— Нет.

   — Ладно, — откинувшись на подушки и подложив руки под голову, Наталья Андреевна расслабилась и закрыла глаза. — Ладно, — проговорила она, — значит, говоришь, граф Виктор. Очень интересно. Но коли он просил тебя, таким образом, то получается, что сам же он, своей же рукой, зачем-то решился подтвердить все подозрения. Неужели он думает, что после подобной атаки я, действительно, промолчу.

Слёзы просохли на впалых щеках секретаря. Рука княгини выскользнула из его руки, и Сергей Филиппович испытал моментальный приступ чёрного отчаяния.

«Мне не уговорить её. Граф сдержит слово, — подумал секретарь, — и он объявит всему свету, что князя Валентину убил я. Так, что теперь это моя с ней последняя ночь. Трудно представить себе, но ведь злодей может убить её также хладнокровно, как того молодого мещанина».

Поднявшись с постели, секретарь подошёл к столику, пригнулся к зеркалу, рассматривая своё бледное лицо. На столике сверкала миниатюрная серебряная гильотина. В зеркале он видел отражение Натальи Андреевны, неподвижно раскинувшейся на кровати. Розовый пеньюар распахнулся, и свет свечи играл на нежной коже. С боку, одетый в шикарный парик, бюст Вольтера. Пустые мраморные глазницы великого просветителя смотрели на Сергея Филипповича холодно и отчуждённо.

   — Я докажу Вам свою любовь, — отвернувшись от Вольтера, тихо-тихо сказал секретарь. — Докажу. Вы думаете я шучу про смерть? Это вовсе не так. Я люблю Вас, Наталья Андреевна, и готов на любую жертву.

Положив мизинец левой руки на маленькую ледяную плаху, Сергей Филиппович зажмурился и правой рукой нажал маленький рычажок. Серебряный нож миниатюрной гильотины опустился с тихим свистом, секретарь вскрикнул, хлынувшая кровь забрызгала зеркало.

В особняк на Конюшенной Сергей Филиппович вернулся только к утру. Он улыбался, претворяя за собой дверь чёрного хода.

Дом уже проснулся. На кухне звенели ножи, по коридорам расползался пар от подогреваемой воды. Секретарь поскорее поднялся к себе в комнату, где и заперся.

Сергей Филиппович разделся и забрался в постель. От возбуждения он не сразу смог уснуть. Непостижимо, но ему удалось-таки уговорить неприступную княгиню Ольховскую. Удалось вырвать у неё обещание молчать, по меньшей мере, в ближайшие несколько дней. Он даже не чувствовал дёргающей боли в руке. Умудрился позабыть о том, что в порыве страсти отнял сам у себя при помощи серебряной гильотины, применяемой для обрезания сигар, половину мизинца левой руки. Перетянутая плотной тряпицей, рана только чуть-чуть кровоточила.

Наконец он заснул. Но проспав не более часа, как был разбужен к завтраку. За столом Сергей Филиппович прятал левую испорченную руку, а на прямой вопрос Его превосходительства сбивчиво соврал, что накануне вечером повредил палец дверью.

После завтрака, сославшись на недомогание, секретарь снова укрылся в своей комнате. Он знал, что Бурса этот день предполагает провести вне дома и был удивлён, когда рядом в библиотеке зазвучали голоса.

Некоторое время Сергей Филиппович лежал в постели, подозревая, что не проснулся, и голоса слышатся во сне, но потом сообразил, что о его присутствии здесь в комнате просто никто не знает. Это был первый случай за все последние годы, когда секретарь позволил себе расслабиться среди дня.

Но кто же забрался в библиотеку в отсутствии хозяина?

Сергей Филиппович прислушался. Неаккуратно опершись на испорченную руку, он чуть не закричал от боли, но смог всё-таки удержаться. Поднялся с постели, подошёл к двери и, встав на колени, заглянул в замочную скважину. Секретарь ничего не увидел, но зато, стоя таким образом, он совершенно отчётливо услышал знакомые голоса.

Говорили Анна Владиславовна, племянница Константина Эммануиловича, и граф Виктор.

   — Я готова убежать с Вами, — ясно прозвучал взволнованный голос девушки. — Куда угодно, если есть на то божья воля, мы можем обвенчаться с Вами, граф, в какой-нибудь тихой деревенской церкви.

   — Я не верю своему счастью, — отозвался голос Виктора. — Когда мы бежим?

   — Если хотите, завтра.

   — Мы поедем ко мне в поместье. Вы знаете, как там хорошо в это время года, — голос Виктора, так же, как и голос Анны звучал взволнованно и пылко. — Мы поселимся там и будем вести тихий, уединённый образ жизни. Вдали от света, вдали от всей этой столичной суеты.

   — Боже мой, как мне надоел этот пыльный город, — вздохнула Анна. — Но зачем мы забрались в библиотеку? Пойдёмте. Мы можем вызвать подозрения. Пойдёмте отсюда.

   — Погодите. Погодите минуту, Анна, — попросил Виктор. — Скажите мне, а что здесь за картиной?

   — Там дядюшкин тайник с документами. Не нужно ничего трогать, пойдёмте, пойдёмте, Виктор.

Секретарь услышал, как заскрипела дверь и как удаляются их шаги.

«А ведь это совсем неплохо, если они уедут, — подумал он. — Если граф уберётся из города, может быть, я надолго избавлюсь от его безумных притязаний. Может быть, надолго, а может быть, и навсегда. Хорошо получается, удачно».

Шагнув назад к постели, секретарь ощутил неприятную тошноту и головокружение. Кисть левой руки горела. Опустившись головой на подушку, он успел ещё подумать, что подушка какая-то слишком холодная и мокрая, и опять погрузился в сон.

После завтрака, когда секретарь, изменив обычному распорядку, сослался на недомогание и направился в свою комнату, Бурса также изменил своё расписание. Константин Эммануилович должен был работать у себя в кабинете, а вместо этого спустился в подвал.

Вернувшийся среди ночи, несчастный лакей спал прямо на полу маленькой подвальной комнаты. Парик его, теперь испачканный серой пылью, сбился и почти закрывал лицо. Башмаки в пыли, белые тугие чулки порваны, серый плащ, в котором выходил ночью, валялся на полу рядом.

   — Ваше превосходительство, — слуга открыл глаза, и сразу же вскочил. Он замер перед Бурсою, склонившись на дрожащих ногах. — Я всё выполнил, как Вы сказали.

   — Ты был у меховщиков?

   — Был, — слуга поклонился, — доложил им, что сам видел курьера, привёзшего новый пакет из Парижа.

   — Молодец, — сказал Константин Эммануилович. — Иди, поешь на кухне, а потом, я позволяю, можешь вернуться в свою комнату и поспать. Потом подумаем, что с тобой, с предателем, делать.

Сообщив Анне, что уезжает по делам, Константин Эммануилович около десяти часов вышел из дому, сел в экипаж, и действительно уехал. Но никто кроме нескольких преданных слуг не знал, что Бурса вернулся в особняк уже через час. При том, вернулся не один, а вместе с ротмистром Удуевым. Они тайно прошли в кабинет и заперлись там.

   — Будем надеяться, братья Протасовы примут обычные меры, — очень тихо проговорил Бурса. — Лакей сообщил им ночью, что накануне принесли пакет. Значит кто-либо из гостей попробует прокрасться к тайнику и взять его, либо…

Услышав какое-то движение на лестнице, Удуев приложил палец к губам. Было слышно, как в библиотеку вошёл человек. Спрятавшись в кабинете, Удуев и Бурса замерли и уже через секунду Бурса расслабился и опустился в своё кресло.

   — Это Анна с графом Виктором, — сказал он. — Пошептаться голубки в библиотеку забрались. Нужно будет слугам приказать не пускать её сюда.

Случайно подслушанный секретарём разговор между Анной Владиславовной и графом Виктором не был услышан ни Удуевым, ни Бурсою, хотя оба они находились рядом за дверью.

Константин Эммануилович счёл для себя неприличным стоять под дверью и тайно подслушивать любовный лепет молодых. Он пригласил ротмистра к окну. Он поднял штору и указывал во все время разговора на улицу, обрисовывая подходы возможного ночного шпиона.

   — А Вы уверены, что этот граф Виктор не может оказаться тем человеком, которого мы ждём, — спросил еле слышным шёпотом Удуев.

   — Я не доверяю ему, — также тихо отозвался Бурса. — Но вот в своей племяннице, Вы уж простите ротмистр, я нисколько не сомневаюсь. Если граф попробует снять картину и полезет в тайник, будьте уверены, Анечка поднимет такой шум, что слуги прибегут раньше нас.