– Затихло? – не веря слуху, спрашивает Вячеслав.

Он аккуратно выглядывает из укрытия. За мостом в поле живого места нет, везде следы попадания, в нескольких местах начинает гореть подсохшая трава. Огонь подползает к кустарникам, жадно хватая добычу и вот уже клубы черного дыма огромным облаком растекаются по округе.

– Какой-то странный звук, – прислушивается Григорий. – Ты слышишь?

– Это волынка, неуч, – смеется его приятель. Он улыбается, слушая пусть и чужую, но чарующую мелодию. – Красиво.

От окопов раздается трубный призыв.

– Рота к бою! – туром ревет приказ унтер-офицер, передающийся дальше от ячейке к ячейке. – Приготовится к отражению атаки!

А вот и пожаловавшие в гости колбасники. Из опушки посадки начинают выходить пока еще отдаленные фигурки солдат. Но даже с такого расстояния в глаза бросаются широкополые оперенные шляпы. Враг идет в рассыпную, осторожно и лишь на несколько метров преодолевая расстояние бегом.

Григорий оглядывается на пробегающего сзади солдата, несущего на загривке клетку с возмущенно воркующими голубями.

– Письмо на батарею, срочно! – слышен встревоженный голос Розумовского.

Орудия роте достаются хорошие, можно сказать революционные. Хоть и маленькие, конные и совсем открытые, зато с откатниками. Была бы только нормальная связь...

Выждав достаточно, Григорий упирает винтовку щекой и плечом, спуская крючок. Старушка Крынка дергается, посылая пулю в накатывающуюся вражью цепь и выбрасывая клуб дыма и огня. Не успевая насладится результатом, приходится срочно пригибаться, земля у ячейки взбивается от попадания, несколько пуль противно свистят над головой. Драгун поспешно откидывает замок, извлекая гильзу.

– Плотно бьют, канальи, – Вячеслав по соседству вытряхивает застрявший в подсумке патрон. – Голову не высунуть.

Краем глаза кавалерист замечает, при стрельбе готы дергают внизу за рычаг, поливая окопы симерийцев непрерывной стрельбой. Скинув фуражку, Гриша ссыпает горсть "шестилинейных", стараясь хоть как-то отстреляться от ураганного огня.

Наконец строй врага останавливается и ложится – оживает конная артиллерия.

– Колоброды! – раздается окрик припавшего к биноклю ротмистра из недостроенного блиндажа. – Куда бьете, бесово племя?! Все три в поле легли. Посыльный! – орет он, срывая голос. – Пиши, ближе на сто метров!

Проходит секунда, вдали хлопают готские минометы. И как точно! Остается надеяться, бомбардиры не поленились и окопали пушки как следует – взрывы с завидной точностью прямо на позициях слышны. Готы телепаты что ли?

– Примкнуть штыки! – пригибаясь и петляя по окопу командует унтер. – Приготовится к штыковой атаке!

Среди залегшего противника сверкают на карабинах длинные тесаки, гот похоже в серьез намеревается взять переправу в рукопашную. В симерийских окопах барабанщик бьет, как сумасшедший, еще больше вгоняя в раж изготовившихся драгун.

– Ну давайте! – шепчет одними губами Григорий, вцепившись в винтовку.

Еще чуть-чуть и прозвучит команда подняться навстречу. Вот тогда то все решит крепкая рука и храбрость, а не технические игрушки.

– Назад! Все назад!

– Оставайтесь на местах, никому не двигаться!

Под трубный глас неожиданно на поле боя появляется готская кавалерия. Целый эскадрон с воинственным завыванием и развернутыми флагами заворачивает дугу. Всадники, привстав на стремени стреляют из револьверов и карабинов, а тем временем из-за деревьев выкатывается...

– Танк! – кричат с переднего края, указывая руками.

Григорий едва успевает юркнуть на дно от хлестанувшей пулеметной очереди. Сделав короткую остановку, машина ухает из пушки, едва не угодив в бруствер и снося волной перекрытия. Выбив сноп искр и оставив борозду, о броню, рикошетит тяжелая пуля.

– Да как его остановить?! – слышно от бойца, с трудом справляющегося с громоздким крепостным ружьем.

– Отставить панику, – жестко обрубает Розумовский, глядя в бинокль. – Бери выше!

У готского танка броневые листы так наклонены, что делают почти пирамидой. Вот только очередной выстрел находит уязвимое место, попав прямо в стык башни и корпуса. Машина качается и замирает, обиженно накренив дуло.

– Ур-ра! – раздается победное от траншеи.

Рано радоваться. С заклининой башней готы приводят танк в движения, наводя ствол гусеницами. Еще один осколочный рвется совсем близко от симерийцев.

– Да они же так прорвутся! – рискуя быть подстреленным, Григорий высовывается чуть ли не в полный рост, разряжая Крынку.

Поднимающийся в атаку гот падает, "шестилинейка" едва ногу не отрывает, болтающуюся на обрывках ткани. Вот только проклятая гильза переклинивает, драгун трясущимися руками вынимает шомпол, пытаясь выбить.

– Брось ты эту швабру, – слышно пыхтение позади. – Лучше подсоби.

Несколько кавалеристов с большим риском и усилием волокут картечницу на массивном артиллерийском лафете.

– Славка! Живо сюда! – машет рукой Гриша, налегая на колесо. – Засыпай патроны.

Сам драгун садится за ручку. Картечницу не просто так прозывают "адской кофемолкой" почти полностью напоминающую известный механизм. Пока Вячеслав, пригибаясь за щитком, укладывает патроны в контейнер, его друг начинает вращение.

Длинная очередь ошпаривает плотный кавалерийский строй. И пускай лишь несколько коней, вскрикнув почти по человечески, падают, от наскока готы отказываются.

Тут и приходит незваному гостю сюрприз. Земля дает трещину перед копытами, увлекая часть всадников в разлом. Не успевают готы опомнится, погребенных внизу ждет куда более страшная участь – на свободу вырывается огонь, поглощая живое за считанные мгновения.

– Дала им Аленка прикурить, – смеется Григорий, размахивая фуражкой, дыма от перегретой картечницы намеренно.

Такого поворота противник не выдерживает, начиная откатываться назад. Даже дышащий на ладан танк, пусть и огрызаясь, дает задний ход. В порядке, сохраняя организацию, но сегодня готы от Федоровки отходят.

– Дай закурить, – изможденный Вячеслав садится на землю и теребит край кителя Гриши.

– Ты ж не куришь, – хмыкает тот.

– Правда? – чиркнув огнивом, драгун затягивается и с удивлением смотрит на самокрутку. – А я и забыл.

Симерийское царство. Федоровка. Ок 10-00

22 июня 1853 г. (3 день войны)

Григорий, мальчишески смеясь, поднимает ведро над головой и опрокидывает водопад прямо на голову. Ни сколько не озабочиваясь манерами, как есть, босой и с голым, покрытым кудрями, торсом. Благо в серых армейских портах. Ледяная колодезная водица заставляет сердце пустится в пляс сайгаком, мокрые волосы залипают все лицо, но ефрейтор с блаженством фыркает и отплевывается.

— Хорошо! – громко, видимо желая всех убедит, говорит драгун, разминая руки и плечи гимнастическими упражнениями.

Мимо проходит молодая девица, с красотой, присущей симерийской древне. Круглая и румяная, с пухлыми губками и косой, толщиной с ладонь. Даже сквозь мишуру юбок и потертые лапти видно ладную фигуру. Девушка несет коромысло с двумя ведрами и на разминающегося солдатика старательно старается не смотреть.

– Нравится мне тут, – улыбающийся котом Григорий провожает крестьянку томным взглядом и разглаживает усы. – Нет, правда, хороший поселок, уютный по особому. Вот прогоним колбасников, куплю себе тут хатынку. Тишина, садик растет, птички поют. Что еще для счастья нужно?

Трудно представить, но за короткие три дня Федоровка преображается. Среди развалин домов, обгоревших бревен и золы из пепла возрождается нечто новое. И как новорожденный младенец поселок учится жить заново, делая первые, но смелые шаги в мире под названием война.

Пользуясь коротким затишьем между обстрелами люди покидают подвалы и спешат набрать воды из колодцев. Улицы белеют от вывешенного просушиться белья, а во дворах можно вновь услышать приятный уху детский смех.