И с большим сожалением потерял последнюю надежду.

Глаза уже привыкли к темноте, и теперь я различал массу выступов и ручек, за которые можно было держаться. И я вцепился  в них обеими руками, раскачиваясь, как гамадрил в клетке. Зато, все переживания о неудачном самоубийстве, как рукой сняло.

- Стой, - скомандовал низкий голос, и в тот же момент самоходка качнула меня напоследок вперёд, и остановилась, как вкопанная.

Я с облегчением разжал руки и смог осмотреться. Помимо неясных источников света, которые я сперва принял за дыры в броне, внутри боевого отделения включились тусклые желтые лампочки, подсвечивающие аппаратуру. И, разумеется, членов экипажа.

Слева, по другую сторону от казённика пушки, впереди и несколько ниже меня, сидел механик-водитель, чью спину я видел, если отклонялся назад. Позади водителя и слева от меня расположился тот самый обладатель низкого голоса, что взял на себя командование гаубицей. Если я правильно помнил расположение членов экипажа, это был наводчик, а по совместительству - и мой заместитель. Позади меня расположился заряжающий. Он не сидел, как все, на жёстком кресле, а стоял, готовясь по команде отправить снаряд в казённик пушки.

Заметив, что я обернулся и смотрю на него, заряжающий улыбнулся, несколько пугающей обилием идеально-белых зубов, улыбкой, и спросил:

- Ну что, командир, полегчало?

- Отставить разговоры, - строго сказал наводчик, не отрываясь от прицела. - Враг  приближается.

И я вдруг вспомнил, что основа игрового процесса окружающего мира - это непрерывная война. А значит, где-то там, снаружи, к нашей самоходке подбираются танки противника!

Теперь я только удивлялся, как это сразу не заметил целых два прицела, расположенных прямо на уровне глаз. Я прильнул к одному из них. В поле зрения появился желтый от нескошенной пшеницы, пологий склон холма с редкими деревьями, перечёркнутый нитевидными линиями прицела с числовыми отметками. На вершине  холма, стояла тёмная коробочка. До неё было наверное не меньше километра, и отсюда она не выглядела опасной. Я даже не был уверен, танк ли это.

Но наводчик, по всей видимости, не разделял моего спокойствия. Его крепкие руки принялись ожесточенно крутить два штурвальчика, и орудие начало плавно поворачиваться влево. Поле зрения моего прицела тоже двигалось, и вскоре перекрестье прицела почти совместилось с тёмной коробочкой, в которой я кажется даже начал уже различать башню. Случайно положив руку на неприметную рукоять рядом с прицелом, я вдруг выяснил, что могу управлять кратностью своего прицела. Покрутив рукоять вперёд-назад, я приноровился менять увеличение плавно, и смог теперь разглядеть чужой танк в деталях.

Насколько я помнил, в "Стальном кулаке" имелись как стандартные модели реально существовавших когда-то машин, так и самосборные конструкции, где игроки могли как угодно поиздеваться не только над игровым процессом, но и над чувством здравого смысла. Похожий на коробку силуэт чужой машины немедленно вызвал ассоциации с немецкими танками времён Великой Отечественной войны, но широкие гусеницы и длинный ствол пушки казались непропорционально большими по отношению к башне. Если в игре реалистичная физика, то как это всё удалось скомпоновать воедино?

Пушка чужого танка, вокруг которого я теперь отчетливо видел синий контур, выбросила огненный сноп и окуталась дымом. Наводчик перестал вращать штурвальчик и замер, что-то высматривая в свой прицел. Самоходка вздрогнула, а затем раздался оглушительный треск, грохот и множественные звонкие удары по броне, точно кто-то с размаху сыпанул в борт ведро гвоздей. Весь наш бронированный ящик ощутимо качнуло вправо.

- Это что? По нам стреляли? - громко спросил я, чувствуя, как против воли начинает учащенно  биться сердце.

- Стреляли, - сквозь зубы процедил наводчик. - А теперь - наша очередь. Огонь!

Судя по тому, что следом он сделал резкое движение правой рукой, явно дергая за рычаг, командовал наводчик сам себе.

Мне показалось, что короткий звук мощного выстрела проник не только сквозь шлемофон, но и через кости черепа. Одновременно, с жутким лязгом прыгнул назад казённик пушки. И тут же снова покатился вперед, возвращаясь в исходное положение. Боевое отделение затянуло вонючим дымом, от которого у меня немедленно запершило в горле и защипало глаза.

Заряжающий повернулся к стенке, на которой в специальных зажимах висели здоровые, конические с одного конца, слабо поблескивающие в свете даже слабых электрических лампочек, тёмно-жёлтые тушки снарядов. Я прильнул к прицелу. Рядом с коробочкой чужого танка бессильно опадал черный веер земли.

- Правее ноль-ноль-один, - буркнул сам себе наводчик, снова вращая штурвальчик.

Заряжающий, двигаясь в дыму, точно парильщик бане, быстро, но аккуратно положил снаряд в лоток и нажал на кнопку. Движение электрического досылателя я почти не разглядел -  снаряд моментально исчез в казённой части пушки.

Надсадно завывал какой-то механизм, нос и глаза щипало от резкой кислотной вони, тело под комбинезоном взопрело от пышущей жаром пушки и нестерпимой духоты. Отчаянно хотелось открыть люк и выбраться на свежий воздух.

- Ох и вдарит он нам сейчас, - отчетливо сказал в наушниках спокойный голос водителя.

Я понял, что дело плохо и протянул руку, чтобы открыть люк, и успеть выскочить наружу, но в этот момент стальная стенка самоходки лопнула, и прямо мне в лицо хлынуло море огня.

Острая боль и темнота. Больше ничего ни увидеть, ни почувствовать я не успел.

Я открыл глаза и сразу понял, что нахожусь в ремонтном ангаре. Потолок терялся в серой дымке, скрывавшей также и лампы освещения. Рассеянный свет сочился словно бы ниоткуда, создавая ощущение сумерек, навсегда опустившихся на ремонтную зону. Откуда-то доносились удары по металлу и жужжание станков. Под потолком что-то вроде бы искрило, но ничего в деталях различить не удавалось.

Кушетки для отдыха, а точнее, “воскрешения”, экипажа, стояли недалеко от ремонтируемой техники. Когда я играл по ту сторону экрана, выйти за пределы ангара было невозможно. Зато бродить внутри, вдоль пяти парковочных мест, обозначенных белыми прямоугольниками, нарисованными прямо на бетонном полу, разрешалось сколько угодно. Сейчас было занято лишь одно парковочное место - на нём стояла почерневшая и покосившаяся на один бок, самоходная гаубица. Вокруг неё, разглядывая повреждения, бродили члены моего экипажа.

Я глубоко вздохнул, и одним движением уселся на кушетке. В голове зияла неприятная пустота, на душе ощущался груз размером с подбитую самоходку. Да-да, ту самую, что стояла сейчас в каком-то десятке метров и воняла гарью, вместо того, чтобы красоваться  свежеокрашенными бортами и большим белым номером "312" на корпусе, с экрана монитора.

Нереальность происходящего не столько изумляла, сколько полностью блокировала рассудочное осмысление ситуации. Я не мог оказаться в игре, поскольку это было в принципе невозможно, а значит, ничего сделать тоже было нельзя. Следовало лечь обратно на кушетку, закрыть глаза и ждать пробуждения в кресле перед компьютером. Ну, на худой конец, в больничной палате, подключённым проводками и трубочками к медицинской аппаратуре.

С другой стороны, никакого смысла в пролёживании боков тоже не было. Может быть, я всё-таки смогу найти способ вырваться из этого сна, опираясь на интерфейс игры? И опять же: разве я не хотел получить как можно большую реалистичность картинки? Ну вот, Ломушкин, получи и распишись, реалистичнее некуда.

Я поднялся с кушетки и внимательно осмотрел сплошную кирпичную стену. Ничего похожего на дверь не наблюдалось, и я, испытав лёгкое разочарование, медленно двинулся к самоходке.

Заметив меня, члены экипажа построились в короткую шеренгу.

Сперва я не мог понять, отчего их лица мне кажутся знакомыми. А потом вспомнил.

Наводчика Серпилина, с крупными чертами лица, солидными усами и тяжелым взглядом, я сам выбирал из кандидатов, предложенных компьютером на стадии формирования экипажа. Как, впрочем, и крепкого заряжающего Зверева. А также, худенького и небольшого ростом, механика-водителя, Ложкина. Только тогда они были картинками в галерее, а теперь стояли передо мной в полный рост и ждали распоряжений.