»?
– Помоги мне выбраться из кровати.
– Разве ты не ходила в туалет перед тем, как мы легли?
Я щелкнула пальцами, словно торопя ее:
– Тогда я просто пописала.
Она встала и взяла мою доску.
– Ты же понимаешь, что это значит? – спросила я, переползая с ее помощью на доску.
Кит все еще никак не могла толком проснуться:
– Что это значит?
– Это значит, что я могу ходить в туалет сама.
– А значит ли это, что ты поправляешься? – спросила она.
– По крайней мере, мне не становится хуже.
– Могу я разместить в Инстаграме эту фотографию? – спросила она, когда я уселась на унитаз.
– Еще раз упомянешь Инстаграм – окажешься на первом же самолете, направляющемся в Нью-Йорк.
– Ясно, – сказала она.
Она какое-то время ждала меня около туалета, читая разные заметки в Интернете, чтобы скоротать время.
– Ты знала, что катетер изобрел Бен Франклин в 1752 году, когда его брат страдал от камней в почках?
– Не могу сказать, что знала.
– А ты в курсе, что из мочи можно сделать порох?
– Это может оказаться очень кстати.
– А ты слышала, что 73 процента людей не могут самостоятельно какать при повреждениях позвоночника?
– Это очень грустно.
– Но не для тебя.
– Где ты все это нашла?
– Надо знать места.
Я не спешила. Кит несколько раз намекала, что пора возвращаться в кровать, но торопить происходившее со мной чудо я ни за что не хотела.
Глава 11
На следующий день во время обеда не успела я сообщить маме о своем новообретенном умении ходить в туалет, как она объявила эту тему «неэстетичной» и вернулась к своим переживаниям касательно моих отношений с Чипом.
– Он приходил к тебе? – захотела выяснить она.
Мой сэндвич внезапно стал казаться безвкусным.
– Можем мы не говорить об этом?
– Я читала кое-какие статьи в Интернете, – сообщила мама.
Я взглянула на папу.
– Начинается, – сказал он.
Но мама невозмутимо продолжила:
– И я думаю, что, может быть, он боится видеться с тобой.
– Боится?
– Он боится видеть, какой ты стала. Ты стала воплощением его слабости и глупости.
– Правда?
– А какие еще могут быть объяснения?
– Я не могу сейчас заниматься психоанализом.
Мне и без того было непросто проживать день за днем.
– Но кто-то должен это делать!
– Похоже, ты неплохо с этим справляешься.
Мама положила свой сэндвич на столик. Этот жест означал, что она намерена перейти к делу. Она начала было говорить, но потом осеклась и повернулась к папе:
– Знаешь что, милый? Этот сэндвич мне не нравится.
Папа посмотрел на ее сэндвич.
– Мне неловко просить тебя, но не мог бы ты вернуться и купить мне вместо него салат «Цезарь»?
Папа только что успел откусить первый кусок своего бутерброда. Он какое-то время в замешательстве смотрел то на него, то на маму.
– Ты хочешь, чтобы я опять съездил в магазин?
Мама кивнула и жестом указала на меня:
– В любом случае нам нужно немного посекретничать по-женски.
Папа взглянул на меня. Потом кивнул, встал со стула, держа в одной руке сэндвич, а в другой – парковочный талон, и вышел из палаты.
Когда дверь за ним закрылась, мама придвинулась ко мне и тихо сказала:
– Прошлой ночью я читала статью о сексуальных отношениях после повреждения позвоночника.
– Мама! Зачем?!
– Потому что, если сексуальный аппетит Чипа таков же, как у его отца или любого другого мужчины, это будет важно для него.
Я сморщила нос:
– Пожалуйста, не нужно говорить со мной о сексуальном аппетите Джима Данбара.
– Я лучшая подруга Ивлин вот уже много лет, милая. И я знаю все.
Но я лишь качала головой:
– Нет. Пожалуйста. Нет.
– Хорошие новости состоят в том, – продолжала она, – что если мужчины в твоем положении часто теряют свои сексуальные способности, женщины обычно их сохраняют. Это означает, что даже если ты больше не сможешь ходить – а ты сможешь, я уверена, – ты все равно останешься полноценной партнершей в этом вопросе.
Что было хуже – обсуждать с мамой сексуальный аппетит отца Чипа или мой? Не могу передать словами, насколько мне не хотелось говорить с ней об «этом вопросе». Но мама только набирала обороты.
Она продолжила:
– Ты сможешь рожать детей и все такое прочее. На самом деле, единственная проблема женщин в твоей ситуации состоит в том, чтобы найти того, кто готов…
Она внезапно остановилась.
– Того, кто готов на что?
Но она перевела все свое внимание на сэндвич, заворачивая его в обертку, словно желая сохранить на потом.
– Готов на что?
Она начала объяснять снова, тщательно подбирая слова:
– Уровень женской сексуальности обычно не снижается, но проблема состоит не в их физическом состоянии, а в том, что никто…
Она замолчала, словно не в силах выговорить это.
– Никто больше не хочет их трахать?
Мама закрыла глаза:
– Ты знаешь, как я ненавижу вульгарные выражения.
Если бы в этот момент я могла выйти из комнаты, я бы сделала это.
Но, не имея такой возможности, я лишь откинулась на подушку.
– Это и есть то вдохновляющее сообщение, с которым ты пришла сюда сегодня?
У нее хватило совести немного смутиться. Она сложила свою салфетку и принялась разглаживать ее на коленях.
– Просто я прочитала ту статью и подумала, что тебе полезно ознакомиться с этой информацией.
– Зачем? – спросила я. – Что я должна теперь делать? Стараться еще больше, чтобы произошло чудо? Отрицать все законы человеческой физиологии?
– Я просто пытаюсь тебе помочь, – настаивала мама.
– Запугивая меня?
– Я хочу сказать, что нам нужно прилагать еще больше усилий. Нужно смотреть фактам прямо в глаза. Восстановление организма происходит в первые шесть или восемь недель после катастрофы, а ты уже потратила две из них.
– Ты хочешь сказать, что я лентяйка?
– Я хочу сказать, что ты должна бороться в полную силу.
В сумасшествии моей матери всегда была какая-то искаженная логика. И я уловила ее сейчас. Она не случайно сообщила мне, что я могу всю свою оставшуюся жизнь провести без секса. Она сделала это нарочно. Она попыталась мотивировать меня. Заставить меня сфокусироваться. Пробудить в моей душе протест и нежелание сдаться.
И самое худшее в этом было то, что она достигла своей цели.
Именно так она и мотивировала меня всю мою жизнь – заставляя меня бояться самого плохого сценария. Она пыталась напугать меня и тем самым побудить к действию.
Надеялась ли я, что смогу заставить позвоночник слушаться меня? Конечно, нет. Можно лишь усилием воли преодолеть что-нибудь? Конечно, нет. Можно ли противопоставить решимость невозможному? Нет, нет и нет.
Но какой у меня был выбор? Конечно, она играла не по правилам. Она вела себя как террорист. Но у нее были добрые намерения, и она не ошиблась. Я не хотела провести остаток жизни в инвалидном кресле. Я не хотела отказаться от всего, о чем мечтала. Я не хотела потерять Чипа.
Подождите, разве так обстояло дело? Прежняя я не хотела потерять прежнего Чипа. Но теперь, думая о нем, я не была уверена, что именно теперешняя я чувствует к теперешнему Чипу. Конечно, в свете маминых откровений было не важно, что я чувствую по отношению к нему. Судя по ее словам, если я не удержу его, я вообще останусь без мужчины. Точка.
Это был ее коронный номер. Если немного страха сможет зажечь во мне костер и вдохновить на подвиги, разве это было так плохо?
Мама почувствовала, как я загорелась. Для дамы, с таким невниманием относящейся к чужим чувствам, она была очень наблюдательна. Она положила недоеденный сэндвич обратно в коробку, подошла к кровати и взяла меня за руку.