— А ты б зарезала Витьку, если б хозяин велел? — спрашивал Бурса, подливая в бокал Аглаи ещё вина. — Скажи, только правду.

   — Зарезала бы, коли барин велел, — Аглая пьяно хохотнула. — Но он же не велел.

Наконец-то сообразив, что теперь ему сделать и сразу загоревшись своей идеей, Михаил Львович растолкал девок подобрался, и присел рядом с Бурсою, склонился к нему и предложил, изображая пьяного:

   — Давай турнир сделаем. Давай с тобой, Иван Кузьмич, поспорим чья девка крепче?

   — Поспорим, — согласилась сразу Бурса. — А на что?

   — А на саму же девку. Я тут у тебя присмотрел одну, глазастая такая, Марфой зовут. Пусть они на столе среди закусок поборются, а бутылки мы уберём, — он икнул сивухою, — чтоб не побилися.

Полоскальченко, уловив суть договора, от радости так завопил, что из-за тёмных ветвей его поддержали, наверное, не меньше пяти голосов и новые выстрелы.

Растегаев и Бурса ударили по рукам, и тут же, по приказу Ивана Кузьмича, Микешка сбегал во флигель к лилипутам я привёл Марфу.

   — Эту хочешь? — Растегаев покивал. — Ну давай, давай. Только не до смерти, а то что же победитель в награду получит. Давай до первой крови, — и закричал, обращаясь ко всем сразу: — Бутылки со стола долой! Свечи долой! Все в круг!

Девки встали на небольшом расстоянии от стола у перил беседки. Подсвечники они держали в руках, и жёлтое пламя раскачивалось живым ковром по столу, отблёсткивая в серебре и оголяя недоеденного поросёнка, высвечивая уже помятые полевые цветы.

Оценив Марфу, Аглая поняла, что даже раненной в плечо легко одолеет пухленькую черноглазую эту девку. Но выбора не было — она должна была проиграть схватку. В договоре с Растегаевым Константин Эммануилович твёрдо определил срок: если теперь же вечером Аглая не перейдёт в собственность Бурсы, то Растегаев не получит своё вознаграждение, и таким образом станет опасен. Если его перестанут держать деньги, без всякого сомнения, мерзавец и тут же всё и выдаст.

Составляя план перепродажи Аглаи, Андрей Трипольский в один голос с Константином Эммануиловичем сразу забраковали обычную продажу. По бумагам Аглая так и оставалась в собственности Трипольского, и Андрей Андреевич категорически отказался изменить это положение. Настоящая перепродажа свела бы положение Аглаи к нынешнему несчастного положению Анны Покровской, т. е. сделала бы её рабой негодяя. Тогда Аглая и предложила сама: «А коль не продавать, то пусть Растегаев меня в карты злодею проиграет». Идея всем понравился.

Растегаев был известен в Петербурге за шулера, а проиграть в «Фараона» труднее, чем выиграть. Но всё пошло по другому руслу.

Михаил Львович, заинтересованный в получении своих денег, без сомнения, выполнил бы условия, но спектакль а потом весёлый ужин в беседке спутали план.

«Растегаеву просто не хватило времени. В общем, неплохо он придумал: пусть будет турнир, если уж с картами не вышло, — определила для себя Аглая, подбирая юбки и при помощи того же Михаила Львовича взбираясь на стол. — Если девка эта сейчас меня повалит, цена моя никак не упадёт, я же ранена».

Подобные поединки и турниры между девками устраивались нередко и для Марфы не были новостью. По сравнению с другими забавами, это барская прихоть была почти невинна. И если б не событие прошедшего дня, совершенно расстроившие девушку, то, может быть, драка на столе понравилось бы Марфе. Победив, можно заработать пряник, новый сарафан, а то и серебряную монетку. Но теперь Марфа не хотела драться. Ей захотелось навсегда покинуть белый флигель и с новым хозяином пуститься в другую жизнь.

«Сделаю вид, что сопротивляюсь, — решила она. — Потом упаду. Не убьёт».

Сквозь пламя свечей и сквозь ветви из-за спин девушек высовывались любопытные пьяные лица наёмников.

Уже стоя на столе против своей противницы, Марфа глянула и обомлела: между двумя англичанами она заметила в темноте острое лицо карлика. «Нельзя уступать, — подумала она. — Если окажусь побеждённой, он не простит».

По двойному хлопку ладоней Бурсы начали. Бой вышел короткий, неожиданно страшный. Женщины не вцепились, как обычно, друг другу в волосы, не завизжали, а сжав кулаки начали наносить друг другу удары. Марфа отступала между закусками. Она наклонилась и взяла нож. В ответ Аглая завладела длинным медным подсвечником с пылающей и текущей свечой.

   — Давай, давай! — вопили девки вокруг. — Давай, Марфа, коли её, коли!

Кто-то запустил яблоком из темноты. Марфа оступилась, встала ногой на поросёнка, вскрикнула и полетела на спину. Аглая прыгнула на неё сверху, занеся руку с зажжённой свечой.

Она хотела ударить медной подставкой в лоб и так рассчитать свой удар, чтобы получился он не сильным, чтобы противница смогла ещё подняться и победить. Но Аглая ошиблась.

С диким животным воплем Марфа вонзила нож в её плечо. Так вышло, что длинное лезвие попало в ещё не зажившую рану. В порыве бешенства от боли, не понимая что делает, Аглая перевернула подсвечник и нанесла свой удар.

Перекошенное лицо с ослепшим, залитым воском глазом, было так страшно, что даже всякое повидавший Бурса, отшатнулся.

Следующий удар ножа был совсем не сильным, но его хватило для того, чтобы Аглая потеряла сознание. Марфа сошла со стола, девки расступились, и она воющая и причитающая оказалась рядом со своим карликом. Через секунду оба исчезли в темноте на дорожке, ведущей во флигель.

   — Твоя взяла, — сказал Растегаев и выпил вина. — Забирай выигрыш, если она ещё конечно.

   — Жива, барин, — прошептала, с трудом приподнимаясь и также сползая со стола, Аглая.

Принесли бинты. Тут же у всех на глазах рану Аглаи обработали и перевязали заново. Усадили девушку на стул, встать она теперь не могла, но заставила себя улыбнулся и даже пригубила бокал.

   — Кремень! — в бешеном восторге, расхаживая вокруг Аглаи, кричал Бурса. — Кремень! Золото, бойцовая девка! И притом собою хороша! Любое твоё желание исполню! Говори, что хочешь?

«Смерти твоей хочу», — подумала Аглая и крикнула задорно:

   — Коли меня дворовая девка одолела, то теперь я дворянку за волосы потаскать желаю!

   — Хорошо! Хорошо! — обрадовался Бурса. — Согласен, исполню! А где же наша кошечка? — вдруг поворачиваясь, спросил он. — Почему её не вижу?

Нюрка пряталась в другом конце стола, боялась показать своё испорченное кошачьими когтями лицо. Но тотчас, как её потребовали, нагнулась к свече. Щёку девушки пересекала от края губы почти до глаза длинная ужасная царапина.

   — Тута я, барин.

   — Вот что, моя радость, — сказал Бурса. — Возьми, Нюра, пару мужиков поздоровее и пусть они мне сюда Анну Владиславовну на руках принесут. Никому кроме тебя это дело доверить не могу и вот что, пока будут нести последи, чтобы они её не уронили.

«Радуешься, подлюга! Порадуйся, порадуйся! — наблюдая всё также с бокалом в руке за удалившимися в темноту англичанами, возглавляемыми порванной девкой, злобно подумал Растегаев. — Как б ты знал, что выиграл, то, наверное, уж огорчился бы! Девка ему фехтовальщица понутру пришлась, паяц. Ну посмотрим, как ты завтра запоёшь».

Но Михаил Львович Растегаев ошибся, приписывая возбуждение Бурсы выигрышу. На самом деле Ивана Кузьмича сжигала изнутри совсем иная мысль. Он желал крови телохранителя своего, Прохора. Развлекаясь с девками и напиваясь до икоты шипучим вином, Бурса всё время прокручивал в голове варианты изощрённой казни над мужиком, пообещавший какой-то бабе убить его — хозяина.

Вскоре принесли на руках Анну Владиславовну. Она была бледна, но старалась не показать своей слабости. Перед беседкой она соскочила с рук англичан и даже легонько оттолкнула, пытавшуюся ей подсобить, девку. Вошла в беседку с поднятой головой, присела, взяла бокал.

   — Звали? — спросила она, чуть-чуть повернув голову в сторону Бурсы.

   — Звал.

Бурса опять, как перед поединком, дважды хлопну в ладоши и доложил, обращаясь к Аглае:

   — Ишь, обещал исполнить и исполню. Вот тебе дворянка. Дери за что хочешь, убей, если захочешь.