Слуги принца возвели вокруг него шелковый полог, отгородив сиятельного господина и его высокородную свиту от остальных пассажиров. Баржа, впрочем, и так оказалась загружена от силы наполовину, и солдаты Первого колониального подчеркнуто держались подальше от хандараев. Точно так же они сторонились и Маркуса. В былые дни, до прихода искупителей, любой из них мог бы не задумываясь подойти к нему, поделиться свежими городскими сплетнями или посетовать на несправедливое распределение нарядов. Теперь же все знали, что Маркус на короткой ноге с новым полковником и, по всей видимости, высокопоставленное положение Януса отчасти отразилось и на нем.
Поэтому Маркус даже немного обрадовался, услыхав за спиной звук приближающихся шагов. Он обернулся — и слова дружелюбного приветствия застряли костью в горле при виде мисс Алхундт, которая взирала на него через очки, уперев руки в бедра и едва заметно, загадочно усмехаясь.
«Я хочу знать, кому вы преданы». Маркус вспомнил ее слова и огляделся, как затравленный зверь, но бежать было некуда. Тогда он поднялся и неуклюже изобразил поклон:
— Мисс Алхундт…
— Капитан… — Усмешка женщины стала чуть пошире. — Такое ощущение, что вы от меня прячетесь.
— Я просто слишком занят. Полковник Вальних не дает мне бездельничать.
— Могу представить. — Она жестом указала на ящик, который Маркус использовал в качестве скамьи. — Вы не против, если я присяду?
«Еще как против!» — подумал Маркус, но произнес:
— Вовсе нет.
Мисс Алхундт аккуратно пристроилась на краешке ящика, а капитан, немного поколебавшись, вернулся на свое место. С минуту они смотрели на черную воду ночной реки, гладкую, словно стекло, если не считать мелкой ряби, порожденной движением других судов. Факелы и фонари нового лагеря крохотными пятнышками света мерцали на дальнем берегу, будто светлячки.
Тишину нарушила мисс Алхундт:
— Говорят, полковник с принцем разошлись во мнениях.
— Я не уполномочен обсуждать эту тему, — отозвался Маркус.
— Да, конечно, — сказала она. — Безусловно, не уполномочены.
Голос ее прозвучал странно — как будто на самом деле у нее не было ни малейшего желания задавать вопросы. Маркус молчал, ожидая продолжения, но, рискнув глянуть на мисс Алхундт, обнаружил, что женщина всего лишь смотрит на реку.
«А ведь она хорошенькая», — мельком подумал капитан. Нежное округлое лицо, точеный носик, большие карие глаза. Очки и строгая прическа придавали ее внешности официальный оттенок, однако эта официальность казалась чуждой, наносной. Словно маска. Он осторожно кашлянул.
— Мисс Алхундт, вас что–то беспокоит?
— Теперь он уже не повернет назад, верно? — спросила она. — Я говорю о полковнике.
— Теперь уже никто из нас не повернет назад. Позади река…
Женщина кивнула:
— Вас это, кажется, нисколько не беспокоит.
Маркус едва не выпалил, что и это не уполномочен обсуждать, но сдержался. Так нельзя. Это уже не агент Конкордата пытается выудить из него какие–то сведения, а молодая женщина ищет ободрения и поддержки. Он заставил себя намного расслабиться.
— До сих пор полковник всегда оказывался прав.
— До сих пор. — Мисс Алхундт вздохнула. — Капитан, вы умеете хранить тайны?
— Смею полагать, что да, — сказал он и прибавил не слишком искренне: — Не думал, что ваше министерство склонно делиться тайнами.
Женщина кивнула с таким видом, словно приняла эту колкость как должное.
— Я не имела в виду тайны нашего министерства. Это моя личная тайна.
— Вот как? — Маркус пожал плечами. — Что ж, валяйте.
Мисс Алхундт повернулась к нему лицом, свесив ноги с края ящика.
— Это произошло во время сражения на дороге. Помните его?
— Такое вряд ли забудешь.
— Я сидела в седле, наблюдала за атакой врага, — казалось, на нас хлынуло море, исполинская волна вопящих кровожадных лиц, а вы и ваши люди стояли перед ней таким непрочным, таким уязвимым строем… и мне подумалось: сейчас нас всех сметут. Опрокинут и захлестнут, как волна захлестывает прибрежный камень.
Маркус ничего не сказал. Мыслями он вернулся в то самое мгновение, когда затаив дыхание ждал приказа открыть огонь, мучительно сознавая, насколько близок к тому, чтобы развернуть Мидоу и пустить ее в галоп.
— Я молилась, — шепотом продолжала женщина. — Я искренне, без малейшего притворства молилась Господу. Не могу припомнить, когда такое случалось со мной в последний раз. «Боже Всемогущий, — твердила я, — если только мне волей Твоей доведется пережить это и вернуться к своему милому уютному столу под Паутиной — я клянусь Тебе именем Твоим, что никогда больше его не покину!»
— Полагаю, каждый, стоявший в том строю, думал примерно о том же, — сказал Маркус. — Я по крайней мере точно.
Мисс Алхундт протяжно выдохнула и покачала головой.
— Знаете, я ведь сама попросила об этом назначении. Мне, видите ли, было скучно. Скучно! За своим уютным столиком, на третьем подземном ярусе, где волна спятивших фанатиков не катилась с воплями через гребень холма, чтобы сжечь меня живьем. — Она подняла взгляд на Маркуса, и он заметил, что очки ее чуть заметно съехали набок. Прядь тусклых каштановых волос, выбившись из прически, болталась над ухом. — Искупители и вправду едят пленных?
— Только в особых случаях, — отозвался Маркус и, глянув на лицо мисс Алхундт, легонько пожал плечами. — Думаю, что нет. Они, безусловно, не откажут себе в удовольствии поджарить пленников на костре, но чтобы их потом съесть?.. — Он помотал головой. — Это лишь слухи. Если слушать все, о чем болтают на улицах, поневоле поверишь, что Стальной Призрак — колдун, умеющий шельмовать с пространством и временем, а старухи–священнослужительницы с Памятного холма могут говорить с мертвецами.
Мисс Алхундт слабо, как–то неубедительно хихикнула и вновь погрузилась в молчание. Последние отблески дня погасли на небе, и баржа плыла на свет факелов. По мере приближения россыпь огней на том берегу становилась обширнее, словно готовясь поглотить их. Маркус заметил, что колено мисс Алхундт сдвинулось и теперь прикасается к его колену. Он ощущал тепло ее тела даже сквозь двойной слой ткани, хотя его собеседница этого как будто не сознавала.
— Я хотела попросить у вас прощения, — сказала она.
— За что?
— За то, как вела себя прежде. — На лице мисс Алхундт появилось неловкое выражение. — Я должна написать отчет… ну да вы, конечно же, знаете. Поэтому, увидев вас впервые, я подумала: «Вот отличный источник информации!»
— Я догадался.
Она растерянно моргнула.
— Неужели это было так заметно?
— Более–менее.
— На самом деле сбор информации вовсе не входит в мои обязанности. Обычно я просто читаю донесения, написанные другими людьми, отбираю из них самое существенное и составляю собственное. Вначале я думала, что и на этот раз мне предстоит делать почти то же самое, только не читать донесения, а задавать вопросы, но… — Мисс Алхундт помолчала. — Когда я увидела, как баржи переправляются через реку, меня словно громом поразила одна мысль. Если мы потерпим поражение… если полковник хотя бы раз ошибется… если… — да мало ли какие бывают «если», — мы все умрем. И я в том числе. — Она вновь подняла взгляд на Маркуса и мужественно улыбнулась. — Боюсь, я потеряла способность отстраняться от происходящего.
— Мы не потерпим поражения, — сказал Маркус, жалея, что не чувствует и половины той уверенности, которая прозвучала в его голосе. — Полковник знает, что делает.
— Вы преклоняетесь перед ним, так ведь?
— Это попадет в донесение?
Женщина рассмеялась:
— Я убрала свое донесение подальше. Сейчас оно не так уж и важно, верно? Либо полковник победит, либо… у меня не будет возможности отправить донесение.
— В таком случае — да, преклоняюсь. Он… вам бы надо поговорить с ним, чтобы это понять. Он особенный, не такой, как все. За время учебы в академии мне довелось встретить немало полковников, но Янус не похож ни на одного из них.