«Электричества нет – он работает, потому что подключен шлангом к газовому баллону».

Маленькая девочка с церебральным параличом лежит на белой простыне, а ее мама и помощник пытаются делать физиотерапию. Она тихая и спокойная, когда они двигают ее руки и ноги.

Мы едем обратно в Кветту. Это занимает три часа.

Сьюзи остановилась, чтобы сделать фотографии.

Я выхожу наружу. Глухомань – ни тени, ни укрытия.

Я думаю о тех женщинах и детях, которые шли по этой невыносимой жаре почти два месяца. Я не могу понять, как они выжили, неся все свои пожитки, почти без еды. И как они находили воду?

Я не могу представить, каково должно было быть некоторым беженцам, когда они добрались куда-то и им сказали: «Вам не рады на нашей территории или в наших лагерях».

В Пакистане уже около двух миллионов беженцев. Многие считают, что их еще больше.

Как хорошо, должно быть, найти группу таких людей, как полевые сотрудники УВКБ, которые рады тебе и хотят тебе помочь, которые, не торопясь, выслушают твою историю и зарегистрируют тебя и твою семью, чтобы ты мог обращаться за помощью.

Представьте: тебе дают еду после того, как ты чуть не умер от голода.

Неудивительно, что эти беженцы благодарны даже за малое.

Во время нашей трехчасовой обратной поездки мы сидели в тишине, проезжая по сухой земле. Радио не было. У меня было много времени для раздумий.

В Пакистане три различных типа афганских беженцев.

Первые прибыли сюда двадцать лет назад, во время войны с Россией.

Вторые прибыли в 1995 и 1996 годах, когда к власти пришел Талибан.

Третьи прибыли из-за нынешней войны, а также засухи в течение последних трех лет.

Здесь, в городе Кветта, даже дети-беженцы работают.

Это не очень отличается от жизни в лагере для беженцев в сельской местности. Есть одно отличие: они имеют доступ к торговле, но вынуждены платить за жилье и платить за образование (в отличие от лагерей).

Здесь дети часто не ходят в школу, они занимаются тяжелой работой. Есть Центр медико-социальной помощи, куда беспризорные дети могут приходить на один час и получать образование. Один час – все то время, которое они могут оторвать от работы. И это для них важно. Центр старается поощрять их, например, хлебом и чаем, чтобы они продолжали приходить.

Этот центр спонсируется организациями «Оксфам» и «Спасем детей». Детей учат счету и грамоте. Они также узнают о гигиене – как мыться и заботиться о своем теле.

Врачи говорят нам: «Детям надо учиться, потому что многие из них бродят и собирают мусор».

«Когда они получают основное образование, мы даем им хлеб и чай и аптечку первой помощи».

Я познакомилась с мальчиком, у него большие глаза и множество порезов на грязных руках. Он сказал мне, что работает, собирая мусор, и получает две рупии за один килограмм мусора. Две рупии эквивалентны двум американским центам.

Он улыбается и кажется таким наивным. У него нет даже представления о том, насколько несправедлива эта ситуация.

Я спрашиваю еще нескольких детей, собирают ли они мусор. Большинство детей поднимают руки. Другие дети работают с родителями на рынке.

Я спрашиваю одного ребенка: «Ты хочешь вернуться в Афганистан?»

– Да, но там никогда не будет свободы.

– Кто хочет рассказать наизусть алфавит?

Все поднимают руки, и каждый пытается быть первым.

Выбрали маленького мальчика. Он стоит, вежливо сложив руки за спиной. Он начинает рассказывать высоким слабеньким голоском:

– Эй, би, си, ди…

Я плачу. Я не могу сдержаться. Посещаем еще одну комнату.

Я стою у входа. Мне еще не разрешили войти. Я вижу груду обуви маленького размера. Вхожу. Все улыбаются. Все они так доброжелательны к незнакомке.

«Asalaamu alaykum».

У них та же история. Думаю, это сложнее всего – видеть их, слушать их, с их синяками, грязной порванной одеждой, порезанными пальцами и улыбающихся тебе. Они дети. Они еще мечтают. Они кажутся полными надежд, и это разбивает твое сердце.

Когда мы уезжаем из лагеря, все дети выбегают, выстраиваются у стены и машут нам на прощание. Находясь в автомобиле, мы с Захидой пытаемся обсуждать программы и Конвенцию о правах ребенка. Но мы плачем. Мы видим на улицах других маленьких детей, собирающих мусор.

У меня нет слов.

Мы прилетели обратно в Исламабад. Мне кажется, прошел уже месяц с тех пор, как мы были здесь. Я очень устала.

Здесь, в офисе УВКБ, я познакомилась с Бернадетт. Она ведет нас в первое место. Бернадетт работала в Пномпене в Камбодже, и у нее есть сообщение для меня от Мари-Ноэль (с которой я была в Камбодже). Мы поговорили о наших друзьях и Камбодже.

(Через несколько недель после того, как мы распрощались в Бангкоке, Мари-Ноэль была неожиданно уведомлена о переводе в другое место. Через несколько недель она уже работала в офисе УВКБ в Шри-Ланке. Я думаю: как же она адаптируется? Неожиданные переводы обычны для УВКБ. Это одна из трудностей работы.)

Приятно чувствовать, что ты связана с другими по всему миру.

Уважать и ценить другие места и культуры – это в духе УВКБ и его персонала. Это самая сущность значения ООН.

Д-р Джавид Ахтар Хан – координатор программы.

Половина сотрудников – профессионалы, половина – волонтеры. Волонтеры работают за «благословение».

У всех здесь общая цель. Они оказывают помощь и лечат многих афганских беженцев, живущих в городских районах.

УВКБ едва хватает средств, чтобы помогать более чем одному миллиону в лагерях. Оно не может помогать и беженцам в городских районах – это где-то от 700 000 до 2 миллионов человек, подсчитать точно невозможно.

Также есть небольшая группа беженцев не из Афганистана. Беженцев-неафганцев в Пакистане около 1700 человек, они из Сомали, Ирака и Ирана. Они живут в больших городах и получают ограниченную помощь от УВКБ. УВКБ обеспечивает их самым необходимым, чтобы удовлетворить минимальные потребности в еде, жилье, здравоохранении и образовании, а также оказывает юридическую помощь и консультирует относительно их статуса и других проблем. УВКБ также пытается найти для них долгосрочные решения. Мы входим в комнату, где находится около двадцати пяти женщин.

«Наши дети не могут ходить в школу». «Многие из наших мужей и братьев не могут получить работу». «Очень сложно платить за жилье и за школу».

Как они могут все это пережить?

Некоторые отцы продают фрукты, многие матери работают в пакистанских домах.

«Мы не уверены в своем будущем». «У наших детей нет будущего». «Десять человек живут в одной комнате».

Я спрашиваю: «Вас притесняет полиция?»

«Конечно. Обычно они просто пробуют получить с нас немного денег».

Мне говорят, что их всегда просят показать удостоверение личности или паспорт.

Даже тем, у кого есть эти документы, возможно, придется заплатить. Один мужчина рассказывает нам историю своего друга, который показал свой паспорт полицейскому, а полицейский порвал его прямо у него на глазах. Это был единственный документ, удостоверяющий его личность.

«Это наша вина – мы живем здесь нелегально. Это их страна. Так что мы можем сделать? Мы не можем жить в нашей стране. Мы умрем. Так что нам делать?»

Я спрашиваю: «Что вы можете сказать о ситуации в Афганистане?»

«Ужасающая».

«Что вы хотите сказать миру: международному сообществу, ООН?»

Вдруг они все начинают говорить.

Женщина переводит.

«Мы хотим мира. Мы хотим продолжать наше образование. Если мы однажды сможем вернуться в Афганистан, то мы сможем помочь нашему народу».

Они вынуждены брать плату с женщин и детей за уроки. Им очень сложно просить деньги, но это единственный способ содержать школы.