У нее дергались губы, и я подумал, что ей очень хочется наслать проклятие на Айну.

– Я знаю, что Гуннора – другая фаза твоей богини Луны, хотя и предстает она в виде солнечного тепла. Кто тот Охотник, что пришел на мой зов?

– Его имя говорит само за себя. Женщина закладывает семя, питает его, следит за его ростом; когда оно созреет, она убирает урожай. Мужчина же торопится, охотится за добычей, держит меч наготове, срезает то, что еще растет. Тот, что в Рогатом венце, охотится… и убивает…

– Значит, он олицетворяет зло?

По выражению ее лица я понял, что она с этим согласна. Однако она неохотно ответила:

– В мире все должно быть уравновешено. Есть Свет и Тьма, луна и солнце, жизнь и смерть. По большей части ни одна из этих противоположностей не лучше и не больше другой. Мать сеет, отец снимает урожай, она дает жизнь, он – смерть. Она собирает урожай того, что выросло из земли. В его власти все бегающие четвероногие, все летающие двукрылые. Вращается вечное колесо жизни. Все свершается в определенный час. И так происходит до тех пор, пока не появляется некто достаточно сильный, бросает вызов установленному порядку вещей и несет в мир чистое зло. В этом и заключается истинная природа зла – это власть, сила, разрушающая плавное течение жизни.

– Значит, Охотник – это противоположность твоей Диане-Гунноре. Все же и ему нашлось место.

Выходит, она считает смерть главным занятием человека в Рогатом венце. Мне это не понравилось. Несмотря на то что смерть – составляющая часть жизни. Обычно люди моего клана смотрят на смерть с содроганием. Только если жизнь обойдется с ними очень жестоко, они приветствуют ее, как друга. Выходит, я призвал смерть к нам в помощь. От этой мысли мне стало неуютно. Мне даже захотелось выбросить этот злосчастный кубок, а может, даже и лист и никогда больше не иметь с ними дела. С другой стороны, этот кубок – подарок Гунноры. А Гуннора – это сама жизнь… Зачем же ей дарить мне то, что является олицетворением смерти? А лесная волшебница с драгоценным листом? Ведь в ней тоже билась жизнь, хотя и странная. Я не мог поверить, что этот лист был символом конца… Если только в обоих подарках не было злого умысла.

Признаться Гафии в мучивших меня сомнениях я никак не мог. Меня воспитали как воина. Я не должен горевать из-за того, что призвал смерть на помощь. В этот момент я решил прожить только один день. Я должен встретить неизбежное, не дрогнув. Не может быть, чтобы Гуннора дала мне этот кубок как предупреждение. Она говорила о моем будущем, и я верю ее предсказанию.

Гафия не могла прочесть мои мысли. Она вдруг нахмурилась. Не оттого, что обвиняла меня. Она, скорее всего, задумалась над разрешением трудной задачи.

– Охотник в Рогатом венце не антипод Дианы, – говорила она медленно, морщинка между бровями стала заметнее. Казалось, она говорила против воли. – Он почтен Девушкой и Матерью. Он, в свою очередь, брат и друг и даже сын Древней…

– А эта Древняя?

– Мудрая женщина, она заканчивает жизнь, а Девушка начинает ее. Темную Луну мы видеть не можем. Да, Охотник в Рогатом венце обладает равными с ними правами. У него своя функция. И…

Она хотела сказать что-то еще, но в этот момент в воздухе мелькнула серебряная молния. Один прыжок – и Груу снова был рядом с нами. За котом мелькнуло что-то еще. Мне показалось, что это черная молния, если только можно представить себе молнию такого цвета. В воздухе раздался свист, как от удара хлыста.

Удар хлыста! Это и в самом деле был хлыст! Прямо на нас галопом неслись три всадника. Один из них, откинувшись назад, сжимал обеими руками хлыст и неистово им стегал. Лошадь его, с разверстой клыкастой пастью, летела вперед. Ноги ее двигались с такой скоростью, какой, по моим понятиям, ни одно живое существо достичь не может. И верно, всадники скакали на конях, которых в обычном мире не бывает. Похоже, лошади использовали только задние ноги, при этом передние, более короткие и тонкие, болтались в воздухе.

Я заметил, как черный хлыст свернулся в кольцо, готовый на нас обрушиться. Груу уже в который раз появился, когда мы находились в безвыходном положении. Он встал рядом с Гафией и, обнажив белые острые клыки, зарычал. Я выхватил меч и заслонил собой девушку, понимая, что в лес убежать мы не успеем. И в самом деле – посланник смерти. Я вызвал Охотника и должен был теперь расплатиться за это: играть в игру, правила которой были мне неизвестны.

Нападавшие не делали попытки приблизиться к нам вплотную. На своих чудовищных лошадях они нас окружили, заперли. Я поворачивался, глядя вокруг себя. Груу старался встать так, чтобы загородить нас обоих. Он рычал и яростно бил хвостом. Ящероподобные лошади, шипя, высунули раздвоенные языки, как бы желая проткнуть нас. Странно, что это трио не растоптало нас сразу.

На заклятие времени уже не оставалось. К тому же я подозревал, что угрожающая нам опасность могла быть вызвана как раз тем, что я вызвал в лесу Силу, на что не имел права.

Всадники остановились. Лиц их я разглядеть не мог, так как на головах у них были капюшоны. Мои соплеменники одевались так зимой. Нападавшие же так надвинули капюшоны, что лица рассмотреть было невозможно. Временами я видел лишь бледнокожие острые подбородки. Тот всадник, что щелкал хлыстом, встал напротив нас, другие – слева и справа.

Говорят, что лучшая защита – это нападение. В этот момент я понимал, что такая тактика здесь не поможет. Отчего же они не поразили нас своими хлыстами-молниями?

Гафия отмела мою попытку защитить ее и встала рядом, плечом к плечу. Меча у нее не было, всего лишь обгорелая лоза. Мы ждали, слышно было лишь рычание Груу да шипение лошадей.

Я вспомнил, что, по словам моей спутницы, сама по себе сталь является угрозой для некоторых Темных Сил. Уж не боятся ли они моего меча? И не потому, что я умею ловко с ним обращаться, а просто потому, что он сделан из металла? Если это так, то, может, лучше атаковать их…

Вдруг откуда-то сверху раздался громоподобный голос. Это было так неожиданно, что я ненадолго забыл о налетчиках и посмотрел вверх, разыскивая источник звука.

И ничего не увидел.

Да нет! Это не так! Воздух колебался. Так колеблется вода в пруду от брошенного в него камешка. Если бы звуки можно было увидеть… А эти звуки увидеть было можно! От них оставались следы, похожие на тончайшие струйки дыма. Они не исчезали. Они кружили над нашими головами, заключая нас в круг, так же как это сделали всадники. Мы вдруг задвигались, повинуясь этому почти невидимому воздушному кольцу.

Я изо всех сил пытался противиться принуждению, заставлявшему меня двигаться вперед. Даже пытался пустить в дело меч. Тело же отказывалось подчиняться. Я был пленником собственного тела. С Груу и Гафией происходило то же самое. Они шли, как деревянные куклы, которых дергают за невидимые веревочки.

Тот, что стоял напротив нас, повернул лошадь, и мы безвольно последовали за ним. Два других всадника ехали по бокам. Несмотря на яркое солнце над головой и красивую зеленую землю, раскинувшуюся впереди, мы шли, заключенные в кокон, источавший зло.

Мы перешли дорогу. Возглавлявший процессию всадник ехал вдоль убранных полей. При этом слабый круг над нашими головами двигался вместе с нами.

– Что ты о них знаешь?

Я не представлял, хорошо ли знает Гафия эту землю, но любое, пусть небольшое сведение могло бы нам чем-то помочь! Пока я был бессилен перед колдовством, но ведь мог быть и счастливый случай, шанс…

– Они от Тьмы, – прозвучал лаконичный ответ. – Их хозяин обладает огромной Силой. Это его голос мы слышали. Кроме того, что они наши враги, мне ничего не известно.

Она прижала к груди лозу, по всей видимости стараясь защитить ее. Меч я не зачехлил. На всякий случай надо быть во всеоружии.

Итак, нас взяли в плен. Какое-то время мы шли по красивой зеленой земле, а затем вошли в другую страну. Растительность была здесь еще роскошнее, но впечатление от нее оставалось неприятное. Цветы напоминали алчные ярко-красные рты, готовые жадно присосаться к тому, кто проходил мимо. Другие же, бледные, с уродливыми желто-зелеными тычинками, ловили отчаянно сопротивлявшихся насекомых. От этих цветов пахло склепом. Стволы деревьев изогнуты, с наростами, похожими на маски ужаса или, вернее, на головы мужчин и женщин, умерших в агонии. Листьев мало, а зелень покрыта нездоровым пепельно-серым налетом.