– Привыкай, – бурчит он, – тебе между прочим тут командовать.

– Чего? – возмущается Гришка, выкатив глаза. – А как же мое отделение?

Вячеслав ограничивается сдавленным в кулак смешком, получив по ребрам от друга. Худшей перспективы не найти.

– Забудь, они уже на другом участке. У меня не то, что командиров, людей не хватает. Большая часть офицеров или убита или ранена.

– А может не нужно под пули подставляться, разодевшись франтами? – усмехается Слава, памятуя недавний инцидент.

– Что ты знаешь об офицерской чести, чернь, – кавалериста обливает волна пренебрежения. Молоденький безусый корнет стоит, как на смотре, даже не считая нужным взглянуть на грязного солдата.

Розумовский в сердцах сплевывает.

– Уймитесь вы, – у ротмистра нет настроения кричать. Испустив вздох, садиться рядом, доставая трубку и кисет. Изучив содержимое, с еще большим оханьем прячет обратно. – Поймите, – говорит еще тише, – из всего батальона лишь наша рота прошла серьезное испытание Федоровкой. Остальные до сих пор мыслят по старому. Вы справитесь. Я вам в помощь Алену оставлю.

Григорий подмигивает девушке. Так корчит рожу и шевелит беззвучно губами, посылая подальше.

– А теперь рассказывайте, что видели, – возвращает к действительности Розумовский.

– Ротмистр Бульбаш жив, – докладывает унтер-офицер. – Ему и части драгун удалось отступить в городскую застройку и засесть в домах.

Константин Константинович щелкает пальцами, подзывая одного из офицеров.

– Вот тут, – указывает Гриша и ждет, пока ротмистр нанесет карандашом пометки на карту. – Ополченцев сильно потрепали, роту разбросало по всем окраинам. Отдельные группы еще сражаются, но командовать в такой ситуации невозможно. Неизвестно кто где находится.

Драгун делает паузу, вокруг зловещая тишина. Защитники баррикады подбираются ближе, жадно слушая тревожные новости. А ведь многие даже не были в серьезном бою.

– Мне жаль, но Бульбаш запрашивает отступление.

Замок Малахова. Тоже время.

Не проронив ни слова, майор Максим выслушивает нервный, сбивчивый доклад Розумовского. Начальник штаба то и дело до скрипа сжимает ручку аппарата. Лишь бледное лицо и сжатые, утратившие цвет губы свидетельствуют о внутренней буре.

– Да, – заставив себя говорить, прерывает безмолвие майор, проведя рукой по вспотевшей шее, – я все понял. Продолжайте удерживать позиции.

Максим кладет трубку, застыв на несколько минут. Вновь и вновь всплывают картины последних часов. Питай кто иллюзии о нерушимости ольховской обороны, удобный день раскрыть глаза. В городе кромешный ад. Сперва готы обрушили ураганный, хаотичный огонь из всех орудий. Били взбесившимся кузнецом по наковальне, разрушая дома и превращая улицы в лунную поверхность. День и всю ночь защитники провели без сна и почти без пищи. Лишь к утру сегодняшнего дня канонада стихла, что б поднять готов в атаку.

"Бог свидетель, мы делали все, что в наших силах, – думает начальник штаба, пересекая коридор, – но мы проиграли"

Он толкает дверь штаба, застыв на пороге. Офицеры не замечают майора: трещат "тапики", приказы и доклады сливаются в единый гул, шуршат кипы бумаг и карандашей. Идиллия.

Больше всего поражает Швецов. Подполковник, необычайно бодрый, как для последних изматывающий дней, гладко выбрит и подтянут. Штаб-офицер застилает оперативную карту непонятными эскизами, воодушевленно ведя беседу.

– Ваше благородие, – вокруг стола бегает молодой офицер в погонах поручика, – это конечно пока еще набросок. Но идея состоит в использовании не пистолетного патрона, как в готском автоматическом оружии, а винтовочного. Солдат, вооруженный таким, – офицер делает паузу и вертит рукой, подбирая слово, – гибридом ружья и пулемета, может эффективно вести бой не только на ближней дистанции, но и на дальней.

Алексей, переворачивая листы так и эдак, разводит руками.

– Но как вести огонь очередями? Патроны тяжелые и отдача снизит точность.

– Сделаем патрон легче, уменьшим калибр, – с напором стоит на своем поручик.

Майор Максим не перестает удивляться командиру. А казалось подполковник давно раскрыл карты и не оставил секретов. Никому не известный штабной работник. Как может он так спокойно обсуждать детали... чего? Идеям не суждено обрести жизнь. Огонь пожрет и чертежи и замок, весь город обречен на гибель.

"Что у него вообще в голове?" – не может понять начальник штаба.

Максим привлекает внимание, кашлянув. Кивком отпустив собеседника, подполковник соизволяет обратить внимание.

– Барон, – майор облачается в привычную маску, подтягиваясь смирно, – оборона на западных окраинах рухнула. Ротмистр Бульбаш запрашивает срочное отступление.

Швецов возвращается к картам, быстро расставляя фигурки. Будто не судьба человеческая, а игра. Пешка на Е-5, конь бьет пешку.

– Что ж, это было предсказуемо, – интонация Алексея остается ровной, даже выдавая азарт. – Было бы глупо полагать, что внешний периметр выдержит. Первый удар обязан быть сильным. Однако, – чуть нахмурившись штаб-офицер водит рукой вдоль черточек на карте, – они не стали рваться к центру. Нет, они наверняка будут очищать улицу за улицей.

– И что же нам делать? – осторожно спрашивает Максим.

– Сейчас главное спасти остатки роты. Думаю лучшего момента для нанесения контрудара на будет. Их силы завязли в городских теснинах и так же теряют связь друг с другом.

Швецов улыбается, довольный идеей. Кулак с грохотом опускается на карту.

– Господа, – Алексей обводит подвинувшихся вперед офицеров взглядом, обернувшись по кругу, – мы выдвигаемся. Подготовить бронегруппу, нам понадобятся все резервы.

Собравшиеся встречают овациями, хлопая друг друга по плечам. Улыбающийся подполковник стоит по средине комнаты, будто оратор на подиуме. Лишь один начальник штаба не выражает бури радости. Что со всеми? Будто у ворот Ольхово царская армия, а не свора беснующихся готов.

– Барон! – выходит из себя Максим, повергая штаб в тишину. Майор с трудом успокаивает дыхание, что бы продолжить. – Что нам делать? Нас теснят с севера и юга. Железнодорожный вокзал отрезают. Теперь потеряны и западные рубежи. Что потом? Бросим Шахтерский район, за ним храмовый... Что нам делать?!

Начальник штаба заглядывает в глаза подполковнику. Казавшиеся еще недавно открытой книгой, встречают железными засовами. Холодно. Будто сама смерть смотрит сквозь голубизну Швецовских очей.

– Кажется я уже сказал, господин майор, – как ни в чем ни бывало, спокойным голосом говорит Алексей. – Убедитесь, что машины исправны и готовы к бою.

Максим ждет несколько секунд, не зная зачем. Нельзя же ждать голоса разума от человека, идущего к погибели. Но остальные? Майор видит в офицерах ту же слепую решимость. Что в Швецове заставляет батальон и весь город маршировать на кладбище?

"Мы все умрем", – с горькой усмешкой понимает он.

Собрав волю, щелкает каблуками, отдавая честь.

Начальник штаба не помнит, как оказывается в замковом дворе. Останавливается у порога, смотря вдаль. За высокими стенами, в глубине города вздымаются вверх пожары. Через короткие промежутки грохочет взрыв. Там рушатся дома и быть может прерывается чья-то жизнь. Безумие. Это больше не Ольхово, ад вырывается на улицы несчастного города. И безобразные рожи демоном смеются из дул готских орудий, потешаясь над человеческой беспомощностью.

– Как долго вы будете меня игнорировать, господин майор, – сзади подходит Малахов, обыденно толкая палую листву тростью.

Граф становится рядом, смотря на пылающие строения.

– Мы должны спасти Ольхово. Спасти от безумия Швецова.

Симерийское царство. Ольхово. Рубеж Шахтерского района и окраин.

26 июня 1853 г. Ок 8 — 00

– Внимание! – слышно во дворе.

Три пушечных выстрела выполнены почти идеально, сливаясь в рык. Батареи расположены за несколько улиц к востоку, но даже тут уши закладывает. Будто дуло изрыгает пламя и пороховые выхлопы прямо над головой. Дом трясется ходуном не смотря на многослойную паутину магии.