Вслед за наводнением вспыхнул пожар, причём тоже неожиданно: без видимой причины загорелась одна из башен великого храма Теночтитлана, посвящённого Уицилопочтли, — и полностью сгорела, несмотря на все попытки потушить огонь.
Люди видели, как по ночному небу пронеслись сразу три кометы. Потом, незадолго до появления испанцев в Восточном море, на востоке вдруг вспыхнул странный золотистый свет. Он горел, как полуночное солнце, вздымаясь в виде пирамиды, по форме сходной с ацтекским храмом. Писцы отметили, что пламя, горевшее в ней, казалось «густо припорошённым звёздами». Отец Антонио рассказывал мне, что, по мнению испанских учёных, на самом деле это было извержение вулкана, однако самые высокие и самые бурные вулканы в мире находятся над долиной Мешико, да и вообще смею предположить, что ацтеки знали разницу между извержением вулкана и небесным огнём.
В то же самое время, когда появилась эта загадочная золотистая пирамида, слышали тихие голоса и жалобные стенания, как будто возвещавшие какое-то непонятное таинственное бедствие.
Все эти небесные знамения да вдобавок и роковой сон сестры смертельно напугали Мотекусому, а поскольку, когда Кортес высадился на побережье, уже вот-вот должен был наступить год Первого Тростника, индейский правитель всерьёз поверил, что Кецалькоатль вернулся, чтобы затребовать своё царство обратно. Однако Тула, владение Пернатого Змея, давно превратилась в заброшенный город призрачных каменных храмов, поскольку сотни лет тому назад он был разрушен вторгшимися варварскими полчищами, в том числе и ацтеками. Понимая, что с него спросят за деяния предков, Мотекусома решил заплатить Кецалькоатлю выкуп за разрушенный город — товарами и человеческими сердцами. Вместо того чтобы напасть на немногочисленный отряд захватчиков и сбросить их в море, охваченный суеверным страхом Мотекусома направил посла приветствовать Кортеса и преподнести ему дары — при этом запретив тому являться в Теночтитлан.
Мотекусома вернул испанцам шлем, который подарил ему Кортес, доверху наполнив его золотом. А ещё среди даров были два огромных круглых диска из золота и серебра величиной с колёса кареты. Возможно, вид готовой к бою армии и охладил бы пыл Кортеса, но когда авантюрист узрел золото, да ещё и доставшееся ему даром, это лишь разожгло его алчность.
Однако добраться до сокровищ ацтеков было не так-то просто. Испанцы понимали, что имеют дело не с вождём племени, а с настоящим монархом, правящим огромной — и по территории, и по населению — страной, превосходящей большинство европейских государств. Хотя испанцы имели превосходство в оружии — индейские стрелы и дротики отскакивали от их доспехов, — зато индейцев было в тысячу раз больше. Любое согласованное выступление со стороны ацтеков обязательно оказалось бы успешным благодаря одному только численному превосходству.
Мужество испанцев поколебалось, и Кортес, вознамерившийся во что бы то ни стало добиться того, что Веласкес не получит его добычу, пошёл на отчаянный шаг — так мог поступить лишь человек, жаждавший славы и золота, — он сжёг свои корабли.
Теперь у испанцев оставалось лишь два пути — сражаться или умереть. Горстка моряков и солдат, всего около шестисот человек, оказались в затруднительном положении — одни на берегу, без кораблей. Но и отступать некуда: сзади море. Чтобы выжить, они должны были победить армию могущественной индейской империи, состоявшую из миллионов воинов.
За Кортесом числится много грехов. Он был бесстыдным развратником, рабовладельцем, безжалостным противником, человеком, не питавшим уважения к властям. Но в данном случае он предстал во всём своём блистательном великолепии, продемонстрировав невероятные мужество и отвагу, какие только и позволяют завоёвывать королевства. Сжечь собственные корабли, загнать в угол себя и своих людей при шансах один к тысяче, в то время как заурядный человек, обычный командир отправил бы корабли за подкреплением... то был поступок muy hombre, настоящего мужчины, достойный Александра Великого в Тире, Юлия Цезаря в Мунде, Ганнибала, перебравшегося через Альпы вместе со слонами!
Но кроме отваги Кортес также проявил хитрость и ум, умело сыграв на ненависти покорённых ацтеками племён к своим поработителям.
С помощью доньи Марины, выступавшей в качестве переводчицы и советчицы, Кортес убедил индейские племена, платившие дань ацтекам, вступить с ним в союз. Ацтекских отрядов боялись не меньше, чем римских легионов или полчищ Чингисхана, но и ненавидели их тоже не меньше, а союз с прибывшими из-за моря чужеземцами помогал преодолеть страх.
Эта стратегия оказалась успешной. Когда Кортес двинулся на Теночтитлан, вместе с его солдатами выступили десятки тысяч индейцев, армии тотонаков, тлашкалтеков и других племён, которые решили использовать испанцев, чтобы поквитаться с распоясавшимися ацтеками за их бесчисленные набеги.
Но хотя испанцы обзавелись индейскими союзниками, ацтеки всё равно представляли собой самую мощную военную силу в Новом Свете. Если бы не прихоть судьбы — вера индейцев в то, что появление Кортеса на побережье Восточного моря означает возвращение Кецалькоатля, — Мотекусома вывел бы на поле боя армию, которая затопила бы ничтожное число испанцев, как море, в то время как грозные, никогда не отступающие благородные воители из сообществ Орла и Ягуара легко рассеяли бы индейских союзников. Нерешительность Мотекусомы стоила ему сперва трона, а потом и жизни. Он впустил испанцев в свой город без боя.
Один из конкистадоров, Берналь Диас дель Кастильо, написал историю Конкисты ещё до моего рождения. Это сочинение получило широкое хождение среди клириков Новой Испании, и отец Антонио велел мне прочесть его, дабы я ознакомился с истинной историей завоевания Новой Испании. Диас описал город Теночтитлан как подлинное воплощение мечты Кортеса и его людей, мечты о том, чтобы отыскать сказочное королевство, как нашёл его Амадис Галльский. Диас отмечает, что, когда испанцы в первый раз увидели Теночтитлан, они решили, что перед ними город из золота. Вот отрывок из его сочинения: «Когда мы впервые увидели множество городов и деревень, сооружённых на ноднхозери, узрели рядом большие города, стоявшие на суше, а также прямую ровную дамбу, ведущую в город на острове, и высящиеся над водой огромные, сложенные из камня и кирпича храмы, башни и здания, мы были поражены и сказали себе, что всё это подобно тем чудесам, что описаны в книге об Амадисе. А некоторые из солдат даже спрашивали, не сон ли это».
Разрешив испанцам войти в город, Мотекусома, которого «гости» удерживали в качестве пленника в его собственном дворце, попытался обратиться к своему народу. Хотя многие подданные в присутствии монарха благоговейно пали ниц, однако нашлись и такие, кто стал насмехаться над правителем, называя того человеком, которого белые люди обратили в женщину, так что теперь он годится только на то, чтобы кормить грудью младенцев и месить маисовую муку! Из толпы полетели камни и стрелы, и Мотекусома упал.
Он был смертельно ранен как душой, так и телом из-за того, как обошёлся с ним его народ, однако и сам понимал, что подвёл своих подданных. Испанцы хотели обработать его раны, но он сорвал с себя повязки, не желая жить опозоренным. На пороге смерти Мотекусома отказался принять христианство, а склонившемуся к нему священнику сказал:
— Мне осталось жить несколько мгновений, и я проживу их, не изменив вере своих предков.
Конкиста была уже несчастьем сама по себе, но следом за ней страну стали сотрясать и другие беды. Прежде всего произошло разрушение самой структуры индейского общества, ибо почти всё, что почиталось незыблемым и несомненным, было попрано победителями. Испанцы напрочь снесли не только языческие храмы, но уничтожили весь старый образ жизни, поскольку практически каждый аспект повседневной жизни индейцев был связан с религией и жречеством, точно так же, как основные вехи существования христианина — рождение, брак, смерть — сопряжены с католической церковью. Испанцы сносили древние храмы и воздвигали христианские церкви и соборы, а место жрецов заняли чужеземные пастыри, говорившие на чужом языке.
