Крепость Ника. 3 – 55

Сусоев пытается предупредить Данилова, но тот, не таясь, выходит вперед. На слабый фонарный свет и правда появляются дозорные, посланные навстречу.

– Мишка, ты что ль? – кричит, все еще неясно всматриваясь в предрассветную муть подпоручик.

– Я вашбродь! – доносится веселый голос солдата.

– Вот шельма! Опять пьяный?

Офицер виновато смотрит на курха. Стыдно перед дальним гостем. Не служба, а не пойми что. Данилов на Нике недавно и все никак не свыкнется с природным для крепости бардаком.

– Да все нормально, вашбродь, не извольте сомневаться. Мы по чуть-чуть, для аппетиту, – слова солдата подхватывает смех сопровождающих. Хотя, судя по походке бойцов, упомянутым «чуть-чуть» не ограничивается. – Тут какое дело, вашбродь, кабель-то, будто кто кусачками перерезал кто. Ну так и есть, крест на пузо.

И солдат первым же и падает, сраженный наповал метким выстрелом.

– Что происходит! Откуда стреляют!

Крики, брань, гвалт и беспорядочная пальба смешиваются в неуправляемый вихрь. Сусоев падает на колено, пытаясь хоть как-то сориентироваться. Опыт и инстинкты говорят, врагов немного, но они будто повсюду и бьют наповал! Вспышки слева, справа, спереди. Разведчик делает шаг назад, чуть не перецепивши о что-то мягкое.

– Аллаху Акбар…, – шепчет он, глядя на совсем юное, безбородое лицо соотечественника.

Симерийцы пытаются отстреливаться. Тяжелой пуле «шестилинейки» не то, что кусты нипочем, деревья валить можно. Вот только винтовки при стрельбе задирает нещадно вверх, а дым и огнь тот час превращают стрелков в мишени.

Данилов быстро перебирает пальцами, складывая в сложные фигуры и яростно что-то нашептывая. Ближайшие кустарники вспыхивают, мгновенно переходя на высохшие, густорастущие деревья. И вот тут Шамиль видит врагов, почти в упор. В странной форме, будто в кусты одетые, они быстро перебегают с место на место, отстреливая мельтешащих симерийцев. Оттянув курок карабина, курх стреляет навскидку. Есть! Один заваливается, кубарем скатившись в овраг.

– Уводи людей! – подпоручик самозабвенно лупит из револьвера. – Отходите к крепости, немедленно.

Заклинание Данилова отделяет отряды друг от друга, другого шанса не будет. Выстрелив еще раз, Сусоев криком созывает рассеянных по балке бойцов. Вот только далеко уйти не удается. Не пройдя и двадцати метров, симерийцы натыкаются на ожившую пулеметную точку.

«Загнали, – обреченно понимает Шамиль, – как лисиц в норе»

Корвет «Архангел Гавриил». 4 – 00

– Они в своем уме! – кричит, ослепленный ярким светом Звягинцев.

Обозначившего себя сигналами «Архангела» готы освящают мощными лучами прожекторов. Как по хлопку ладоней, трехмачтовый корабль предстает блеющей овечкой перед пускающим слюну волком. Весь экипаж застывает в невесомости, не зная, что делать.

Первым приходит в себя капитан.

– Поднять паруса! Котлы на полную! – оказывается, Орлов не просто умеет орать, глотка у вечно кашляющего старика подобна рупору. – Уходим отсюда! Да поживее!

На корабле, сбросившем-таки оцепенение, поднимается рабочий гам, свист боцманов и топот ног о палубу. Выбросив клубы едко-черного дыма, пароходо-корвет приходит в движение, постепенно набирая обороты. «Гавриила» резко толкает и старпом едва успевает ухватиться за перилла. Орлов при этом стоит вросшей в мостик скалой, даже не покачнувшись.

А не отдать ли приказ канонирам? Звягинцев украдкой смотрит на хранящего молчание, тесно сжавшего губы капитана. Дмитрий Геннадиевич наверняка думает о том же.

– Выстрел!!!

Взрыв! Эсминец подбрасывает на волнах и сотрясает от носа до кормы. Все матросы и офицеры кубарем скатываются, кто где стоит. Застонав, задыхается двигатель.

– Попадание в машинное отделение! – истошно орут снизу.

– Пушки к бою! – отдает все жекоманду Орлов. – Огонь!

Да только поздно. Просыпается главное орудие «Святой Елены».

«Мамочка», – успевает подумать Анатолий, прежде чем первый же залп отправляет маленький корвет на дно.

Крепость Ника. Ок. 4 – 30

Командующий гарнизоном полковник Курахов вихрем появляется в боевых отсеках крепости. Уже при параде, сверкающий иконостасом орденов и золотым шитьем аксельбанта и эполет. Низкорослый и крепкий, штаб-офицер кажется почти квадратным.

Мимо бегом проносятся санитары. На носилках задыхаются от боли, не в силах даже кричать, шокированные раненные. Пол скользкий от капающей крови.

– Держись, касатик, – командир останавливается возле одного, с наспех перебинтованным лицом. – В бункер их несите!

Ника содрогается под непрерывным огнем вражеских пушек. Пересекающий коридор полковник невозмутимо смахивает с плеча осыпающееся при сильных толчках крошево.

– Первое орудие товсь! – командует унтер-офицер, подгоняя суетящихся у пушки канониров. – Пли!

Щиплет глаза, всюду стоит истошный кашель – дышать от угарного газа и порохового дыма невозможно. Многих мутит.

– Докладывайте, – коротко, но резко бросает Курахов, судорожно, дрожащими пальцами застегивая пуговицы у горла.

– Множественные попадания в правый корпус, ваше высокопревосходительство, – штабс-капитан пытается говорить выстрелом, по уставу, но нервы подводят и он дрожит, глотая слова. – Главное орудие… больше нет.

Курахов ругается, грязно и по-мужицки, несмотря на чин и благородное происхождение. Корабельная пушка, с таким большим трудом доставленная и установленная на Нике. Это стомиллиметровое чудище должно было стать главным аргументом в обороне. И что теперь делать? А ведь проходит менее получаса с момента боя.

– Что с группой Сусоева и Данилова?

– Нет вестей, ваше благородие, – Керенский поспевает за полковником. – Минут как пятнадцать стрельба стихла.

Мертвы. Наверняка мертвы. И нет времени оплакивать, смерть всюду, дышит в лицо. Это не башибузуков по горам гонять. Готия. Вот канальи! Ударить так подло и в столь сложное время. Шамиля не то, что в полку, во всей дивизии заменить некем, а подпоручик вообще мальчишка, жизни не видевший. Как же можно так!

Курахов достигает наблюдательного поста. Перископ открывает картину боя – огневые точки готов по всему горизонту видны всполохами залпов. И метко бьют колбасники. Симерийские пушечки чадят как паровоз и откатываются после каждого выстрела, заставляя заново наводиться. А эти бью в копеечку.

Постепенно расцветает, но все еще хорошо видны росчерки трассеров, лентой тянущихся к врагу и обратно. Полковник улыбается – республиканцы натыкаются на основательно окопанные секреты. С поручиком Демидовым неполный взвод, а главное целых две картечницы. Истинное сокровище. Новое для армии оружие только начинает приживаться в войсках и исчисляется поштучно.

А вот от позиций симерийцев отделяется полыхающий огнем шар, стремительно несущийся на врага. Работают царские маги – загляденье. Жаль, говорят, раньше волшебники чуть не щелчком пальцев повергали в прах армии и ровняли с землей замки. На долю нынешнего поколения выпадает быть свидетелями заката могущества чародеев.

– Хорунжего Бердяева ко мне, – командует полковник. – Пусть Демидова со своими казачками поддержит.

Стрельба на переднем крае обрывается, резким ударом хлыста. Р-раз и тишина. Даже канонада лишь подчеркивает затишье на секретах.

– Может, схожу, а, господин полковник? –подошедший сзади казак Бердяев, сильно шепелявит, из-за нехватки зубов. – Возьму хоть пластунов, посмотрю, что да как.

Крепостной командир замирает, слушая частое биение сердца. Как!? Отменные стрелки, две картечницы в дзотах, да еще колдуны. Полчаса боя и весь передний край сносят, будто мусор метлой. Вот она, истинная мощь Готии.

– Отставить, – принимает трудное решение Курахов. – Всему личному составу занять оборону внутри крепости. Огонь, – он опускает взгляд, – перенести на позицию Демидова.

Но тут рассветное небо открывает величественное и страшное зрелище. Из облаков показываются гротескные корпусы трех заходящих на бомбометания дирижаблей.