Еще один штык мелькнул, вспыхнув отраженным светом, над самым плечом, и капитан бросился в сторону. Удар ногой — видимо, не только Маркус постигал азы фехтования в уличных драках — сбил его на землю. Мир внезапно сузился до десятков пыльных, топчущихся сапог. Маркус увидал впереди просвет и пополз к нему, хватаясь, как за поручни, за чужие лодыжки. Кто–то из солдат глянул вниз, и в землю рядом с ногой Маркуса вонзился, задрожав, чей–то штык, но миг спустя капитану все же удалось выбраться на открытое пространство.

Он перекатился, поднял голову — и, остолбенев, уставился прямо в жерло двенадцатифунтового орудия. Маркусу повезло пробиться на пятачок, где аскеры, захватившие пушку Арчера, готовились воспользоваться своей добычей. Пушка была в паре шагов от него и наведена выше его головы, но Маркус не сомневался, что она заряжена картечью, а стало быть, не имеет особого значения, куда направлено дуло. Маркус припомнил, как выглядела в недавнем сражении полоса обстрела ворданайских орудий, вспомнил трупы, разорванные картечью на такие мелкие клочки, что их и трупами не назовешь. Несуразный аскер, торчавший у орудия, ухмыльнулся, показав полный рот гнилых зубов, поднес зажженную спичку к боку пушки… и замер, с озадаченным видом поскреб ствол. Орудие было целиком покрыто стихами из Писания, выгравированными со всем любовным тщанием, на какое способны добросовестные руки. «Крафворкс» девяносто восьмого года, вспомнил Маркус. Вытяжные трубки…

Он вскочил, подхваченный внезапным, неудержимым порывом, и изо всей силы ударил кулаком в лицо новоявленного артиллериста. У орудия, однако, было еще четверо солдат, и все с мушкетами. Они окружили Маркуса с трех сторон и осторожно двинулись на него. Маркус попытался схватить дуло одного из мушкетов, но солдат отдернул оружие так стремительно, что капитан едва не порезал пальцы о лезвие штыка, а другой аскер замахнулся, целя штыком ему в голову. Маркус сумел избежать верной смерти, только неуклюже отшатнувшись назад, упал навзничь и оцепенело воззрился на четыре сверкающих, неумолимо нацеленных на него острия.

Одно из них внезапно дернулось и отлетело прочь. Через кольцо хандараев прорвался Адрехт, и трое других аскеров развернулись к нему. Адрехт взмахнул шпагой, и… При других обстоятельствах Маркус, наверное, рассмеялся бы, увидев лицо своего товарища. Шпага Адрехта переломилась почти у самой рукояти.

Двое хандараев одновременно вскинули штыки. Третий хотел последовать их примеру, но Маркус схватил его сзади за лодыжку, дернул как следует — и солдат распластался на земле. Адрехт отпрыгнул, уворачиваясь сразу от двух противников. Один штык едва не воткнулся ему в спину, другой зацепил предплечье, прорезав глубокую кровавую рану. Адрехт пошатнулся, теряя равновесие, и привалился к стволу пушки.

Маркус подхватил мушкет сбитого с ног хандарая, попутно наступив на распластавшееся в пыли тело, и вонзил трехгранное лезвие в спину другого аскера. Четвертый противник развернулся было к нему, но Адрехт успел пнуть его ногой, и тот зашатался. Маркус ударом приклада разбил ему пальцы, а потом насадил на штык. И бросился к Адрехту, который зажимал рукой глубокую рану выше локтя.

— Чертова шпага! — простонал Адрехт. — Оружейник, прах его возьми, клялся, что это добрая сталь. Напомни мне прикончить его, если мы когда–нибудь вернемся в Эш–Катарион.

— Поделом, — согласился Маркус. Привалившись спиной к пушке, рядом с Адрехтом, он огляделся по сторонам. Бурых мундиров в поле зрения оказалось гораздо меньше, чем он ожидал, да и те, кто попался на глаза, стремительно удирали. «Неужели мы их и вправду отбросили? Не может быть! — Совсем рядом грохнул орудийный выстрел. Не рокочущий рев обычного залпа, а высокий пронзительный свист разорвавшегося снаряда. — „Ховитцеры“? Так рано?» Аскеры еще не успели отойти от оборонительного рубежа — неточная стрельба собственных артиллеристов нанесет им не меньше урона, чем вор- данаям. Маркус выпрямился, стараясь рассмотреть, что происходит.

Второй снаряд разорвался в отдалении от храма, посреди развалин, от которых двигались в атаку аскеры. Там, где, по всей вероятности, оставались их резервы, офицерский состав, раненые. «Не повезло паршивцам», — мельком подумал Маркус, но тут следующий снаряд лег почти в ту же точку, что предыдущий. И тогда его осенило.

— Маркус, — позвал Адрехт, крепко зажмурившись от нестерпимой боли. — Что там творится, а? Мы сейчас умрем?

— Вряд ли, — ответил Маркус. — Разве что Янус перестарается.

— Янус? — Адрехт осторожно приоткрыл один глаз.

— Полковник. — Маркус помахал рукой. — Он захватил пушки, а это значит, что он захватил переправу. Словом, захватил все.

По всей линии обороны вокруг храма аскеры в панике отступали, обескураженные огнем собственной артиллерии. В основном они хлынули туда, откуда явились, то есть к переправе, — не подозревая, что бегут прямиком в объятья свежих ворданайских сил. Те, что посмышленей, рассыпались, устремляясь в окрестные поля, но и там их, без сомнения, поджидали кавалеристы. Маркус знал, что полковник не склонен ограничиваться полумерами.

«Мне и в голову бы не пришло, — размышлял генерал Хтоба, — сказать Длани Господней, чтобы он прекратил молиться». По правде говоря, вмешательство высших сил было бы сейчас как нельзя кстати. Тем не менее это непрерывное бормотанье начинало уже изрядно действовать на нервы.

Оттого что генерал много времени провел на ногах и еще больше в седле, у него сейчас ныли и ступни, и спина, однако он был так взвинчен, что не мог заставить себя сесть. Черный войлочный шатер был недостаточно просторен, чтобы расхаживать по нему из угла в угол, и в итоге Хтоба буквально вертелся на месте, раздраженно шлепая по витым кисточкам подушек своим щегольским черным стеком. Парадную форму он надел еще утром, и бурый, безупречно отглаженный мундир давно уже обвис, пропитавшись потом.

Половина шатра была занята Дланью и его свитой — толпой священников в черном, которые напоминали Хтобе стадо облачившихся в траур гусей. Большинство из них, следуя примеру своего предводителя, беззаветно предавалось молитвам, но один из священников постарше, бросив взгляд на набожно склоненную голову Длани, украдкой пробрался к генералу и гневно прошипел:

— Как смеет он заставлять нас ждать? Давно пора научить этих дикарей почтительности!

Хтоба, впрочем, заметил, что при всем своем возмущении старик говорил достаточно тихо, чтобы его не услышали двое десолтаев, праздно болтавшихся у откинутого полога шатра.

— Наш достойный соратник, вне сомнения, занят другими важными делами, — вкрадчиво отозвался генерал. Голос его источал иронию, которая напрочь ускользнула от внимания священника.

— Другими важными делами? Что может быть важнее, чем явиться по приказу самого Божественного Светоча?!

«Не столько по приказу, сколько по приглашению». Хтоба злорадствовал, наблюдая унижение заносчивого молокососа, однако эта приятная мелочь была слабым утешением в его собственных бедах. Жалкие остатки войска аскеров расположились снаружи, посреди десолтайского лагеря. Три–четыре сотни человек — вот и все, что он сумел спасти после сокрушительного разгрома на холме близ Туралина. Остальные — те, кто ускользнул от сабель расхемской кавалерии и не сдался тут же в плен, — вероятно, бегут до сих пор.

Что до второй половины его войска, донесения касательно ее участи до сих пор оставались неточными, однако генерал не питал особой надежды. Судя по тому, что до него дошло, ворданаи захватили эти три батальона со всеми потрохами, и если даже это преувеличение — уцелевшие вряд ли сейчас поголовно спешат вернуться в строй.

Возможно, со временем войско удастся переформировать. В распоряжении Хтобы осталось на удивление много офицеров. Те, кому было что терять, вместо того чтобы сбросить мундир, предпочли последовать за ним в беспорядочном бегстве в столицу. Однако же переформирование займет месяцы, если не годы, а между тем огни Искупления, похоже, того и гляди погаснут.