Анна Владиславовна не вернулась в склеп ни через час, ни через два, ни через три. Мальчик тихонечко плакал. Полковник покормил ребёнка и уложил его спать. Через какое-то время ребёнок заснул.

«Нужно ещё подождать, — определил себе Генрих. — Нужно иметь терпение. Её схватили? Нет, совершенно необязательно. Ей легко было отсюда выйти, но незамеченной вернуться на кладбище не так-то просто. Наверное, нужно подождать новой ночи».

Он не собирался спать, но сам того не заметил, как задремал, положив голову на руки. Очнулся Пашкевич от какого-то неясного шума в склепе.

«Это не Анна», — подумал Генрих.

Было слышно, как чья-то рука шарит по стене, вытаскивает камень из кладки.

«А говорила, никто не знает об этой комнате».

Стена подвинулась, подчиняясь тайному механизму. Человек, вышедший из полной темноты, был на мгновение ослеплён светом лампы, тогда как Генрих отлично его увидел.

   — Кто вы и кто вас послал? Вас послала Анна Владиславовна?

Вошедший не ответил. Он прикрывал глаза ладонью.

   — Вас интересует моё имя?

   — Да, отвечайте, иначе я убью Вас и безымянным.

   — Виктор.

   — Так Вы живы? — удивился полковник.

   — Как видите. А Вы, насколько я понимаю, Генрих Пашкевич — второй муж Анны Владиславовны?

   — Мерзавец! — зубы полковника скрипнули, от с трудом сдерживаемой ярости. — Молодец, что сам пожаловал. Раз уж такая неприятность вышла, что ты ещё жив, так нужно неприятность эту как-то присечь. Защищайся!

Рука полковника дрогнула. Если бы не это, Генрих убил бы Виктора с первого же удара. Лезвие скользнуло под левой рукой, Виктор отступил и выхватил саблю.

   — Давайте не будем драться, — сказал Виктор. — У меня к вам дело. Выслушайте меня, прежде чем нападать.

Но полковник не понял слов, и Виктор был вынужден отразить его следующий выпад. Теперь Виктор, медленно наступая, потеснил дрожащего от ярости полковника к выходу из тайника, потом дальше к самому гробу одноглазого Кармазинова.

   — Оставьте же, не нужно. Я не хочу с Вами драться. Я вовсе не хочу Вашей смерти, — в отличие от своего противника, хладнокровно действуя саблей, говорил Виктор. — Скажите, где Анна Владиславовна?

Пашкевич только хрипел в ответ. В новом приступе бешенства он атаковал Виктора.

   — Да погодите же, я Вам всё объясню, погодите же.

Сабля Пашкевича скользнула по плечу противника, показалась кровь.

   — Да нет, Вы ничего не понимаете. Остановитесь, — простонал Виктор, — Вы же не знаете ничего.

Следующий удар Генриха должен был стать роковым для противника, но удар не получился. В последнюю секунду Виктор поддел ногою череп. Под ноги Пашкевича покатился с костяной шар, полковник отступил, раздалось неприятное мычание, и в ту же минуту кто-то невидимый сильно толкнул Генриха в бок. Полковник не удержался на ногах, остриё скользнула по полу, выбивая искры.

   — Что за чёрт?

   — Спасибо, Питер, — сказал Виктор, — ты очень вовремя. Ещё секунда и этот ревнивец заколол бы меня.

Повернувшись, Генрих Пашкевич увидел сморщенное личико карлика и длинный кинжал в маленькой ручке.

   — Нет, — сказал Виктор, — ни в коем случае. Если ты его убьёшь, Аглая никогда мне простит.

Пашкевич поднялся на ноги, отряхнулся. Виктор приставил остриё сабли к груди полковника и вдруг совершенно неожиданно для Генриха бросил своё оружие. Сабля со звоном брякнулась об пол.

   — Если хотите, можете зарезать безоружного, — сказал Виктор, — но драться я с Вами не стану.

   — Где Анна Владиславовна? — спросил Пашкевич, почему-то поворачиваясь к ребёнку.

   — Я не знаю. Честное слово, я не знаю. Я думал она здесь. Я пришёл предупредить Вас, что завтра похороны и это убежище уже знают. Вы должны сейчас же уходить отсюда.

Сказав Генриху, что иного пути, как спрятаться в склепе, у них нет, Анна немного погрешила против истины. Она много месяцев провела здесь в заточении и уже знала как можно тайно достать лошадей и какой дорогой лучше выбираться из поместья. Но Анна Владиславовна не стала посвящать Генриха в свой дальнейший план. После смерти негодяя, должно было вступить в силу его завещание. До того момента, как это сделает кто-нибудь ещё, Анна Владиславовна хотела взять из тайника документы. Но как проникнуть в центральную часть усадьбы, где в одном из двух тайников в кабинете или за портретом в столовой должны были лежать документы? Возле дома расхаживали двое часовых.

Легко миновав кладбище и проскользнув по саду, Анна Владиславовна из-за деревьев долго рассматривала дом. Левое крыло перестало существовать, центральная часть полуразрушена и только в правом крыле светились окна. Анна дождалась, когда часовые сошлись возле левого разрушенного крыла и вошла незамеченной прямо через парадный вход. Пробираясь в кромешной темноте, Анна задела рукавом накрытый стол, звякнуло какое-то стекло.

   — Кто здесь?

Вспыхнула свеча.

   — Ах, это ты, Нюрка, — сказал Анна, — а я-то подумала…

   — Не знаю уж чего Вы, барыня, подумали, — сказала пакостным голосом девка, приближая свечу к лицу Анны Владиславовны, — но только Вас здесь все ищут.

   — Зачем же меня искать? — удивилась Анна. — Кому я понадобилась?

   — Все думают, что это из-за Вас барина нашего, Ивана Кузьмича, убили.

   — Но ты-то, надеюсь, не думаешь так? — отступая, Анна уже пыталась представить себе внутренний план дома.

   — Думаю? И я также думаю. Из-за Вас! — во всё горло крикнула девка, и уже, сколько хватило сил, завопила: — Сюда, сюда, все сюда.

Тут же в двери парадного входа возникла фигура часового.

   — Стой, — сказал часовой неуверенно. — Стой, стреляю.

Выбив из руки Нюрки горящую свечу, Анна кинулась к лестнице, ведущей наверх. Моментально сбежала по ступеням, замерла, пытаясь сориентироваться в темноте, кинулась по коридору, нашла окно, распахнула, перекрестилась и прыгнула вниз. Села в снегу, вскочила, но не успела сделать больше ни одного шагу — тяжёлый удар кулака лишил её сознания.

Очнулась Анна Владиславовна лежащей на полу. Над ней склонялась отвратительная рожа Микешки.

   — Что, прочухалась, стервь? — язвительным голосом полюбопытствовал любимый лакей Ивана Кузьмича. И, повернувшись, доложил: — Зря сомневались, живая она. Не зашибли.

Анна Владиславовна приподнялась на локтях и присела. Прямо перед ней в креслах сидели помещики. Константин Грибоядов играл длинной тонкой косточкой, Григорий Полоскальченко просто пожирал её глазами.

   — Я всё понимаю, — сказал Полоскальченко, чуть наклоняясь вперёд, — но позвольте спросить, где же Вы, Анна Владиславовна, всё это время прятались?

   — В лесу сидела, — сообразив что лучше хоть что-то ответить, чем промолчать, отозвалась Анна.

   — Врёте, — Полоскальченко обернулся к Грибоядову и сказал: — Я уверен, она там не одна пряталась. Должен быть ещё кто-то.

   — Кто? Кто ещё может быть?

Помещики были пьяные. Вялый допрос продолжался не более получаса. Вопросы повторялись одни и те же, только противный шут Микешка скакал вокруг молодой женщины и просил разрешения лично казнить виновницу.

   — Связать её, — приказал Грибоядов. — До завтрашнего утра подождём, может, герой-спаситель объявится. Не может же быть благородный рыцарь, чтоб в беде свою даму оставил, а коли оставит — завтра с рассветом публично казним.

   — А давайте на цепь её посадим? — предложил Полоскальченко. — Хоть недолго, пусть в ошейнике посидит.

Огонь в фонаре неожиданно замигал и стал меркнуть. Теряя единственный свой источник света, склеп неровными толчками то погружался в темноту, то опять появлялся.

   — Нужно уходить, — повторил Виктор. — Иначе, утром вас обнаружат здесь и убьют, как поубивали всех ваших товарищей.

   — Кто-то живой остался?

   — Несколько человек, они заперты в подвале. Если Вы не послушаете моего совета, вы, в лучшем случае, составите им компанию. Впрочем, я знаю местные нравы, по всей вероятности, с рассветом пленников казнят.