Путешественницы держались особняком, они не принадлежали ни к одному роду. Я заметил, как Аус подъехал к повозке и стал о чем-то говорить с возницей, девушка при этом отстала. Тот факт, что бард удостоил своим вниманием женщину, означал, что она, несмотря на скромный и незаметный облик, пользуется авторитетом среди людей, обладающих Внутренним Знанием.

Я предполагал, что они поедут с кем-нибудь из Великих лордов, так как у них больше людей и Мудрая сможет полностью отдаться своему ремеслу – лечению больных и отваживанию злых духов. Однако нас становилось все меньше, а эти двое продолжали свой путь.

Всем известно, что нельзя задавать вопросы Мудрой и интересоваться ее планами. Мудрые не ходят к Вечному Огню, однако люди не возражают. Их талант – Дар свыше, они свободны в своих действиях. Могут приходить и уходить; помогая всем, они не отвечают на расспросы. Воины и роженицы боготворят их и готовы отдать им все, что угодно.

Но если тебе очень уж захочется что-то узнать, ты всегда сможешь это сделать. Я выяснил, что девушку зовут Гафия, что она найденыш и что Мудрая взяла ее на воспитание. Гафия была у нее одновременно и служанкой, и ученицей. Вот так случилось, что она пошла по особому пути и не стала ни крестьянкой, ни прислугой в доме лорда.

Хорошенькой назвать ее было нельзя. Она была очень худа, чересчур смугла; черты лица слишком резки. Но было в ней что-то такое, что останавливало на себе взгляд мужчины, во всяком случае мой взгляд. Возможно, независимость, проявлявшаяся в походке, в манере ездить верхом. Я ловил себя на том, что старался представить, как в праздник будет выглядеть ее тонкая фигурка в длинном платье, а не в коротком жакете и таких же, как у меня, бриджах. В этой одежде я видел ее каждый день. А если она распустит длинную косу, туго обвитую вокруг головы, то в распущенные волосы можно вплести серебряную цепочку или маленькие колокольчики, как у дочери Гарна – Айны… Представить себе Айну переправляющейся вброд с брыкающейся овцой, которую она удерживает, вцепившись ей в шерсть одной рукой, а другой, понукая, охаживает пони?.. Нет, такую картину вообразить я никак не мог.

Когда Мудрая не поехала вслед за Милосом, я еще больше удивился. Никак не предполагал, что она пойдет с Тагнесом. Они ведь ни разу не разбивали палатку рядом с его людьми, да и костер разжигали поодаль. Это, правда, соответствовало традиции: Мудрым не положено селиться рядом с обычными людьми. Они подыскивают уединенное место, где выращивают лечебные травы и исполняют ритуалы, большей частью секретные. Непосвященные наблюдать за этим права не имеют.

По песчаному берегу трудно было тянуть повозки, так что мы ползли еще медленнее. Ночью разбили лагерь прямо на берегу, спиной к скале. Море казалось нам странным, и мы поглядывали на него с опаской. Зато дети носились по берегу в поисках красивых ракушек да, задрав головы, смотрели на птиц, с визгом бросавшихся в волны за добычей.

Поставили палатки, и я поспешил к морю. Волна гналась за волной, разбивалась о берег и умирала на песке. Хотелось глубоко дышать и до отказа наполнить легкие воздухом, насыщенным запахом водорослей. Я смотрел на темнеющую воду и удивлялся храбрости людей, отважившихся наперекор стихии строить здесь хрупкие, как раковины, деревянные дома, отражавшие гнев волн.

Между скалами что-то блеснуло, и я пошел посмотреть. Высокие камни здесь и там образовывали мелкие водоемы. В этих лужицах водились странные создания, которых я никогда раньше не видел. Они заинтересовали меня. Присев на корточки, я наблюдал, как они выныривают из воды, а потом прячутся под камнями. Все они были охотниками, и каждый добывал себе пищу по-своему.

От созерцания маленьких хищников меня вдруг отвлек всплеск. Я повернулся и увидел Гафию. Босиком, в бриджах, закатанных выше колен, она, напрягаясь изо всех сил, шла по воде, таща за собой длинное красное, похожее на виноградную лозу растение с огромными листьями, с которых стекала вода. Казалось, что этот «морской виноград» был поставлен на якорь, ибо, как Гафия ни старалась, он почти не поддавался.

Не медля ни секунды, я стянул ботинки и, даже не закатав бриджи, прыгнул в воду и ухватился за скользкий стебель чуть ниже ее руки. Она оглянулась через плечо, выцветшие на солнце брови слегка нахмурились. Затем милостиво кивнула, и мы стали тянуть вместе.

Несмотря на объединенные усилия, упрямое растение не сдавалось. Дернув еще раза два, я убрал руку и вынул меч. Она опять кивнула и требовательно протянула руку. Тут я, сам не знаю как, отдал ей свое оружие. Пока я крепко держал растение, она поднесла лезвие и двумя взмахами отрезала лозу. Затем она взяла растение одной рукой, а другой – протянула меч, рукояткой ко мне.

– Благодарю тебя, Элрон из дома Гарна.

Голос у нее был низкий, чуть хриплый. Видимо, оттого, что долгое время не говорила. Мне показалось странным, что ей известно мое имя, так как никто из нашего рода не разговаривал во время путешествия с ее госпожой. Да я и не был ничем знаменит.

– Что ты будешь с этим делать?

Я пошел к берегу и, хотя она не просила меня о помощи – но и не отказалась от нее, – помог дотащить растение.

– Эти листья, если их высушить и измельчить, – сказала она в манере землепашца, обсуждающего вспашку целины, – послужат хорошим удобрением. Кроме того, они обладают и другими полезными свойствами, о которых знает Забина. Это очень хорошая находка, сделанная к тому же в лучший вегетационный период.

Я осмотрел скользкое растение, которое мы отряхнули от воды. На его длинные листья-усики налип песок. Я подумал, что разные диковины, должно быть, лучше, чем кажутся.

Она ушла, не сказав больше ни слова, волоча за собой растение. Прежде чем обуться, я стряхнул с ног песок. Протянулись длинные вечерние тени, и я пошел в лагерь обедать. Что-то принесет нам следующий день, думал я, и сколько нам еще идти до земли, выбранной Гарном.

Я держал перед собой миску с раскрошенным хлебом и несколькими кусочками тушенки, приготовленной из сушеного мяса. Не успел я поднести ложку ко рту, как застыл в недоумении: к нашему костру подошли двое. Куэйн, сидевший рядом с Гарном, сложив ноги по-турецки, помахал им рукой. Гарн холодно смотрел на прибывших поверх кромки рога, из которого пил.

Хотя за последние дни я видел лорда Тагнеса неоднократно, впервые он был так близко, что, протянув руку, я мог дотронуться до ножен его меча.

Перед нами стоял невысокий человек с могучими плечами. Любимым оружием его был боевой топор. Постоянные тренировки придали его мускулам большую силу. На лошади он выглядел внушительно. Когда же он шел пешком, переступая мелкими шагами, фигура его выглядела слишком грузной.

Как и на всех нас, на нем была кольчуга, надетая поверх куртки. Ветер шевелил его густые каштановые с рыжеватым отливом волосы. У него к тому же, в отличие от всех нас, была густая борода, чем он, похоже, гордился. Зато нос его в молодости пострадал в бою: носовая перегородка была сломана и сплющена, отчего дыхание его было неровным и он постоянно пыхтел.

Рядом с Гарном он выглядел не как знатный лорд, воспетый бардами, а как грубый наемник, нанятый с целью тайного грабежа.

За спиной отца, освещенный пламенем костра, появился его сын и наследник. Ростом он был выше отца и намного худее. При ходьбе волочил ноги, руки при этом безвольно свисали вдоль туловища. Тот, кто знал его или слышал о нем, конечно же, понимал, что он вовсе не такой ротозей и дурачок, каким кажется. Известно было и его умение обращаться с арбалетом. Но он был молчаливой тенью своего отца, и у него не было друзей-одногодков. Если с ним кто-то заговаривал, он обычно смотрел на собеседника круглыми глазами и отвечал медленно и односложно.

Лорд Тагнес сразу перешел к делу. Точно так он бросался на врага с боевым топором. Заговорил он, однако, с Куэйном, игнорируя Гарна. Даже плечо вперед выставил, желая отгородиться от старого недруга.

– Когда мы наконец выберемся из этого чертовой каши? – проворчал он, поддавая ногой рыхлый песок, так что песчинки разлетались во все стороны. Этим действием он старался пояснить свои слова. – Мои лошади уже все жилы себе вытянули, а других у меня нет. Ты обещал нам землю, мечник. Где она?