Штабс-капитан, что вы можете рассказать о боевом вылете?

– Мне было поручено пересечь линию фронта и провести бомбометание важных пунктов дорог. Мы знали, железные пути и станция Ольхово наверняка используются противником для переброски войск и боепитания.

И что же вы обнаружили? Ольхово и правда в руках Готии?

– Нет! Едва я достиг города, как увидел внизу флаги Симерии. Город окружен со всех сторон и подвергся варварскому разрушению. Но клянусь честью, они все еще держатся.

Таким образом, дорогие читатели, была выяснена очередная коварная ложь трусливого врага. Не в силах сломить волю симерийского народа, он распространяет гнусное вранье, пытаясь посеять панику и подорвать веру в скорую победу. Подвиг подполковника Швецова и его драгун еще раз доказывают храбрость и самоотверженность солдат Симерии.

А тем временем, войска генерала Василькова продолжат упорное наступление. В боях за ...

Больше Мария не в силах прочитать ни строчки. Мир мутнеет от наполнившихся слезами глаз.

"Он жив", – снова и снова повторяет она.

Две девушки, рыдая на взрыв падают друг другу в объятия.

Симерийское царство. Ольхово. Городские окраины

25 июня 1853 г. Ок. 12 — 00

(25 день войны)

Штабной джип Ли Саммерса медленно продвигается вглубь улицы. Гремят тяжелые короба вмонтированного "Максима". Машина часто подрагивает, наезжая на бесчисленные булыжники. Экипажу приходится то и дело цепляться за борта, миновать разбросанные рытвины от воронок не представляется возможным. Сидящий впереди бригадный генерал то и дело отвлекается на ерзающего позади оператора.

Ли усмехается, поправляя с глаз съехавшую при очередной встряске каску. Война в короткий миг становится главным блюдом готской кухни. Проглатывает общество целиком, с жадным, неутолимым аппетитом. В далекой от настоящих боев Республике, народ тянется к патриотическим плакатам на улицах, внимает пылкой речи политиков и вербовщиков. Войну обсуждают в кафе, сводки о захваченных городах выдворяют все прочее с передовиков газет. Но кого интересует правда?

Камера запечатлевает солдат во всей красе, победители входят в павший и брошенный город. Солдаты двигаются за джипом бодрой рысью, двумя колонами по обе стороны улицы. Бойцы ловко преодолевают многочисленные завалы полуобвалившихся домов, сияют примкнутые штык ножи, с широкополых касок торчат камуфлирующие ветви. То и дело башмаки без трепета, обыденно переступают распластанные на мостовой трупы врага. В заранее оговоренных местах, убежища и развалины покидают благодарные жители, с восторгом встречая освободителей.

– Приближаемся к передовой, – предупреждает водитель.

Приходится спрятать камеру, все больше и гуще встречаются заполонившие улицу боевые части. Генерал привстает на сиденье, охватывая взглядом открывшееся зрелище. Повсюду покрытые копотью и пылью молодые лица. В одну кучу скапливаются различные подразделения. Тут и отбившиеся от своих туземцы. Стоит гомон на клокочущих языках, пестрят тюрбаны и вязанные платки-арафатки. Плетутся понурив головы горцы в драных килтах. Пехотинцы, побросав оружие, лежат у обочин, апатично провожая шествие глазами.

"Новобранцы, – сетует генерал-майор, качая головой. – Для большинства этот бой первый. На кой ляд Гранд собрал столько рекрутов?"

Несколько кавалеристов из черных гусар топчутся у разорванной снарядом лошади. Проезжая мимо кучи плоти и кишок приходится зажать рот рукой. Ли успевает заметить растерянность всадников. Красивые доломаны взмокли и помялись, кто-то потерял увенчанную черепом шапку. Гусария, краса и гордость армии... Большая часть присутствующих насмотрелась агитационных виодеожурналов, поверив в несокрушимую мощь Готии и смехотворность симерийских магов-фокусников. Ольхово всем раскрыло глаза.

Хоть основной очаг боев идет на убыль, все отчетливей и ближе слышна одиночная стрельба.

— Дальше не проедем, – Саммерс привлекает внимание хлопком по двери и указывает вперед. – Припаркуйся.

Проезд наглухо перегорожен завалами. От дома к дому посреди улицы возвышается стена из уложенных мешков и всякого хлама. Ли даже свистит, оценивая масштабы работ. Защитники время даром не теряли. Взглянув на общую картину, город предстает лабиринтом смерти.

В подтверждении, не доехав до баррикады пятьдесят метров, застывает готский танк. Корпус почернел от гари, свернута сорвавшаяся с катков гусеница. Несчастный командир пытался выбраться, так и застыв по пояс в люке. Конечности и голова выворочены в неестественную скульптуру, будто не человек, а кусок угля.

– Генерал, сэр, — к джипу, отделившись от группы разведчиков-велосепидистов, подходит Майкл.

Вооруженный винтовкой, капитан вытягивается струной и перекладывает оружие на караул. Довольная ухмылка вызывает навязчивое желание послать к далекой матери. Кому война, а кому праздник. После случая с лейтенантом в пригороде, капитан фанатичнее уличного проповедника.

— Что тут происходит? – бурчит Ли, обходя капитана по широкой дуге.

Майкл оборачивается.

На баррикадах не прекращает кипеть работа. Завалы, наверняка с немалым трудом возведенные, разбирают все те же ольховцы. Настоящие, а не ряженные для патриотических съемок актеры. В основе женщины и подростки, через боль и стиснутые зубы ворочают тяжелый мусор. Люди то и дело злобно оборачиваются, но под угрозой штыков не ропщут. Курящие пехотинцы не гнушаются отбрасывать сальные шутки и подгоняют подневольных криком.

– Симерийцы отступили, – вяло, будто и не кипел час назад бой, говорит капитан. Он показывает за спину. – Те, кого мы не убили или не рассеяли, отошли на другие позиции. Думаем обустроить на многоэтажке пункт корректировки огня. Внутрь пока саперы вошли.

Бригадный генерал задирает голову, щурясь на солнце рассматривая здание. Добротный дом из красного кирпича. Пусть и посеченные осколками, стены хранят остатки вьющегося вокруг рам декора. Да и при бомбежках считай не пострадал, толстую кладку не просто разворотить — строение стоит уверенно, вросшим в землю истуканом.

"Тут и временный штаб можно разбить", — мимоходом думает Ли.

-- А там что? – Саммерс указывает на клубы дума, поднимающиеся с соседней улицы.

– Еще две машины подбили, – с дельным равнодушием пожимает плечами капитан.

Генерал-майор сдавливает брань, лишь шевелятся в беззвучной злобе губы.

"А ведь и суток не прошло", – перед глазами все еще маска ужаса и смерти обгорелого лица танкиста.

Ольхово за последние часы грозит превратиться в кладбище бронетехники. Особенно тяжело вот таким малым танкам, вооруженным лишь несколькими пулеметами. Не имея достаточно угла подъема, миниатюрные коробки становятся легкой мишенью для засевших на верхних этажах.

– Передай по всей бригаде, пусть донесут до каждого взвода в отдельности, – Саммерс оборачивается к сидящему в авто связисту. – Не бросайте танки далеко вперед. Пусть продвигаются медленно, позади пеших.

Самодур Гранд превращает штурм в театр абсурда. Как и ожидалось, плотная, но беспорядочная канонада почти не принесла результата. Вошедших в город готов продолжают кусать засевшие люди Швецова. Казавшееся наглухо похороненным, здание в самый неожиданный момент огрызается ружейным огнем. Однако все еще можно снизить количество бессмысленных потерь.

– Поберегись! – кричит взгромоздившийся на верхушку завалов наблюдатель.

И первый же бросается вниз, путаясь в ремне длинной винтовки и рискуя сломать шею. Зазевавшийся Ли реагирует недостаточно быстро, увидев круглый предмет, разбрызгивающий в полете искры. Взрыв хлопает прямо в воздухе, едва не потонув в гомоне и визге окружающих. Штатские и солдаты падают на землю, кто где стоит.

"Давно я на передовой не был", – не смотря на угрозу, ситуация генерала веселит.