Швецова привлекает звук хрустнувшего стекла. Под пятой потрескавшегося, выцветшего сапога фотография. Старая, с почерневшей рамой и пожелтевшими разводами. Алексей и лиц не различает за сеткой битого стекла, зачем-то остановившись. Одна из многочисленных семей. Вокруг дряхлых стариков жмутся многочисленные домочадцы, держа на руках детей.

"Что с ними? – думает офицер, рассматривая карапуза, серьезно смотрящего с черно-белого снимка. – Уцелели ли?"

Не отдавая отчета, вешает дряхлую фотокарточку на стену.

Симерийские снаряды падают на окраинах города. Занятые противником, западные рубежи вздрагивают от дикого визга. Один за другим снаряды рвутся в грохоте взрывов и стоне погребаемых строений.

Здание опять подпрыгивает. Часть штукатурки оседает, подняв облако мусора и обнажая пласт каменной кладки. Несколько щепок с потолка падают на плечи подполковника. Щелкнувший по козырьку фуражки кусок заставляет вздрогнуть и прийти в себя.

Швецов пересекает коридор. То и дело приходится переступать через торчащие клыки досок и рытвины. Деревянной трухи и земли в некоторых местах по щиколотку. А ведь для наблюдательного пункта искали более или менее целое пристанище.

"Городу конец", — командир вдавливает голову в плечи, сверкая глазами из под низко надвинутой фуражки.

Вне зависимости от исхода сражения, Ольхово мертво. Никто не сможет жить на пепелище. Земля на долгие годы отравлена смрадом гари и пролитой крови. Сколько еще способа вытерпеть она?

– Смирно! – слышен окрик майора Максима, едва Алексей переступает дверной проем.

Штабные офицеры, заполонявшие комнату гомоном споров и перебоями приказов, замолкают. Швецов, вставший по средине, всматривается в вылитые из стали лица. Секунды ожидания тянутся в вечность, проносясь дрожью по телу подполковника.

"Мои люди", – у Алексея даже волосы на голове шевелятся, он вытягивает спину и сжимает пальцы в кулак.

И как раньше не понимал? Никакие столицы, кутежи в офицерских клубах и великий свет не заменят этих мгновений.

Десяток пар сапог щелкают сталкиваясь, руки вздымаются в приветствии.

— Вольно, господа, — дрожащей десницей командующий подносит пальцы к виску, скулы сводит в напряжении.

Штабные за короткий промежуток делают потрясающую работу. Небольшое помещение обрастает стелющимися по стенам и потолку проводами. Добрая часть комнаты обвешана картами и схемами. Можно наяву представить каждую улочку, каждый сквер или дом в бесчисленных городских лабиринтах. В глазах пестрит от красных черточек и линий нанесения ударов.

Окна надежно прикрыты мешками, оставляя щели для обзора. Это правильно. Магия магией, но даже очнувшееся от вековой спячки, чародейство не было и не будет всемогущим. Тяжелые бетонобойные снаряды, с легкостью разрушающие даже подземные казематы, с не меньшим эффектом проходят сквозь незримые барьеры.

Алексей подходит к наблюдательному посту, мимоходом срывая ручку аппарата с подвешенного "тапика". Зажав плечом к уху, вертит ручку вызова, не добившись однако никакого эффекта.

– Почему связи нет?

Швецов вертит головой в поисках ответственных. Мужчина средних лет выходит вперед, прихрамывая на одну ногу. Алексей замечает порванные штаны и кровоточащие царапины на оголенной коже. Офицер лишен головного убора, усы криво обросли на губы.

– Перебило опять, ваше благородие, – устало говорит он, разглаживая залысину. – Уже три раза ходили вдоль кабеля. И минуты не проходит ...

— Восстановить, — обрывает на полуслове штаб-офицер, влезая обратно в шкуру цербера и даже не взглянув связисту в глаза.

Алексей с силой бросает трубку на место, едва не выдрав аппарат с кривого гвоздя. Стоящий у карт в углу Максим приходит в движение.

-- Поберегли бы людей, барон, – мягко говорит начальник штаба, поправляя очки. – Маги справляются.

– Не стоит во всем полагаться на волшебство! – Швецов подкрепляет окрик вздетым вверх пальцем. – Мы не можем позволить себе действовать методами каменного века перед лицом Готии. Мне нужна связь с подразделениями, приказы должны доходить быстро и своевременно. Какой прок в планировании, если мы доставляем важные сведения на огрызках бумаги?

Несколько секунд начальник штаба и подполковник буравят друг друга взглядами.

Мимо здания пробегают люди, опасно выделяются на фоне городской серости белые кителя. Юнкера. Раскрасневшиеся, глаза с непривычки мечутся на каждый шорох. Судорожно сжимают винтовки, хрипло дыша с кашляем. Колона сбивается в кучу, многие неорганизованно бросаются в рассыпную или приседают. Над головами грохочет пулемет, к счастью свой. Из чердака соседнего здания видны всполохи трофейного "Максима", поддерживающего наступающую по парку и улицам пехоту.

– А ну встать! – кричит наперекор повисшей тишине штаба поручик, надрывая глотку. – В шахматный порядок по обе стороны улицы! Чего расселись? Испугались? Так пожалуйте на войну, господа хорошие! Енто вам не склады в тылы сторожить.

Наконец майор отступает на шаг и вот уже поворачивается обратно к картам.

– Выполнять, – искривив губу, бросает Швецов связистам.

Что не так с Максимом? За внешней аристократичной плавностью чувствуется трещина. То отмалчивается, то спорит ни к месту. Ладно, не время предаваться паранойе. Сейчас все на нервах. По крайней мере успех операции на тактическом таланте начальнике штаба. Именно ему принадлежит идея убрать магов с прямого контакта и возглавить остатки батарей. Легкие кавалерийские пушечки никогда не могли на равных противостоять современным техническим системам. Но только не сегодня. Ольховские орудия бьют с закрытых позиций, одна за другой поражая огневые точки штурмующих. За короткие утренние часы минометы готов оказываются погребены.

"Воронки им могила"

Вне достига́емости остаются дальнобойные гаубицы. Но они на высоте и сами боятся открывать шквальный огонь, рискуя покрошить собственные же войска. Оставшись без прикрытия, пехота готов медленно пятится. Швецов, поправляющий настройки перископа, позволяет улыбке скользнуть по губам. Впервые гарнизон заставляет врага шаг за шагом сдавать позиции.

Ликование портит единственный факт – снарядов на подобную операцию больше нет. Вне зависимости исходов контратаки, пушки придется подорвать или привести в негодность. Все. Гарнизон остается с кустарным оружием.

Под звуки пальбы, бой переходит на пятачок парковой зоны. Оптика окопной трубы хорошо различает участки готских позиций. Пехотинцы, залегая среди кустарников и деревьев, спешно роют углубления.

"Этого следовало ожидать", – мрачнея, Алексей рассматривает симерийскую пехоту.

Швецовцы наступают все медленнее и медленнее, пока вовсе не увязают. Добившись головокружительного успеха в артиллерийской дуэли, штаб волей-неволей оставляет стрелков один на один с готами.Вот тут разница в вооружении раскрывается по полной.

Люди пытаются наступать по парку, используя естественные укрытия. Перебегают от дерева к пеньку, устраивают позиции в многочисленных воронках. Всполохи видны у поваленных, очень крупных стволов. Но куда защитникам тягаться против магазинных винтовок? Небольшие, но мощные западные пули крошат кору и заставляются съеживаться на земле.

– Что там происходит? – привлекает внимание подполковник.

В отчаянной попытке поднять людей, офицеры откровенно лезут на рожон. Даже Швецову хорошо видны отдельные фигуры, вставшие в полный рос и размахивающие клинками. А уж республиканцам орущие призывы безумцы, что тиры на полигоне.

– Что они творят! – Алексей не видит смысла сдерживаться. Одного офицера и двух унтеров уже серьезно ранят. Мелькает белый чепчик с красным крестом. Молодая сестра путается юбками в ежевике, пытаясь добраться до истекающего кровью. – Вахмистр! ... Живо туда. Немедленно! Сию же секунду убрать командиров с передовой.

Пока вахмистр с перепуганными глазами лепочет и отдает честь, бранящийся сквозь зубы Швецов возвращается к перископу. Все. Сестра милосердия, раскинув руки, так и лежит укутанная переплетениями колючего кустарника. Из пробитой раны кровь заливает белое полотно.