– Вот ты начнешь ходить, и мы пойдем искать зайкин домик.
– А я буду ходить, мама?
– Конечно, малыш! Папа тебя сюда и принес для этого.
В сердце Эльвиры постоянно чередовались надежда и тревога. Пока побеждала надежда.
Исследование Долины
КСС. Все последующие дни продолжалось интенсивное исследование Долины и обустройство главного лагеря База-1.
* * *
Погода стояла, мягко говоря, замечательная. Настроение у всех было приподнятое, а открытия следовали одно за другим.
Завтракали в семь утра, а в восемь уже расходились группами по своим делам, сбор в лагере назначался напять вечера, в шесть уже начинало смеркаться. В реальности, конечно, расписание соблюдалось не очень строго.
Как правило, Высокий с кем-нибудь занимался топографической съемкой, Крис и Солдат ходили с геологами Гошей и Кварцем – и вместе, и порознь, и по долине, и вверх по склонам. Ледокол и Лесник, любители всех растений, уходили с ботаником Синичкой, биохимик Афина и химик Титан хозяйничали в мобильной аналитической лаборатории. Кроме того, всем было приказано всяческие необычные растения и минералы тащить в лагерь, аккуратно упаковав, заметив и записав место находки.
Доктор Док, он же Айболит, категорически требовал все раны и царапины показывать ему.
– Вы все – мои подопытные, то есть, я имею в виду – пациенты, – говорил Док. – Я, может, на ваших кровавых ранах свою докторскую сделаю.
– Абсурд какой-то, – удивлялся народ. – Зачем это доктору докторская, если он и так уже доктор? Не парься ты, Док, вернемся – купим тебе этой колбасы сорок кило, лопай – не хочу.
В 7 вечера, уже в сумерках, все обедали, а затем, попозже, был вечерний чай с бурным и веселым обсуждением всех событий и находок.
* * *
Из дневника Высокого
«Оказывается, в местном воздухе увеличенное содержание кислорода, радона, закиси азота и еще много всякой химической мутоты. В этом Титан и Афина сейчас разбираются. То-то мы все такие бодрые и веселимся – это, оказывается, из-за закиси азота. Но при этом химический состав воздуха нестабилен и несколько меняется со дня на день. Это что, газовые выбросы из окрестных хребтов или что-то другое?»
«Кварц говорит, тут какая-то сказочная коллекция руд ценных металлов. Ну, этого следовало ожидать, радиосвязи-то нет. Свинец, индий, цинк, висмут, молибден, ванадий и еще несколько, которые я забыл. Он постоянно бормочет: малахит, пирит, халкопирит, смитсонит какой-то дурацкий – никогда про него не слышал. Штуку малахита он вчера нарыл где-то. Красивая, ничего не скажешь.
Хорошо, хоть золота не нашли, а то сюда ринутся черт те кто. Вот только нам здесь приисков и шахт не хватало! Нет, нет, только санаторий!»
«По поводу радиации здесь. Титан говорит, что она тут заметно повышенная, но это не опасно, а вот спектр пока непонятный. Он что-то все время говорит про ряды урана и тория, актиноуран какой-то, калий-40. Ладно, это я не очень понимаю, потом разберемся».
* * *
Так прошло две недели…
Ежик!
Эльвира была в экспедиции поварихой, что позволяло ей всегда присматривать за Ежиком, а с ней обычно оставался дежурный – кто-то из парней. Ежик ползал между палаток и играл во что придется. Все приносили ему какие-то необычные листики, ягоды, камушки, шишки, смешные природные фигурки из дерева, и он им так радовался! Особенно часто с ним играл Алеша, сын Премьера, и Ежик даже стал называть его батик, ну, то есть, братик.
– Ежик, – говорил Алеша, – смотри, это ягодка как раз для тебя, называется ежевика.
– Зевика!
– Вкусно?
– Кусно!
Особенно Ежику полюбился широкий и низкий, метра полтора, торчавший из земли камень, с одной стороны очень отлогий, с других – покруче. И вот на этот теплый шероховатый камень он старательно забирался с отлогой стороны на одних руках, немного стараясь помогать коленями. А потом сползал или там же, или, чаще, с другой стороны, но его колени всегда подгибались, и он падал на мягкую землю. Сначала плакал от досады, потом привык и даже стал смеяться от падений. Эльвира смотрела на него, закусив губы, но подбадривала:
– Давай, мое солнышко, старайся, станешь сильным, как папа.
– Мам, а я стану апинистом, как папа?
– Станешь, мой хороший.
– А мои нозки будут ходить?
– Будут, мальчик, будут, – и отворачивалась.
Пацан окреп, поздоровел, стал веселее, его руки и плечи стали сильнее, Долина делала свое прекрасное дело. Но тоненькие ножки по-прежнему подгибались, не держали его.
* * *
Это случилось, кажется, на пятнадцатый день экспедиции.
В тот день дежурил с Эльвирой Арамис, ее давний верный друг и поклонник. Эля в хозпалатке искала канистру с растительным маслом, как вдруг услышала снаружи взволнованный голос Арамиса:
– Эля, Эля, выйди!
– Что-то с Ежиком? – она вылетела из палатки.
– Тсс! – он приложил палец к губам и поманил ее за собой.
Обогнув палатку, Эля увидела Ежика, сползавшего с камня с его крутой стороны. Он, как всегда, сползал с камня на руках. Но когда его ножки коснулись земли и затем, как обычно, должны были бы подогнуться, и тогда он должен был бы очередной раз упасть, они, эти худенькие ножки, на несколько секунд остались прямыми. Он стоял. Стоял! Секунд через пять его ножки подогнулись, и он упал, но тут же бодро пополз вокруг камня забираться на него снова.
Эльвира закрыла рот рукой, чтоб не закричать. Арамис взял ее под локоть:
– Спокойно, Эля, спокойно.
Через минуту мальчик снова сползал в том же месте, и снова встал на ножки, и снова стоял. И тогда он оторвал левую руку от камня и стоял несколько секунд, держась за камень только правой рукой, потом стал поворачивать медленно голову налево, увидел мать, просиял, взмахнул левой рукой, и от этого снова упал назад. Эльвира тигрицей бросилась к нему, подняла, прижала к себе, стала целовать:
– Ежик, мой мальчик, ты чудо! Ты стоял! Мальчик мой, мальчик, мальчик…
Арамис ладонью вытер глаза.
* * *
В тот вечер Саныч и Ледокол возвращались к вечернему костру последними. Они прошли тогда километров на пятнадцать выше по течению на предмет поиска удобных мест для новых баз, за день отмахали прилично и возвращались очень усталые, предвкушая обед и вечерний чай.
– Ну, Саныч, не слабо я умотался сегодня. А ты – как огурчик!
– Ничего, Ледок, пробьемся. Давай-ка, брат, нашу старую! – и они запели вместе в ритме шагов.
Вскоре у костра услышали их доносившиеся издалека голоса:
…Помнишь, как ответил
с ревом автомат,
Помнишь, как вернулись
мы с тобой в отряд…
И тогда раздался многоголосый и нестройный радостный крик:
– Саныч, Саныч!
Ледокол даже слегка насупился – а ему-то что ж, не рады?
– Саныч, иди сюда, смотри! – все расступались перед Санычем живым коридором, а в конце этого коридора стояла Эльвира, держа на руках сына. И когда Саныч подошел к ней, не доходя метров четырех, он остановился в некотором удивлении. Эльвира стояла перед ним какая-то другая, необычная, с торжественным и светлым лицом, как Пресвятая Мадонна.
– Саныч, смотри, – крикнула она неожиданно звонким голосом, опустившись на одно колено, поставила сына на землю и чуть-чуть развела руки в стороны. Ежик стоял, покачиваясь на тоненьких ножках, как стебелек, но стоял! А перед ним стоял его громадный отец и ничего не говорил – какой-то спазм схватил горло.
