– Пиши, я сказал! – велел Маккей: «И обещай, что передашь фрау Тео лично в руки, никому более. Если нет ее в живых, то все сожги».

– Обещаю, – кивнул Степан. Дописав нужное, он запечатал письмо.

– Спасибо, – Маккей шевельнул рукой: «Спасибо, Стивен. Ты иди. Вернешься, …потом», – он с усилием вздохнул: «Принеси мальчика, милая…»

Достав из колыбели мирно спящего младенца, Ашанти положила его на грудь отцу. Маккей взял ее за руку, девушка устроилась рядом. Джеймс, закрыв глаза, улыбнулся.

Поставив крест над свежей могилой, Степан обернулся к Ашанти.

– Здесь был его дом, – он обвел глазами высокое небо, чистый океан вокруг.

Девушка приникла мокрой щекой к выбеленным солью доскам.

Год спустя Петя попросил знакомого капитана, идущего в Гвинею, заглянуть на остров и передать Ашанти деньги. Золото вернулось обратно. Кроме остовов сожженных работорговцами хижин, в деревне ничего не осталось.

После долгой дороги из Плимута он тихонько постучал в двери усадьбы. Открыла мистрис Доусон.

Степан поднялся в опочивальню. Маша раскинулась на кровати, словно ребенок, уткнув лицо в подушку. Быстро раздевшись, Степан почувствовал ее рядом. Она вся была как весенний, нежный цветок.

– Машенька, – шепнул он: «Я вернулся».

Сонно поворочавшись, Маша прижалась к нему большим животом: «Степа, как хорошо, что ты дома…»

Они завтракали в спальне, у окна, выходящего на покрытый опавшими листьями двор.

– Можно потрогать? – Степан не мог поверить, что внутри ребенок. Взяв его ладонь, Маша положила пальцы на живот: «Сейчас он тихий. Миссис Стэнли сказала, что так случается перед родами. Раньше он ворочался, я спать не могла».

– Думаешь, мальчик? – взглянул на нее Степан.

– А ты кого хочешь? – лукаво спросила жена.

– Главное, чтобы дитя было здоровое, и с тобой все было бы хорошо, – рука Степана поползла вниз. Он встал на колени перед креслом жены: «Так можно».

– Степа, – покраснела Маша.

– Тихо, – окунувшись в ее сладость, он не мог думать ни о чем другом.

– Возвращение твое в Италию вопрос решенный. После битвы при Лепанто понятно, что католическая Священная Лига переигрывает турок. Копии документов, присланные тобой, очень пригодились для определения объединенной морской мощи Лиги… – Степан взглянул в окно, на низкий закат:

– Не оставляя работы при папском дворе, тебе необходимо подобраться ближе к известному нам Роберто ди Ридольфи. Теперь о твоем пребывании в Париже… – в дверь постучали. Убрав письмо и шифровальные таблицы в тайный ящик стола, Степан поднялся.

Маша стояла на пороге.

– Прости, если я тебе мешаю, – сказала она: «Если ты занят, я позже приду. Я хотела Евангелие почитать».

Обняв ее, он понял, что совсем скоро возьмет на руки своего ребенка.

Она слушала, склонив прикрытую чепцом голову. Степан видел только блеск ее черных, мягких волос:

– Чтобы также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию. Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии… – он откашлялся. Маша закончила:

– Впрочем, спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием, – жена положила руку на живот: «Кажется, пора посылать за миссис Стэнли, Степа».

– Что же ты молчала? Сильно болит? – он поднял жену из кресла. Маша, охнув, схватилась за его руку.

– Я давно не читала с тобой, – улыбнулась она: «Соскучилась».

Акушерка вышла к Степану, удовлетворенно разведя руками.

– Все идет хорошо, сэр Стивен. Роды дело небыстрое, если вам надо куда-то поехать…

– Я буду в кабинете, – Степан помолчал: «Можно мне к жене сейчас?»

Посторонившись, акушерка посмотрела ему вслед. На жестком лице Ворона мелькнула странная, почти нежная улыбка.

Он осторожно отер пот с Машиного лба. Жена прижалась щекой к его ладони.

– Машенька, – шепнул он, – я люблю тебя, слышишь?

– Я тоже, – Маша сжала его пальцы, лицо жены побелело, она часто задышала.

– Иди, – выдохнула она: «Ты вернешься, когда…?»

– Да, – он поцеловал жену, – обязательно.

– Письмо адмиралу Колиньи я отправлю с особым гонцом. Он будет предупрежден о вашей встрече. Желательно, чтобы король выпустил Гийома на свободу как можно быстрее, весной он нужен нам в Новом Свете. По возвращении в Лондон отправляйся по обычному адресу. Ты доложишь о встрече с Колиньи и получишь указания о дальнейшей работе в Италии.

Сворачивая шифровку, Степан усмехнулся. Он помнил невидную комнату на чердаке неприметного дома неподалеку от собора Святого Павла, и розу Тюдоров на алом воске печати.

Отложив перо, он потянулся за Библией, что всегда лежала на столе. Найдя Псалмы, Степан прочитал:

Да умножит вам Господь более и более, вам и детям вашим.

Благословенны вы Господом, сотворившим небо и землю.

Небо – небо Господу, а землю Он дал сынам человеческим.

– Господи, – попросил он, – не оставь нас милостью Своей, пожалуйста.

Начав письмо Колиньи: «Дорогой Гаспар, позволь представить тебе моего…», он услышал из-за двери: «Сэр Стивен!»

Ее лицо стало другим, измученным, с искусанными губами. Распущенные волосы сбились в комок.

– Держите ее крепко, – велела миссис Стэнли. «Ребенок крупный, скорее всего мальчик. Головка прорезалась, главное, чтобы плечики не застряли».

– Больно! – закричала Маша. Степан обнял ее за спину: «Все хорошо, милая».

Девушка помотала головой, акушерка потянулась за ножом.

– Терпи, – сказала она: «Это быстро».

Он услышал отчаянный крик жены. Выдохнув, Маша подняла залитое слезами лицо: «Еще?»

Миссис Стэнли завернула в пеленку громко плачущего, покрытого кровью младенца.

– Еще не надо, дорогая, ты отлично справилась. Сэр Стивен, ваш сын, – женщина протянула ему ребенка. Ворон, затаив дыхание, принял младенца.

– Не бойся, – прошептала Маша: «Это наш Майкл». Жена попыталась улыбнуться, но ее лицо исказилось.

– Опять? – она испуганно уцепилась за Степана: «Что это?».

Акушерка нахмурилась, ощупывая Машин живот: «У тебя двойня, моя дорогая!»

– Как двойня? – Степан даже не успел разглядеть лежавшего у него в руках сына.

– Не ленись, – велела акушерка: «Сейчас будет легче. Вторые обычно меньше, а может быть, девочка окажется».

Оказался мальчик.

Маша, вымытая, с заплетенными косами, смотрела на посапывающих у груди сыновей. Степан осторожно присел рядом.

– Они одинаковые? – спросил он изумленно.

Маша потрогала мягкую щечку левого мальчика. Сын открыл глаза, синие, будто глубокое небо. Младенец справа, доселе мирно спавший, сделал то же самое. Братья были похожи, как две капли воды.

Майклу акушерка повязала на запястье ниточку, знак первородства.

– Теперь ее долго не снимем, – Маша спросила: «Майкл первый, а второму мальчику какое имя наречем?»

– Помнишь, я тебе говорил о Судакове, Никите Григорьевиче, спасшем меня? – задумчиво ответил муж.

– Николас, – кивнула Маша: «Звать будем Ник».

Дети завозились. Маша, спустив с плеч рубашку, дала им грудь. Степан посмотрел на близнецов: «Можно, я останусь?». Маша потерлась головой о его плечо.

Устроившись рядом, Ворон обнял жену. Они и не заметили, как задремали, прижавшись друг к другу и новорожденным сыновьям.

Проснувшись на излете ночи, Петя взглянул на пустующую койку брата.

На палубе, в беззвездной тьме, горел слабый огонек фонаря вахтенного. Перегнувшись через борт, Петя разглядел среди низких волн шлюпку.

– Далеко он? – спросил Петя Гийома ле Тестю. Француз заночевал на «Изабелле». Вечером они со Степаном сидели над картами, обсуждая новую экспедицию. Моряк зевнул: