Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Для Савмака всё смешалось: земля, небо, зрители. Казалось, что он сидит в бешено мчащейся по кочкам колеснице, раз за разом взлетающей в воздух. Рассвирепевший не меньше, чем конь, юноша рычал и ругался на всех языках, какие только знал.

Наконец юный скиф постепенно начал приходить в себя. Немного попустив поводья, он дал возможность саврасому опять помчаться по кругу скакового поля. Несмотря на отчаянные усилия, затраченные в схватке с наездником, жеребец бежал почти с такой же скоростью, что и прежде. Успокоившийся Савмак мысленно пожалел бессловесную скотину, над которой совершалось такое насилие, и порадовался — если он всё же сумеет укротить этого дикаря, лучшего коня не сыскать во всей Таврике.

Теперь юный скиф применил иную тактику, известную ему от мудрых дедов, бесстрашных воинов и кочевников. Сместившись ближе к шее, он изо всех сил сжал ногами бока скакуна, сбивая ему дыхание. Нагайку Савмак оставил в покое и лишь напевал коню старинный размеренный и убаюкивающий мотив, больше похожий на шум ковыльной степи после освежающего дождя.

Саврасый начал уставать. Он ещё раз попытался избавиться от наездника, с отчаянностью смертника бросившись на резную деревянную стенку проскения, готовый расшибиться, но не подчиниться. Тогда Савмак, повысив голос, опять щёлкнул коня рукоятью нагайки по ноздрям, но уже не так сильно, как первый раз. И гордый вожак смирился. Дальше он бежал споро, и всё же не с таким рвением, как прежде. Наконец, где-то посредине круга, почти напротив царского балдахина, саврасый замедлил ход, перешёл на вялую рысь — и, медленно опустившись на колени, лёг.

Над гипподромом словно прокатился горный камнепад — зрители неистовствовали. Даже царь вскочил на ноги и что-то кричал, потрясая руками.

Но Савмак ничего не слышал и не замечал: продолжая напевать древнюю песнь, он быстрыми движениями массировал одеревеневшие грудные мышцы саврасого. Конь настороженно косил на него налитым кровью глазом и тихо всхрапывал. Подбежавшие конюхи принесли попону, и юноша поторопился накрыть мокрую от пота спину скакуна.

Ксено бессильно откинулась на спинку скамьи и закрыла лицо руками. С её уст срывались какие-то звуки. Анея от удивления на некоторое время потеряла дар речи: её госпожа смеялась, а из очей капали слёзы…

ГЛАВА 8

Городской пританей полнился гостями. Провожали послов Понта, и самые достойные граждане Пантикапея, всеми правдами и неправдами получившие приглашение на это торжество, стекались тонкими, благоухающими дорогими восточными благовониями ручейками на одну из террас, окольцовывавших гору с акрополем на вершине.

Здание пританея поражало красотой и архитектурным совершенством. Его начал строить отец Перисада, когда казна Боспора ещё была наполнена звонкой монетой, а морские караваны с зерном, солёной рыбой, кожами, деревом, воском и другими дарами Таврики бороздили голубые воды Понта Евксинского с ранней весны до осенних штормов, направляя резные акростоли на юго-запад, к берегам Эллады. Строительные и отделочные работы завершились совсем недавно, лет десять назад, и многоколонный пританей до сих пор блистал первозданной чистотой и свежестью. Просторное здание длиной около восьмидесяти и шириной не менее сорока локтей состояло из пяти помещений и дворика, вымощенного тщательно отшлифованными и подогнанными плитами. В южной части пританея находился парадный андрон с облицованным мраморными плитами главным очагом города, являвшимся символом единения всех граждан Пантикапея. Рядом с ним была комната для омовения и хозяйственное помещение с печью — поварня. В западной половине располагались ещё два больших зала с полами из известняковой крошки и гальки, где обычно трапезничали не столь важные гости, как иноземные послы. Дворик к северу был открыт, а с трёх других сторон его окружала колоннада. В пританее находился и алтарь, украшенный рельефной головой быка и гирляндой лавровых листьев, а также сложенная из дикого камня цистерна для воды. Расписные стены имитировали дорогие сорта мрамора, а пол андрона покрывала удивительной красоты мозаика.

Главенствовал на торжестве городской агораном Исиад, благообразный старик с длинной седой бородой и выцветшими от времени маленькими глазками, постоянно прячущимися под морщинистыми веками. Был среди приглашённых и наместник Хрисалиск. Он немного похудел, и его обычно смуглое, пышущее здоровьем лицо приобрело желтоватый оттенок. Проверка деяний наместника, устроенная царём, как видно, не прошла для него бесследно. Впрочем, Хрисалиск, судя по торжествующей улыбке, словно приклеенной к скуластой физиономии, похоже, вышел сухим из воды. В какую сумму ему это вылилось, знали немногие, в том числе и благообразный хитрец Исиад, слывший, кстати, бессребреником. Но такие мелочи, конечно же, не могли омрачить чело наместника, уже успевшего возместить убытки, продав пиратам-ахайям почти половину съестных припасов — дань меотов Боспору — и кое-что из оружия.

Хрисалиск, согласно своему высокому рангу, возлежал за пиршественным столом в андроне. Компанию ему составляли спирарх Гаттион, жрец Стратий, боспорский наварх Панталеон, известный кутила и выпивоха, рослый, жилистый морской волк, и евнух Амфитион. Кроме них и ещё кое-кого из дворцовой знати в андроне трапезничали и посольские люди Понта.

В других залах, как мы уже говорили, были гости поплоше, которые не могли кичиться аристократическим происхождением или близостью к царскому престолу: богатые купцы, не только чистокровные эллины, но меоты, скифы и иные, в чьих жилах было столько всяких примесей, что определить их принадлежность к какому-нибудь народу или племени не представлялось никакой возможности; крупные землевладельцы и эргастериархи, несколько пантикапейских поэтов и мыслителей, никогда не упускавших случая отведать дармового угощения, два хилиарха, начальник аспургиан — нелюдимый и молчаливый полуварвар, царский логограф, невесть каким образом попавший сюда пантикапейский синдик[284] — угодливый толстогубый мужчина с удивительно гибкой спиной, гимнасиарх, политарх[285] — этот достойный муж по чину имел право присутствовать в андроне, но не пожелал; он стремился быть поближе к простым согражданам, хотя в этих двух залах сыскать их было весьма трудной задачей, — и даже борец Калус, дюжий, квадратный молодец, обжора, каких свет не видывал.

Спирарх Гаттион мрачно жевал кусок фаршированной рыбы, даже забыв полить её сосусом. Его мысли витали далеко от пританея, и основное место в них занимал Эрот. Сводный брат Гаттиона, вечный бродяга и насмешник, залил сала за шкуру спирарху ещё в детстве, и он ненавидел рапсода так, как только могут ненавидеть друг друга близкие по крови люди. Теперь начальник царской спиры мысленно представлял Эрота, распятого на дыбе подземного эргастула, и себя с плетью в руках.

— О чём задумался, наше воинское совершенство? — насмешливый голос Хрисалиска ворвался в мысли спирарха как камень из пращи, заставив его вздрогнуть и болезненно поморщиться.

— Осень… — неопределённо ответил Гаттион, неприязненно глянув на наместника.

— Действительно, осень… — почему-то удивился Хрисалиск. — Премерзкая пора, доложу я тебе. Но по мне, так в самый раз — пока штормит, ни один разбойник и пират не сунутся в мои владения. А вот зима, это уже и впрямь скверно: пролив скуёт льдами, и по этому мосту того и жди незванных гостей. Ой-ей…

— Зима — отличная пора, га-га-га… — заржал во весь голос наварх Панталеон, расслышавший в разговоре сотрапезников всего несколько слов. — Отоспимся, винца попьём вдоволь, гетер всех перещупаем… — он вновь загоготал.

— Кому что… — предосудительно заметил Хрисалиск, но всё равно скабрёзно ухмыльнулся.

— Блудники… — тяжёлый взгляд Стратия заставил замолчать наварха. — Вам бы только Бахуса ублажать, да вакханалии устраивать с непотребными девками. Тьху!

вернуться

284

Синдик — помощник в суде, адвокат.

вернуться

285

Политарх — градоначальник.

81
{"b":"639452","o":1}