Его мысли работали с необычной скоростью, словно они спешили появиться на свет до того, как их навсегда поглотит пустота.

«Китаец», — подумал он, и сильнейшая горечь пронизала все его существо.

Но, разумеется, надежда на спасение не могла посетить его, если считать, что спасителем мог оказаться Чинк.

Находившийся рядом с ним араб хихикнул.

— Ту-лутт! Утт!

Острие кинжала легонько кольнуло его.

Роуланд почувствовал холодную боль и закрыл глаза.

— Я… я… — очень тихо произнес второй араб.

«Хлоп!»

Глухой, но удивительно четкий звук.

Харлисон застыл в ожидании смертельного удара кинжала.

«Хлоп!»

Странный звук повторился, после чего все стихло.

Тишина тянулась очень долго, и Харлисон продолжал лежать с закрытыми глазами в ожидании страшного конца, гораздо более ужасного, чем все случившееся до этого в его достаточно бурной жизни.

Неожиданно у него возникло банальное состояние — ему неудержимо захотелось чихнуть, потому что комнату заполнил отвратительный едкий запах, раздражавший его нос. Благодаря этому запаху он вернулся в реальность и открыл глаза.

Он увидел нечто как минимум в высшей степени необычное.

Араб, собиравшийся заколоть его, по-прежнему находился рядом с ним, он почти касался его, но у него в руке не было кинжала, лежавшего теперь на полу; он продолжал сидеть на корточках, и поза его выглядела неловкой и очень странной. Второй, немного наклонившись, опирался с меланхоличным видом на стену. Он начал странный жест, но почему-то не закончил его; странно застывшая рука, в которой он сжимал открытый бумажник, была нелепо вытянута вперед. Объяснение необычным позам арабов Роуланд тут же прочитал на их лицах: лица у них были залиты красным, и красное спускалось к подбородку и терялось в длинных черных бородах.

— Они мертвы! — заикаясь, пробормотал Роуланд. — Господи, да они же мертвы!

Его взгляд скользнул к окну; оно было приоткрыто, и длинный ствол плоского револьвера с глушителем медленно отодвигался в тень, оставляя после себя тонкую струйку дыма, поднимавшегося к потолку.

Прошло несколько минут, прежде чем Харлисон смог выдавить из себя хотя бы одно слово. Впрочем, это было единственное соответствующее ситуации слово:

— Спасибо!

— Не за что! — ответил ему писклявый голос.

Через несколько мгновений одна из полос обоев приподнялась, и в комнату проник китаец в европейском костюме.

— Благодарю вас, мсье! — повторил Харлисон. — Без вашего удачного дублета я сейчас был бы таким же мертвецом, как оба этих смуглых типа.

Китаец ничего не ответил. Он продолжал внимательно изучать Харлисона пронзительным взглядом узких черных глаз.

— Как вас зовут? — поинтересовался он наконец.

— Роуланд Бенжамен Харлисон, инженер австралийской торговой компании «Мидас» в Брисбене.

— Эта компания обанкротилась, — пожал плечами китаец.

— Именно поэтому я и возвращаюсь в Англию.

— Возвращаетесь? Значит, вы не австралиец?

— Не совсем. Я родился в Дурхеме, небольшом унылом английском городке, из которого уехал в Австралию в возрасте пятнадцати лет, чтобы разделить судьбу с единственным оставшимся у меня родственником, чудаковатым двоюродным братом, решившим сколотить состояние на австралийских золотых россыпях. Впрочем, он вскоре скончался бедным, как вошь.

— А вы? Вам удалось разбогатеть?

Харлисон рассмеялся.

— Все мое богатство должно было перейти в руки этого только что скончавшегося араба. Триста фунтов в английских банкнотах. У меня есть еще чековая книжка на сто фунтов, переведенных в Мидленд-банк в Лондоне. Надеюсь также, что в кармане моих брюк можно нагрести пригоршню шиллингов и полукрон.

— Неплохо, — кивнул китаец.

— Кстати, сэр, этот способ беседовать вам, вероятно не кажется неудобным, тогда как мне…

— Вы правы.

С быстротой, поразившей инженера, китаец развязал пленника, и тот смог подняться на ноги, хотя и с большим трудом.

— Проделайте несколько гимнастических упражнений, — посоветовал китаец. — Несколько приседаний, затем выбрасывание рук сначала вбок, затем вверх. Медленно повращайте запястьями.

— Замечательно! — воскликнул Роуланд, наслаждаясь возможностью двигаться после того, как потерял надежду остаться в живых.

— В этой бутылке виски. Она еще не открывалась, и, поскольку у меня нет штопора, можете отбить горлышко.

Харлисон подчинился, не раздумывая; острый край бутылки немного порезал ему губу, но он все равно сделал несколько больших глотков.

— Вот уже не думал, что еще раз удастся попробовать этот виски. — признался он. — Отличный напиток, это же настоящее «Белое и черное». А вы не хотите отхлебнуть?

— Нет.

В резко прозвучавшем отказе явно послышалось нетерпение. Роуланд мгновенно посерьезнел.

— Я обязан вам жизнью, — сказал он. — Хотелось бы знать имя человека, благодарность которому я сохраню до конца своих дней.

— Меня зовут Ванг.

— Вот как! — пробормотал несколько разочарованный инженер, и его спаситель понял реакцию собеседника, так как для многих европейцев имя Ванг было едва ли не синонимом слова «китаец».

— Я — Ванг, — сухо повторил он.

— Еще раз благодарю вас, господин Ванг. Не знаю, чем я смогу отплатить вам ваше вмешательство в мою судьбу, вашу помощь… Да, конечно, это не очень подходящее слово… Но в австралийских пустынях, где мне пришлось провести столько времени, существует своего рода соглашение между спасенным от смерти человеком и его спасителем. Жизнь спасенного фактически становится принадлежащей спасителю. Думаю, что аналогичная ситуация реальна и в нашем случае.

— Именно так я ее и понимаю, — негромко проговорил китаец.

Ролуланд с несколько озадаченным видом посмотрел на китайца, потом поклонился.

— Хорошо, — сказал он.

— А теперь уходите, господин Харлисон. «Джервис Бей»[30] заканчивает набивать свои трюмы углем, и он явно собирается отчалить до восхода солнца. Кстати, полагаю, что вам не стоит рассказывать симпатичным пассажиркам о вашем приключении.

Харлисон покраснел. До сих пор во время его плавания флирт был одним из весьма существенных компонентов…

Высокий симпатичный молодой человек, едва переваливший за тридцать лет, с ранних лет лишенный женской заботы и нежности, как он мог не откликнуться на улыбки привлекательных блондинок и брюнеток с пышными прическами, в соблазнительных легких нарядах, когда звучало медленное танго корабельного оркестра?

Сначала ему показалось, что замечание жителя Небесной империи было несправедливым, и он бросил на него недовольный, едва ли не сердитый взгляд. Это презрительное замечание глубоко затронуло его чувства, так как он ревностно хранил в своем сердце образ Бетти Элмсфильд, очаровательной пассажирки «Джервис Бей».

Но он тут же подумал, что не будь вмешательства Ванга в его судьбу, и он никогда бы не увидел изящную блондинку Бетти кроме как в еще не до конца оформившихся мечтах, которые неизбежно должна была прервать близкая смерть, и он молча поклонился.

— Полагаю, что это приказ… — сказал он.

Китаец молча посмотрел на него.

— …И я могу полагать, что получу от вас и другие приказания, — закончил Роуланд.

— Вы весьма проницательны, господин Роуланд Харлисон.

— Моя жизнь принадлежит вам…

— Вы это уже говорили. Но, не хотите ли вы поменять место для нашего разговора? — улыбнулся китаец, бросив беглый взгляд на лежавшие рядом тела.

Роуланд явно смутился.

— Я хотел бы… Впрочем… Поймите меня правильно, господин Ванг… Я хочу сказать… Я считаю долгом чести…

— О, разумеется! Я ожидал от вас подобной фразы, — небрежно бросил Ванг. — Вы сейчас можете уйти, но не забывайте…

— Никогда!

Роуланд протянул китайцу руку.