Каждые несколько шагов я останавливался. Я ничего не видел, зато напрягал слух. Туман был холодный, словно стояла поздняя осень. Он даже, может быть, приглушал звук, потому что я ничего не слышал.

Свет оставался постоянным – не слабел и не набирал силу. Как маяк… Маяк, который подает сигналы… Кому? Мне? Может, я попаду в ловушку, предназначенную для другого? Но в стороне я остаться не могу, даже если сигнала больше не будет.

Вдруг…

Возле самых моих ног возникла фигура, легкая, как этот призрачный туман. Она увеличилась в размере, и я не мог не узнать тихое рычание. Горный кот – Груу?

Я остановился. Рука схватилась за рукоятку меча. Этот хищник был таким же огромным, как Груу. И если это один из ночных охотников, то и сталь в руке, и боевое мастерство окажутся бессильными против его атаки.

Он прорычал еще раз, повернулся, и туман тут же поглотил его. Груу! Ну конечно это был Груу, иначе мне было бы несдобровать. Значит, здесь Гафия!

Оставшийся до вершины путь я одолел одним махом. Мне хотелось громко окликнуть ее по имени, но я боялся, что она попала в беду и я своим криком только наврежу ей. Быть может, ее взяли в плен или хотят захватить. Серебристый кот поджидал меня возле горевшего огня.

Свет исходил и распространялся от предмета, стоявшего на выступе голой скалы. Что это был за предмет, я не понял. В этот момент мне было не до того. Я увидел безвольно лежавшую фигуру. Кот уселся возле нее и грубым языком стал лизать ее щеку.

Это была Гафия. Кто-то жестоко обошелся с ней. Ее крепкая дорожная одежда была изорвана в клочья. Руки с глубокими красными царапинами обнажены до плеч. Бриджи тоже были превращены в ленты, связанные друг с другом узлами.

Волосы превратились в спутанный дикий клубок с засевшими в нем сухими листьями и мелким сором. Лицо страшно исхудало, кисти рук, в синяках и царапинах, похожи были на клешни крылатого монстра, с которым я дрался.

Встав возле нее на колени, я пощупал пульс. Она лежала в такой безвольной позе, что я подумал, не слышал ли я там, внизу, ее предсмертный крик. Быть может, она уже умерла и я опоздал. Груу слегка отодвинулся и подпустил меня к ней, но его зеленые глаза внимательно следили за мной, словно он критически оценивал мои действия и готов был в любой момент исправить ошибку.

Да, она была жива, но сердце ее билось слабо, и, возможно, она была на краю гибели. Мне нужны были мои припасы. Я взял бутылку с водой и брызнул ей в лицо. Потом, поддерживая голову, поднес к ее губам маленькую жестяную кружку и постарался накапать воды ей в рот. Вспомнив инструкции Забины, я накрошил сушеных листьев, которые та дала мне в дорогу, и, налив в кружку воды, энергично потряс ее. От смеси поднялся свежий, острый аромат. Я снова приподнял девушку и, удерживая голову, влил в рот травяной эликсир, потом еще раз. Глаза ее открылись, и она посмотрела на меня.

Узнавания в ее глазах не было. Взгляд ее уходил в другие миры, за меня, сквозь меня. Все же мне удалось вылить в нее всю настойку. Потом я взял горстку грубо смолотого зерна, налил воды и сделал подобие комковатой каши. Маленькой ложкой я стал засовывать кашу ей в рот. Она жевала и глотала. Все же она не видела меня и, похоже, не понимала, что кто-то ухаживает за ней.

Впервые я открыл ее сумку. В коробке обнаружил целебную мазь. Подтащив ее поближе к свету, осторожными движениями наложил мазь на самые страшные царапины, глубоко располосовавшие ее руки и ноги.

Груу по-прежнему не сводил с меня глаз. Прежде чем я закончил, он поднялся и посмотрел в ночь, подняв голову. Он то ли услышал, то ли почувствовал какую-то опасность и беспокойно начал ходить взад-вперед, оставаясь между нами и туманным занавесом.

Затем он издал громкий рык. Не успел я сделать движение, как он прыгнул и исчез в тумане. Я слышал звуки, извещавшие о битве: рычание, хриплые вопли, которые, что было совершенно ясно, издавал противник Груу.

Я стоял возле Гафии, сжимая в руке меч. Некоторое время спустя из тумана вышел Груу. На груди его были темные брызги, кровь капала с его больших клыков. Он невозмутимо уселся возле огня и начал счищать со шкуры следы битвы, слизывая их и с отвращением сплевывая. Я вынул бинт, который носил с собой, и смочил в воде.

Подойдя к коту, я постарался смыть самые большие пятна с его груди. Они глубоко впитались в мех. Он терпел, пока я совершал эту процедуру. Я не был удивлен тем, что он испытывал брезгливость при попытке очистить себя. Я отскреб то, что было не кровью, а какой-то более густой отвратительной жидкостью, издававшей такой запах, что я задерживал дыхание, пока чистил кота.

Гафия еще не совсем пришла в себя. Во всяком случае, она все еще меня не замечала. Мне, однако, удалось запихать в нее еще немного каши, ложку за ложкой. Я разглядел, что царапины ее, хотя и глубокие, и красные, и воспаленные, не были на самом деле ранами. Как она сумела продержаться без всяких припасов и что это за свет горел на скале, оставалось загадкой. Я начал догадываться, что она потеряла сознание от истощения и усталости. Но зов, на который я откликнулся, был вызван, как мне показалось, не тем, что, ослабев, она просила о помощи, а чем-то другим.

Имея при себе такого часового, как Груу, я чувствовал себя более уверенно с тех пор, как ушел из замка. Кот лежал теперь возле костра, лизал лапы и обдумывал, по всей видимости, собственные дела. Но теперь я знал: ему можно доверять.

Я устроил девушку как можно удобнее. Сумку я подложил ей под голову вместо подушки и укрыл своей дорожной одеждой, которую до сих пор использовал в качестве валика для плеча. Когда я потряс бутылку с водой возле уха, то понял, что вода на исходе и утром мне нужно поискать горный ручей. Возможно, в этом мне поможет Груу.

Улегшись на расстоянии вытянутой руки от Гафии, я позволил усталости взять над собою верх. Свет горел так же ярко, но не слепил глаза.

Я почувствовал, что нахожусь в самом центре источника Света. Мне без слов был задан вопрос: «Откуда ты пришел и что собираешься делать?» В ответ в мозгу моем вдруг возник символ – тот, что был тогда на моей Янтарной госпоже. Сноп, перевитый плодоносящей виноградной лозой.

Мой невидимый оппонент был явно удивлен. Мне не хотелось спорить с ним. У меня не было чувства вражды к тому, кто так безапелляционно спрашивал, по какому праву я оказался там. Меня удивила возникшая у меня способность выстраивать в мозгу подробные картины. Подвеска вдруг изменилась и превратилась в настоящий сноп пшеницы, его обвивала настоящая виноградная лоза. Мне казалось, я могу протянуть руку и отщипнуть с лозы ягоду за ягодой. Хотя я и не мог ее видеть, но чувствовал, что за мной в этот момент стояла миледи из замка. Мне очень хотелось проверить, так ли это, но головы мне было не повернуть.

Та Сила, которая заключалась в огне, сдалась. Нетерпеливое раздражение, желание поставить меня на место, осудить пошли на убыль. На смену им пришел вопрос, смешанный с изумлением. Удивление вызвано было не мной, но появлением той, что пришла мне на помощь.

Я почувствовал, как сошлись две Силы вокруг меня, через меня. Задавались вопросы, следовали ответы. Я же не понимал ничего. За исключением того, что путь мне был открыт, хотя Сила, задававшая мне вопросы, все еще была недовольна. Потом мне наконец был дарован сон, которого так желало мое измученное тело.

Я вынырнул из глубокого сна. Тело одеревенело, словно я проспал несколько лет. Посмотрел на безоблачное небо. То, что меня разбудило, продолжалось.

Четко и ясно произносимые слова, затем пауза, как бы в ожидании ответа. Снова странные слова, нараспев. Ритм речи тот же, что у бардов, когда они читали нам историю клана или выдержки из законов. Но сейчас я не понимал ни слова.

Я повернул голову. Гафия уже не лежала там, где я оставил ее накануне, а сидела на солнце, скрестив ноги. Это она произносила непонятные слова, обращаясь неизвестно к кому. Даже Груу не было рядом.