Айна – жертвоприношение. Я знал это без подсказки. То, что происходило, совершалось по воле зла – Тьмы, такой же черной, как и место, из которого меня вырвали.

Я стоял с кубком в ладонях, ощущая, как он с каждым мгновением нагревается. В его металлическом сердце, должно быть, полыхало пламя: пальцы мои обжигало. Он защищался от того, что здесь происходило. Серебряное лицо засветилось, из глаз брызнули серебряные пучки света – белые, как луна над головой, но в чем-то другие.

Танцующая фигура, все еще бесформенная в многочисленных черных, как ночь, одеяниях, отошла от последнего мужчины и направилась ко мне, покачиваясь и подпрыгивая. Тень, падавшая от капюшона, мешала мне разглядеть ее лицо. Однако я знал, что ей о моем прибытии известно и что она заодно с той Силой, которая меня сюда направила.

Опять поднялись руки, широкие рукава упали почти до плеч и обнажили кожу да кости – древнюю кожу, древние кости. Скрюченные пальцы тоже говорили о невероятном возрасте. Эти узловатые, искривленные пальцы потянулись через спящую девушку за кубком. Я яростно вцепился в него, понимая, что только в моих руках талисман в безопасности.

Я старался укрепить свою волю, но направить ее не против той Силы, что доставила меня сюда, – я понимал, что против нее у меня нет ни малейшего шанса, – все усилия мои были направлены на то, чтобы кубок оставался по-прежнему у меня.

Когти впились мне в руку, и я резко высвободился. Должно быть, мои враги не ожидали сопротивления и были удивлены. Может, и кубок, который я продолжал держать, влил в меня Силу, о которой я и сам не подозревал.

Черная фигура сделала вторую попытку схватить кубок. Ее капюшон при этом свалился с головы… Это была женщина, вернее, пародия на женщину. Она была очень стара и безобразна. Изборожденное глубокими морщинами лицо отражало ненависть и пороки. Грязные седые волосы пучками торчали на почти лысом черепе. Когда она открыла рот, чтобы плюнуть на меня и послать проклятие, я увидел в ее рту один или два желтых зуба, больше похожих на клыки Груу, чем на человеческие зубы.

Она была злой и очень сильной. Желание добиться своего придало ей больше сил, чем можно было бы подумать, глядя на ее костлявое тело. Когда первая попытка провалилась, она обошла алтарь со спящей Айной и подошла прямо ко мне. В горящих мрачной злобой глазах видны были хитрость и безумие. Она намеревалась разодрать мне лицо своими скрюченными пальцами.

Бороться с Силой, пославшей меня сюда, все равно что пробираться сквозь огромную массу песка. Она сумела запрыгнуть на меня, но кубок я не выронил. Я старался смягчить ее атаку, отодвинуть старуху плечом, загородиться от нее руками.

Она стала выкрикивать незнакомые слова, в углах рта запузырилась пена. К своему изумлению, я увидел эти слова. Они были дымными и красными, вертелись над моей головой и снижались. А вдруг они обожгут меня, как настоящее пламя?

Я вскинул голову и крикнул:

– Ха! Курноус, во имя Рогатого венца!

Она словно наткнулась с размаху на стену: отшатнулась и отступила на один шаг, а затем и на два, стараясь удержаться на ногах. Губы ее шевелились, слюна стекала по подбородку. Задвигала руками, рисуя какие-то знаки. В воздухе поплыли черно-красные знаки Тьмы.

Кубок нагрелся так, что я едва мог его держать, но все же поднес ко рту, словно собирался выпить то, что было в него налито. Глаза Охотника испускали блестящие пучки света, похожие на пики, готовые поразить врага.

Лучи эти дотянулись до старухи, встретили сопротивление и разлетелись по сторонам, осветили алтарный камень и спящую девушку. Лучи перемешались с лунным светом и стали интенсивнее, ярче.

Старая карга с живостью, несвойственной ее возрасту, бросилась назад, спасаясь от потока света, и завопила. Звук ее голоса отозвался в моей голове такой болью, которую, мне казалось, я не выдержу.

Все же я терпел. Давление на меня закончилось, и я мог бы отбросить в сторону кубок с мучившим меня огнем и бежать отсюда, прекратив сопротивление. Но в душе знал, что этого не сделаю. Что за битва шла в эти минуты, я мог лишь догадываться. Но я крепко держал кубок, а свет заливал все вокруг.

Карга отступала все дальше и дальше. Теперь она стояла на самом краю площадки. Похоже, она решила стоять до последнего. Сейчас уродина собирала силы. Хотя меня долго держали в каком-то непонятном плену, военного мастерства я все-таки не утратил. Я уловил короткий миг, когда старуха на меня не смотрела, и бросился к девушке.

Теперь была моя очередь атаковать. Мгновение – и я был между старухой и девушкой. Краем глаза посмотрел на ближайшего из мужчин: не бросятся ли эти четверо на помощь колдунье? Они были совершенно обнажены, и при них, сколько я мог видеть, не было оружия, только палки. Хотя кто знает, у них может быть оружие, о котором у меня нет ни малейшего представления.

Двое, как я заметил, не отреагировали. Они все так же стояли возле колонн, переминаясь с ноги на ногу. Они не смотрели ни на меня, ни на старуху. Они смотрели только на алтарь, хотя не уверен, видели они Айну или нет.

Меня осветил луч света. Я повернул кубок. Не только глаза человека в Рогатом венце испускали свет. Светился весь кубок. Лучи света образовали занавес, отделявший меня от старухи, и пошли гулять по всей площадке. Сначала они добрались до босых ног ближайшего мужчины. Он вдруг очнулся, дернулся и посмотрел на луч, дошедший до его щиколоток.

Красивое лицо его вдруг болезненно исказилось. Должно быть, его прекрасное тело попало в огненную печь, съежилось, уменьшилось в размере. Он закричал в агонии, как бессловесное животное. Палка его, вспыхнувшая от огня, превратилась в серебряное пламя. Он отшвырнул ее.

На этом месте уже не стоял высокий мужчина. Возле подножия колонны скорчилось волосатое искривленное существо с лягушачьим ртом, смесь рептилии и млекопитающего. Он старался вырваться из окружившего его со всех сторон потока света.

Я посмотрел на другого мужчину. С ним тоже поработали. Теперь это была птица. Такую птицу я еще не встречал, хотя у нее и было сходство с черными тварями из долины Гарна. Быть может, это была их гигантская разновидность.

Старуха отошла еще на шаг, отступила от залитой лунным светом площадки. Свет от кубка остановился на краю камня, не дойдя до нее. Она нагнулась, пытаясь перепрыгнуть луч света. Ей хотелось добраться до меня. Хотя я и оглушил ее на какое-то мгновение, она была еще далеко не побеждена. Она собиралась доиграть игру, которую затеяла.

Губы ее двигались, как тогда, когда она обращала ко мне свои огненные проклятия. Только в этот раз слов не было видно. Вместо этого она хлопнула в ладоши, и звук, который раздался, был оглушителен, как удар грома.

Она исчезла!

Я попятился к алтарю. Два существа возле колонн не могли сдвинуться с места, как ни старались. Я обернулся и посмотрел на двух других. В их сторону тоже шло излучение. Но оно их не достигло и не заперло в плен. Хотя они вроде бы и не заметили надвигавшейся опасности, но вдруг оба пропали, как и старуха.

Прислонившись к алтарному камню, я попытался осмотреть прилегающую к площадке территорию. Я был абсолютно уверен, что нахожусь уже не на той земле, на которой была Черная башня. Это была моя земля… хотя… какая ее часть, гадать не стал. Но это, разумеется, было не Лунное святилище на земле Гарна. В то время как Гафия и Груу… где они теперь? Остались ли они возле Черной башни? Если так, то как их вызволить оттуда?

Сзади послышался вздох. Я обернулся. Глаза Айны были открыты, она просыпалась. На губах ее все играла прежняя улыбка, глаза смотрели томно, словно она очнулась от сна, который порядочным девушкам смотреть не рекомендуется.

– Айна!

Нужно как можно быстрее убраться отсюда – вот первое, что пришло мне на ум. Кубок остыл, света от него больше не излучалось. Лицо Охотника потускнело.

Девушка на алтарном камне привстала. Движения ее были замедленными, как у человека, не вполне очнувшегося от глубокого сна. Она пока не понимала, где находится.