Это вполне устраивало меня, потому что одинокие часы вахты, продолжающейся всю бессонную ночь, кажутся невероятно монотонными.

Чтобы обстановка на судне была понятнее для вас, я должен сказать, что «Северный капер» — надежное прочное судно, но все же не являющееся шхуной последней модели, хотя его и оборудовали радиопередатчиком.

Все на судне дышит атмосферой примерно полувековой давности, включая систему парусов, помогающих паровой машине небольшой мощности толкать корабль вперед.

На «Северном капере» отсутствует эта высокая и такая неэстетичная рубка, характерная для современных судов, на которых она торчит в виде совершенно неуместной надстройки посреди палубы.

Штурвал на нашем судне по-прежнему установлен ближе к корме, что позволяет встречать лицом и ветры, овевающие морские просторы, и соленые брызги.

Я привожу здесь это описание только для того, чтобы сказать вам, что мы оказались свидетелями непонятной драмы отнюдь не в качестве посторонних наблюдателей, изолированных за стеклом рубки; мы находились непосредственно на палубе, в самой гуще событий. Без этого уточнения мой рассказ мог бы вызвать недоумение у тех, кто более или менее знаком с топографией паровых судов.

Луна не была видна, и только слабый рассеянный свет с затянутого облачной пеленой неба да гребни волн, слабо фосфоресцирующие, словно гряда бурунов, позволяли что-то различать вокруг нас.

Было, наверное, часов десять; тяжелый первый сон навалился на усталых матросов.

Джилкс, по-прежнему мучимый зубной болью, стонал и негромко ругался. Его искаженное болью лицо нечетко вырисовывалось в неярком свете лампы нактоуза на фоне окружающей темноты.

Внезапно я увидел, что гримаса боли у него сменилась сначала крайним изумлением, а потом — выражением невероятного ужаса. Трубка выпала из его широко открытого рта. Это показалось мне настолько комичным, что я отпустил в его адрес какую-то шутку.

Вместо ответа он указал мне пальцем на сигнальный фонарь по правому борту.

Моя трубка тут же присоединилась к трубке Джилкса при виде открывшегося моему взору зрелища. В нескольких дюймах от фонаря из мрака торчали две руки, на которых поблескивала вода. Руки судорожно сжимали самые нижние ванты.

Неожиданно руки разжались, и темная мокрая фигура запрыгнула на палубу.

Джилкс отскочил в сторону, и свет лампы нактоуза хорошо осветил пришельца.

Совершенно остолбенев от неописуемого изумления, мы увидели человека, чем-то похожего на клерка — в черном сюртуке и таких же брюках, с которых ручьями стекала морская вода. Бросалась в глаза его маленькая головка с пылавшими, словно угли, глазами, уставившимися на нас.

Джилкс едва заметно шевельнул рукой, намереваясь выхватить свой рыбацкий нож, но закончить это движение ему не пришлось: незнакомец кинулся на него и сбил с ног одним ударом. В это же мгновение лампа нактоуза разлетелась на мелкие кусочки. Секундой позже из кубрика послышались пронзительные вопли юнги, выполнявшего роль сиделки возле постели больного:

— Помогите! Его убивают! Его убивают!

С тех пор, как однажды мне довелось улаживать серьезную стычку между членами команды, я завел обычай иметь при себе ночью револьвер.

Это было оружие большого калибра, стрелявшее пулями в мягкой оболочке, которым я пользовался достаточно умело. Я быстро взвел курок.

Неясный шум наполнил, казалось, все помещения судна.

В это время, то есть через несколько мгновений после того как произошла описанная выше последовательность событий, сильный порыв ветра, нанесшего шхуне пощечину, разорвал облака и луч лунного света словно прожектором осветил палубу «Северного капера».

Крики юнги перекрывались оглушительными ругательствами капитана; послышался топот множества ног… И тут до моих ушей донеслись мягкие, словно кошачьи прыжки, раздававшиеся справа от меня. Я увидел клерка, перемахнувшего через борт и без всплеска ушедшего под воду. Через мгновение его небольшая головка поднялась на гребне волны почти до уровня палубы; хладнокровно прицелившись, я нажал на курок.

Человек испустил какой-то странный вопль; набежавшая волна подтолкнула его назад, прямо к борту судна.

Возле меня оказался Джилкс, еще не до конца пришедший в себя, но уже ловко орудовавший багром.

Неподвижное тело плавно колыхалось на поверхности воды вплотную возле борта судна, то и дело глухо ударяясь о него.

Багор подхватил тело за одежду, надежно вцепившись в нее, и матрос с поразительной легкостью поднял свою добычу из воды.

Затем Джилкс сбросил мокрую бесформенную груду на палубу, пробурчав себе под нос, что эта штука кажется ему легкой, как перо.

Бен Кормон выскочил из кубрика, размахивая зажженным фонарем.

— Кто-то попытался убить нашего утопленника, — крикнул он.

— Мы видели его, капитан. Он вышел из моря.

— Ты сошел с ума, Коперланд!

— Мы не дали ему уйти, капитан. Посмотрите. Я выстрелил, и вот…

Мы столпились вокруг жалких останков, но тут же шарахнулись в стороны, испуская вопли, словно обезумевшие.

Перед нами лежала только пустая оболочка — одежда, из которой торчали две искусственные руки и голова, искусно вылепленные из материала, напоминавшего воск. Моя пуля раздробила нос и пробила парик.

Теперь вы знаете все о том, что довелось пережить капитану Баллистеру.

Он рассказал нам свою историю на исходе этой адской ночи, очнувшись после сна, рассказал просто, как будто был счастлив, получив возможность облегчить душу.

Мы самоотверженно пытались вылечить его. Левое плечо у него было пробито в двух местах, словно ему нанесли мощные удары сапожным ножом. Если бы мы смогли своевременно остановить кровотечение, нам удалось бы спасти его, потому что ни один важный орган не был задет.

После продолжительного монолога спасенный погрузился в оцепенение, из которого вышел только для того, чтобы поинтересоваться, каким образом у него появились раны.

Возле него в этот момент находился Бриггс. Довольный тем, что оказался в центре внимания, он рассказал, что ночью во время дежурства внезапно увидел возникшую как бы из ничего темную фигуру. Проникший в кубрик человек подскочил к больному и нанес ему несколько ударов ножом. Потом он сообщил о метком револьверном выстреле и показал пострадавшему фальшивую оболочку.

Увидев ее, спасенный, охваченный ужасом, закричал:

— Я знаю его! Это школьный учитель! Школьный учитель!

После этого он впал в болезненное лихорадочное состояние, из которого вышел через шесть дней в Морском госпитале Галуэя, чтобы поцеловать образ Христа и умереть.

Трагический манекен был передан преподобному Леемансу, достойному духовному лицу, много путешествовавшему по свету и хорошо разбиравшемуся в тайнах моря и диких земель.

Он долго и внимательно изучал останки.

— Так что же могло находиться там внутри? — спросил его Арчи Рейнес. — Потому что, в конце концов, ведь было же там что-то. И это что-то было живым.

— Это уж точно. Оно было живым, пожалуй, даже слишком, — проворчал Джилкс, потирая свою распухшую и все еще болевшую шею.

Преподобный Лееманс обнюхал, словно охотничий пес, одежду и отбросил ее с отвращением.

— Я так и думал, — буркнул он, ни к кому не обращаясь.

Мы, в свою очередь, тоже сунули носы в груду все еще влажной одежды.

— Она, кажется, пахнет муравьиной кислотой.

— И фосфором, — добавил Рейнес.

Кормон помолчал, потом произнес задрожавшими губами:

— Она пахнет спрутом.

Лееманс пристально посмотрел на капитана.

— В последний день перед Страшным Судом, — сказал он, — именно из моря по велению Господа выйдет Зверь Ужаса. Давайте, не будем опережать судьбу своими нечестивыми изысканиями.

— Но… — начал Рейнес.

Подняв руку, Лееманс остановил его.

— Кто затемняет предначертанное мною своими речами, лишенными знания? — торжественно произнес он.