– Я не должен был отвечать на твой поцелуй.

– Потому что путаться с пациентками противоречит твоему кодексу профессиональной этики? – высказала я догадку.

Ян принялся расхаживать по комнате.

Я сделала еще одну попытку:

– Потому что если об этом когда-нибудь узнает Майлз, ты потеряешь свою работу?

– Если Майлз когда-нибудь узнает об этом, я потеряю свою лицензию, – сказал Ян. – Но дело не в этом.

– А в чем?

– Это нечестно по отношению к тебе.

Я больше всего хотела снова оказаться в его объятиях.

– Я думаю, что это было честно. Я думаю, что это было очень честно.

Ян провел пятерней по волосам.

– Ты не можешь судить об этом.

– Я не могу что?

Он повернулся и в первый раз посмотрел на меня. Мне показалось, что лампа под потолком горит ужасно ярко.

– Ты не в том состоянии, чтобы судить об этом.

– Ты хочешь сказать, что я не знаю разницы между тем, что честно, а что нечестно?

– Я хочу сказать…

– Потому что мой жених разбил самолет, в котором я даже не хотела лететь, и парализовал меня, а сам не получил ни царапины? Очевидно: это нечестно. Ты приехал сюда, играл «С днем рождения тебя» на гавайской гитаре и подарил мне самый лучший поцелуй в моей жизни? Это я могу расценить только как честно.

– В этом все и дело. Это не был самый лучший поцелуй в твоей жизни.

Я недоверчиво приподняла брови:

– Не был?

– Ты только так думаешь.

– Я уверена, что это одно и то же.

Но он покачал головой:

– Когда человек проходит через такие испытания, через которые прошла ты, когда весь его мир рушится, потребуется много времени, чтобы он начал здраво оценивать ситуацию. Месяцы. Даже годы. Полученная травма делает его уязвимым во многих отношениях, и он даже не осознает этого. Я знаю все об этом. Я изучал все это. Я читал учебники и сдавал экзамены. И то, что произошло, противоречит моему профессиональному кодексу по очень важной причине, Маргарет. Я обязан защитить тебя.

Теперь я уже была Маргарет? Я заметила, что по моему лицу катятся слезы, но мне было не до них. Я лишь небрежно вытерла их рукой.

– Мне на все это наплевать.

– Но мне не наплевать. Ради твоего же блага.

– Но ты… – Я остановилась, с трудом переведя дыхание. Я боялась продолжать, потому что это признание было слишком трудным для меня. Но я должна была сделать эту попытку. Я должна была быть, по крайней мере, честной. И я сделала глубокий вдох и сказала: – Я весь день только и жду встречи с тобой.

Он закрыл глаза, словно это его покоробило. Совсем не тот эффект, на который я рассчитывала.

– Вот именно это я и пытаюсь объяснить тебе, – сказал он.

– Не понимаю.

– Твои чувства ко мне доказывают, что ты в опасности. Я не должен был приезжать сюда. Я знал, что есть риск, что такое может случиться.

Так, значит, он знал, что нравится мне. Я вздохнула.

– Так я совсем тебе не нравлюсь?

Ян снова провел пятерней по волосам. Потом подошел к двери и, повернувшись, посмотрел на меня своими темно-синими глазами.

– Я ненавижу всех, – сказал он. – Кроме тебя. – Он открыл дверь, собираясь уйти, но потом добавил: – И это еще одна причина, из-за которой ты в опасности.

– Ты уходишь? – спросила я.

Было и так ясно, что он уходит из комнаты. Но я имела в виду: «Ты возвращаешься в город?»

– Нет. Конечно, нет. Я останусь ночевать, чтобы присмотреть за тобой.

– За мной не нужно присматривать.

– Хочешь остаться на попечении этих голубков?

Не слишком, надо полагать.

Он продолжал:

– Я должен благополучно доставить тебя обратно в больницу.

– Ты переведешь меня к другому тренеру?

– Это тебе решать.

Я даже не могла представить себе кого-то другого в этой роли.

– Я не хочу другого тренера.

– Тогда я останусь.

– А ты будешь приходить ко мне для дополнительных занятий?

– Да, если хочешь. Но я буду приходить после ужина, чтобы избежать осложнений.

– Больше никакого дурачества?

Он покачал головой:

– Так будет лучше.

Что я могла сказать? Это не лучше, а хуже? У меня не было шансов переубедить его. Он уже пришел к выводу, что я не в состоянии решать, что для меня лучше. И, судя по всему, себе он тоже не слишком доверял. Он отвергал меня? Был ко мне равнодушен? Но разве можно было так целовать женщину и не испытывать хоть чего-нибудь, по крайней мере? Я знала, что в его поцелуе было явное желание – но, может быть, это было просто обезличенное желание, которое он мог испытывать по отношению к женщинам вообще? Может быть, ему было так одиноко, что сгодилась бы любая, даже такой инвалид, как я?

После того как он ушел, я еще долго не могла заснуть. Я ждала, когда Кит вернется в свою спальню, потому что мне нужно было пописать, но я ни за что не стала бы просить Яна помочь мне. Может быть, мне действительно без него было бы лучше. Он, во всяком случае, был в этом уверен. Но сколько бы я ни думала об этом, я никак не могла представить себе, как смогу теперь жить без него.

Следующее утро оказалось совсем не таким, как я ожидала.

Я думала, что за завтраком буду чувствовать себя неловко рядом с Кит и Бенджаменом, которые будут ворковать, как голубки, в то время как Ян с каменным лицом будет смотреть в окно.

Но все пошло совсем не так.

Когда я открыла глаза, я, как и всегда по утрам, попыталась пошевелить пальцами ног. И один из пальцев сделал кое-что абсолютно шокировавшее меня.

Он пошевелился.

Он пошевелился!

Это был большой палец моей правой ноги, чтобы быть точной.

Я даже подумала, что все еще сплю.

Я сделала еще одну попытку, и он снова пошевелился.

– Эй! – закричала я. – Эй!

В следующую секунду в мою дверь ворвались все три моих соседа. Передо мной предстала коллекция самых разнообразных одеяний для сна, из чего явствовало, что я проснулась раньше их всех. На Кит был ярко-розовый пеньюар, которого я прежде не видела. А у Толстяка Бенджамена борода стояла дыбом, противореча всем законам гравитации. Ян, на которого я старалась не смотреть, был в синих пижамных брюках и серой футболке. Его волосы были еще более всклокоченными, чем борода Бенджамена, но это, честно говоря, делало его еще привлекательнее.

Но в тот момент все это не имело значения.

– Я сплю? – требовательно спросила я.

– Солнце еще даже не встало, – сказала Кит с упреком.

– Мне нужно точно знать, сплю ли я в настоящий момент. Так я сплю?

– Если ты спишь, то мы, конечно, не сможем дать тебе удовлетворительный ответ, – высказал предположение Толстяк Бенджамен.

Ян шагнул ближе ко мне.

– Что случилось?

– Смотрите, – сказала я, указывая на палец на моей ноге.

И я пошевелила им.

– Нет! Этого! Не! Может! Быть! – завопила Кит, бросаясь обнимать меня.

– В чем дело? – спросил Бенджамен. – Я что-то пропустил?

– Сделайте это еще раз, – попросил Ян.

И я сделала это еще раз.

– И это происходит всякий раз, когда вы пытаетесь им пошевелить?

– Пока что да, – ответила я.

– А вы можете пошевелить пальцами на другой ноге?

Я попробовала. Ничего. Я покачала головой.

Ян стал обследовать мои ноги, хотя у него при себе не было нужного оборудования. В результате этого обследования мы узнали не слишком много, но, во всяком случае, убедились, что первое: палец шевелился, когда я хотела этого, и второе: я не спала.

– Что это значит? – спросила я Яна.

– Это значит, что до нервных окончаний пальца доходит больше информации, чем раньше.

Это был разумный ответ, но совсем не тот, который я хотела от него услышать.

И также, по-видимому, Кит, которая начала подпрыгивать на месте и кричать:

– Это значит, что она снова сможет ходить! Правда?

И все опять уставились на мой палец.

Я пошевелила им, гордясь своим достижением.