Мы спешились прямо у входа во дворец. Эдеко, Онегез и Скилла провели нашу делегацию в центральный прямоугольный зал. По имперским меркам, он был невелик, но вполне мог вместить сто человек. Деревянные полы устилали яркие ковры, а потолок из гладких досок достигал тридцати футов в высоту. Очевидно, это и был тронный зал Аттилы. Его стены украшали гобелены и штандарты разбитых легионов, а из маленьких зарешеченных окон проникали слабые лучи света. В углах стояла вооружённая охрана, а по обе стороны от прохода, на коврах, скрестив ноги, сидели смуглые приземистые мужчины, похожие на обезьян (я понял, что это были вожди племён, полководцы, придворные и прочая гуннская знать).

В детстве я представлял себе варваров совсем иными, наподобие высоких и стройных нубийцев или сильных белокурых германцев. Но гунны скорее напоминали гномов с тяжёлыми шарообразными мускулами. Плотные фигуры делали их ещё более зловещими. Они следили за нами узкими глазами, носы у них были широкими и плоскими, а рты крепко сжатыми и невыразительными. У каждого на боку висел меч, а лук и стрелы лежали сзади, у стен. Мне показалось, что они были напряжены и готовы к бою, словно спусковые крючки самострелов.

В дальнем, тёмном конце зала в простом деревянном кресле, установленном на возвышении, сидел человек, завоевавший полмира. Без короны, без оружия и торжественных одеяний. За его спиной висел расшитый занавес. Неужели это король гуннов? Облик могущественного монарха разочаровал меня.

Аттила был одет проще других. Он держался прямо, не двигался и поэтому казался вырезанным из дерева. Но прямизна осанки не скрывала, а подчёркивала его по-гуннски короткие ноги, вытянутую талию и слишком крупную в сравнении с телом голову. Да, слухи подтвердились — он действительно был откровенно уродлив: с плоским носом, глазами, как будто глядевшими из глубоких пещер, и ритуальными шрамами на щеках. Интересно, нанёс ли себе Аттила шрамы после убийства родного брата?

Тонкие осиные усы короля гуннов спускались вниз к подбородку, и я подумал, что в их форме тоже есть нечто характерное для гуннов, а в его тощей бороде белели седые пряди. Однако я отметил его сосредоточенный, проницательный взгляд, густые брови, резко очерченные скулы и тяжёлый, властный подбородок — безошибочные свидетельства сильной натуры, привыкшей командовать. Фигура Аттилы с широкими плечами и стройной талией дополняла это впечатление. В сорок четыре года он был худощав и крепок, как двадцатилетний солдат. Его большие смуглые руки напоминали узловатые корни, а пальцы сжимали ручки кресла, точно он боялся подняться и потерять равновесие. Ничто в его наружности не выдавало высокого положения, но, даже не говоря ни слова и не шевелясь, он повелевал этим залом столь же естественно, как мать семейства повелевает детьми. Аттила лично убил не менее ста человек и отдал приказы об уничтожении ещё сотен тысяч. И вся эта кровь дала ему силу и власть.

Позади него на двух золотых крюках был горизонтально подвешен гигантский железный меч: потемневший от времени, покрытый ржавчиной, с зазубринами на лезвиях и, судя по всему, очень древний[42]. Вероятно, в вертикальном положении он доходил бы мне до подбородка. Казалось, этот меч был сделан скорее для гиганта, чем для обычного человека.

Максимин тоже обратил на него внимание.

— Это меч Марса? — шёпотом спросил он Бигиласа. — Если размахнуться им как следует, можно ударить по стропилам крыши.

— Говорят, его нашли где-то у берегов Тисы, когда корова порезала копыто о что-то острое в траве, — столь же негромко отозвался Бигилас. — Пастух рассказал о находке Аттиле. Король выкопал его и хитроумно рассудил, что этот меч — знак свыше, символ благосклонности богов. И его народ сразу поверил. Ведь гунны очень суеверны.

Мы ждали, когда с нами заговорит король, и не знали, что делать. Внезапно, без каких-либо предупреждений, Аттила сказал несколько слов, но не нам, а своему военачальнику.

— Я отправил тебя за договором и данью, Эдеко, а ты привёз мне только людей. — Голос у него был низкий, но довольно приятный и звучный, а в его интонациях чувствовалась спокойная уверенность. Недовольство Аттилы было очевидно. Он хотел получить золото и не нуждался в появлении послов.

— Римляне настояли на встрече с тобой лично, мой каган, — ответил полководец. — Вероятно, их не убедили мои слова, или они посчитали, что сами должны объяснить свою позицию. Но, во всяком случае, они привезли с собой дары.

— Наш император просил передать, что желает мира и понимания, — торопливо добавил Максимин, и его слова тут же перевели. — Слишком долго король гуннов противостоял нам.

Аттила испытующе глядел на нас, как лев, подкравшийся к стаду.

— Между нами нет вражды, — наконец произнёс он. — И наше взаимопонимание закреплено договором. Я разгромил вас, как разгромил все армии, с которыми сражался, и вы должны платить мне дань. Однако ваша дань всегда поступает с опозданием, или вы платите её простыми монетами, а я требовал от вас золота. Не так ли, посол? Неужели я должен сам приехать в Константинополь и забрать всё, что принадлежит мне по праву? Но тогда со мной явится больше воинов, чем травы в этой степи.

В его голосе можно было различить грозное предупреждение, наблюдавшие за ним полководцы зажужжали, точно пчёлы в улье.

— Власть Аттилы внушает всем нам уважение, — льстиво заметил сенатор, встревоженный этим грубым и быстрым началом переговоров. — Мы привезли не только ежегодную долю дани, но и другие подарки. Наша империя хочет мира.

— Тогда соблюдайте ваши обязательства.

— Но ваша жажда золота подрывает нашу торговлю, и, если вы не сжалитесь, мы скоро обеднеем и не сможем вам больше ничего платить. Вы правите великой империей, каган. И я тоже прибыл из великой империи. Почему бы нам не стать друзьями? И почему бы нам не объединиться как союзникам? Соперничество истощает силы наших народов. Нам незачем проливать кровь наших детей.

— Рим является моим союзником, когда он платит дань. И возвращает моих солдат.

— Мы привезли вам пятерых беженцев.

— И взяли под защиту пять тысяч других.

Гунн повернулся к Эдеко.

— Скажи мне, генерал, правда ли Константинополь так беден и не в силах отдать мне обещанное?

— Он богат, шумен и полон людьми, словно клетки птицами.

Эдеко ткнул пальцем в Бигиласа:

— Вот он показал мне город.

— Ах да. Человек, считающий своего императора богом, а меня — простым смертным.

Я был потрясён. Когда и как смог узнать Аттила о нашем споре? Не успели мы прибыть во дворец, как переговоры, казалось, уже вышли из-под контроля.

Аттила встал и согнул ноги, отчего его торс стал похож на клин.

— Да, я человек, переводчик. Но боги творят через меня свои дела, и ты это сейчас поймёшь. Погляди.

Он указал на громадный, покрытый ржавыми пятнами меч за своей спиной.

— Во сне ко мне явился Золбон. Вы, римляне, называете его Марсом. Он раскрыл мне тайну своего меча и сказал, что его можно найти в долине, вдалеке от дорог. С этим оружием, поведал он мне, гунны станут непобедимы. С мечом Марса Люди утренней зари завоюют весь мир.

Он поднял руки, его полководцы вскочили с мест и одобрительно вскрикнули. Наше и без того маленькое посольство словно ещё уменьшилось, и мы прижались друг к другу, опасаясь нападения и резни. Но Аттила опустил руки, шум утих, и гунны снова сели. Это была лишь игра или демонстрация силы.

Аттила повернулся к нам.

— Слушайте меня, римляне. Ваш новый бог — это мы, Люди утренней зари. И нам выбирать, кто будет жить, а кто умрёт, какой город станет процветать, а какой сгорит, кто двинется вперёд, а кто отступит. Ибо у нас — меч Марса. — Он кивнул, как бы подтверждая свою воинственную речь. — Но я хороший хозяин, а вы были добрыми хозяевами для Эдеко. Сегодня вечером мы устроим пир и начнём знакомиться друг с другом. А уж потом решим, какими союзниками мы станем.