— Обв–скар–иот. — Винтер не слышала, как Феор подошла к ней, но голос хандарайки прозвучал над самым ее плечом. — Она воистину стала Хранителем. Я и подумать не могла…

Феор осеклась, смолкла. Винтер оторвала кусок ткани от рубашки Бобби и принялась бережно стирать кровь, покуда не показалось тело. Отчего–то Винтер уже не сомневалась в том, что ей предстоит увидеть. Там, где оставила смертоносный след десолтайская сабля, страшной раны не оказалось, однако плоть отливала мерцающей мраморной белизной.

— Она выживет? — спросила Винтер, обращаясь к Феор. Когда та кивнула, Винтер позволила себе неуверенно выдохнуть. — Когда она придет в себя?

— Не знаю. — Феор озадаченно сдвинула брови. — Она не служит нашим богам. Я думала, что заклинание в конце концов отторгнет ее, но теперь…

Внимание Винтер отвлек новый звук, прокатившийся по равнине. Он напоминал отдаленные раскаты грома или же беспорядочную дробь роты барабанщиков, которые едва прикасаются к инструментам. Винтер повернулась в ту сторону, где остались огни ворданайского лагеря, — и увидела в ночи множество мелких вспышек. К белизне их примешивался розоватый отлив, и уже различимы были струйки дыма, поднимавшиеся в звездное небо.

— Видите? — проговорила Винтер, ни к кому особо не обращаясь. — Вот это уже мушкетный огонь.

Маркус проснулся. Снаружи сочился серый предутренний свет, рядом спала, тесно прижавшись к нему, Джен, и кто–то немилосердно стучал по палаточному шесту.

— Войдите! — машинально крикнул Маркус, уже сев и безуспешно пытаясь нашарить мундир. К тому времени, когда он вспомнил, что не один, полог палатки взметнулся, пропуская раннего гостя. По счастью, в проеме возник Фиц, который наверняка не станет болтать лишнего.

— Сэр, — воскликнул он, — вставайте сейчас же!

Тон, которым это было сказано, прогнал остатки сна верней, чем чашка обжигающего кофе. Фиц никогда не повышал голоса, если только не нужно было перекричать шум сражения, но в эту минуту Маркус не мог отделаться от ощущения, что человек менее сдержанный уже вопил бы в полный голос.

— Встаю, — произнес Маркус и скатился с койки. Обнаружив, что гол, как младенец, он приступил к лихорадочным поискам нижнего белья. — Что случилось?

— Десолтаи. Засада.

Маркус на мгновение замер, прислушиваясь, — но треск мушкетных выстрелов не нарушал предрассветную тишину. Фиц, явно прочитав его мысли, покачал головой:

— Не здесь. Примерно в миле к востоку от лагеря.

— За каким чертом кого–то понесло за милю от лагеря?

— Капитан Ростон, — сказал Фиц, — повел свой батальон…

— Да разрази его гром, этого чертова Адрехта! — взревел Маркус. — Он что же… ладно, потом расскажешь. Скажи барабанщикам, чтобы били сбор. Полковника разбудил?

— Полковника нет в лагере, сэр.

Маркус оторопело моргнул, но затем вспомнил разговор с Янусом, который состоялся прошлым вечером. Полковник собрался в очередную свою вылазку. В последнее время он обзавелся привычкой проводить каждую ночь за пределами лагеря, устроившись на вершине какой–нибудь скалы в сопровождении более чем скромной охраны. Маркус протестовал, но полковник остался непреклонен. Пара надежных парней из охраны сообщила, что Янус ночь напролет только всматривается в темноту и время от времени делает заметки в маленькой записной книжке.

Почти весь следующий день после такой вылазки полковник дремал в одной из повозок, но и это не спасало его от бледности и запавших глаз — спутников постоянного недосыпания. Ими же обзавелся и Маркус, поскольку ответственность за продвижение колонны целиком легла на его плечи, при том что запасы воды и продовольствия таяли на глазах, а вездесущие десолтаи становились все наглее. Жалкие обрывки сна, которые удавалось выкроить Маркусу, неизменно были омрачены кошмарами, и он просыпался мокрый от пота, несмотря на холод пустынных ночей.

— Святые угодники и, мать его, Карис, — богохульно пробормотал Маркус. — Ладно. Прикажи сбор первому батальону и разыщи Вала, Мора и Зададим Жару. Я буду через пять минут.

— Есть, сэр!

Фиц браво откозырял и выскочил из палатки, опустив за собой полог. Едва он скрылся, Джен села, и тонкая простыня соскользнула с ее нагой груди. Судя по всему, она тоже была совершенно обнажена, хотя, насколько мог припомнить Маркус, между ними прошлой ночью не произошло ничего примечательного. Последнее, что сохранилось в памяти, — как он сбросил одежду, плашмя рухнул в койку, и накопившаяся усталость тут же накрыла его с головой.

— Оставайся здесь, — сказал он Джен. — Я пришлю кого–нибудь, когда наконец выясню, что за чертовщина здесь творится.

Джен кивнула, наполовину сонно, наполовину встревоженно. Маркус ожесточенно натянул рубашку, кое–как застегнул пуговицы и набросил на плечи мундир. В последнюю минуту он вспомнил про портупею, сунул ее под мышку и вышел наружу.

Солнце еще не показалось над горизонтом, и зной предыдущего дня давно сменился гнетущим пронизывающим холодом. Палатка Маркуса одиноко торчала посреди моря людей в синих мундирах, которые в большинстве своем попросту рухнули на землю там, где закончили переход, не тратя времени на то, чтобы натянуть брезент или развернуть постельную скатку. Полковой барабанщик отбивал размеренную дробь, и лагерь наполнялся движением, точно улей, в котором потревожили пчел. Изнуренные маршем солдаты кое–как поднимались на ноги, хватали оружие и озирались в поисках сержантов, чьи зычные крики перекрывали рокот барабанов.

Фиц, в безукоризненно чистом, как всегда, мундире, ожидал у палатки. Увидев Маркуса, он снова козырнул.

— Я отправил посыльных к капитану Солвену и капитану Кааносу, — сообщил он. — Капитан Стоукс будет здесь с минуты на минуту.

— Хорошо. А теперь рассказывай, что же стряслось.

— Насколько я понимаю, сэр, капитан Ростон угодил в засаду. — Фиц сделал паузу, поскольку Маркус снова выругался, и продолжил: — Донесения немного отрывочны, но, судя по всему, не более часа назад крупный отряд десолтаев атаковал наши заставы на северной границе лагеря. Капитан Ростон услышал выстрелы и взял, сколько подвернулось, людей из четвертого батальона, чтобы «отплатить мерзавцам той же монетой». Не совсем понятно, что произошло после, но, насколько я могу судить, капитан обратил десолтаев в бегство и бросился в погоню.

— После чего десолтай дождались, пока он отойдет на приличное расстояние от лагеря, а затем окружили и отрезали его, — заключил Маркус. — И о чем он только думал, болван несчастный? Не мог послать ко мне нарочного и сообщить, что происходит?

Маркус ночью слышал стрельбу, по крайней мере сквозь сон, но тогда эти звуки его не особенно встревожили. Теперь небольшие стычки случались каждую ночь, да и взвинченные до предела часовые постоянно палили по движущимся теням и пустынному зверью, а иногда, случалось, и друг в друга.

— Очевидно, не мог, сэр, — сказал Фиц. — Как бы то ни было, капитан Стоукс отправил ему вдогонку кавалерийский разъезд. Разъезд наткнулся на конных десолтаев, и в лагерь вернулись живыми только трое, однако они сообщили, что капитан Ростон и его люди укрылись на каменистой полосе между скалами и удерживают позиции, но скованы плотным огнем, который ведется со всех сторон.

— Черт, черт, черт… — Мысли Маркуса лихорадочно метались. Все зависит от того, сколько там десолтаев. В ночное время небольшой отряд способен сковать превосходящего численностью противника, но с наступлением дня соотношение сил станет очевидным, и люди Адрехта с боем пробьются из окружения. С другой стороны, если численное преимущество на стороне десолтаев, четвертый батальон не сможет до бесконечности отбивать натиск врага. Рано или поздно иссякнет боезапас, и батальон будет вынужден либо сдаться, либо принять смерть. И упаси господи, чтобы у десолтаев не оказалось в запасе пары пушек.

— Это все плохие новости или есть что–то еще?