Сталин был не меньшим мракобесом, чем Гитлер. Достаточно вспомнить разгром генетики в 1948 г., гонения на «лженауку» кибернетику. Да и статьи, разоблачающие «реакционное эйнштейнтианство», публиковались в 1930-х гг. в агитпроповских философских журналах.

Разгром Еврейского антифашистского комитета, кампания против «космополитов», наконец, «дело врачей» – все это было. Но все это диктовалось в большей степени не собственно антисемитизмом (хотя и этот элемент, по свидетельству Светланы Аллилуевой, присутствовал), а теми или иными политическими, ситуативными факторами. Никто, на мой взгляд, лучше историкаархивиста Геннадия Васильевича Костырченко в книге «Тайная политика Сталина» не показал, что антисемитизм в политике Сталина был инструментом, а «не самодовлеющей проблемой или целью политики». И это отличало его от Гитлера. Тот был органически не способен допустить участие не только еврея, но и получетверть еврея в сферу его личных или национальных интересов. Но все же в одном случае он изменил себе: он знал, что бабушка Гейдриха – Сара Гейдрих была еврейкой. Гейдрих знал, что это известно Гитлеру, знал, что у Гиммлера в сейфе досье на него, содержащее этот ужасный компромат. И опытный «душевед» Гитлер именно Гейдриху поручил осуществление холокоста. И не ошибся.

Гитлер был убежден, что не классы, а расы – двигатель исторического процесса. Увлечение идеями расовой чистоты было также распространено в годы его молодости, как в наши дни борьба за чистоту окружающей среды, и поклонники идей расового превосходства арийцев были во множестве в Германии и в Австрии. Гитлер ментально был взращен на этой почве. Он восхищался евреями в негативном смысле. Он говорил об их спаянности, их расовой чистоте, о способности проникновения этой «бациллы» в другие этнические организмы, параноидально улавливал еврейские черты, вглядываясь в лица, портреты, фотоснимки. Личный фотограф и старый друг Гитлера Генрих Гофман пишет в мемуарах, что фюрер включил его в состав свиты Риббентропа, когда тот отправился в Москву заключать пакт Молотова – Риббентропа, со специальным заданием: сделать в разных ракурсах несколько фотографий Сталина, чтобы он по ним мог определить, присутствует ли «еврейская кровь у советского лидера». Гофман выполнил это поручение, и Гитлер удостоверился в нееврействе Сталина.

В своих дневниках любимец и конфидент Гитлера, его архитектор и министр вооружений Альберт Шпеер вспоминает один эпизод, относящийся к концу ноября 1942 г.

Это было время надвигающейся сталинградской катастрофы, усиливающихся бомбежек Германии, наметившегося поражения в Африке (прорыв Монтгомери к Эль-Аламейну). Углубляющаяся депрессия владеет фюрером. Угрюмый, он покидает ставку в Восточной Пруссии и устраивает себе передышку: на несколько недель приезжает в любимый Бергхоф и вызывает туда Шпеера. Он любит прогулки с ним, во время которых выговаривается. С ним, единственным из соратников, он так откровенен.

Как в «волшебной камере» героя «Театрального романа» Булгакова, вижу эту прогулку, как ее описал Шпеер. Мрачный, темный зимний снежный день, мрачный подавленный фюрер, мрачные сводки с фронтов. Двое бредут в сопровождении любимой собаки Гитлера Блонди в направлении к Чайному домику – месту его отдохновения. На Гитлере старая велюровая шляпа, мешковатый дождевик, в руках трость (есть фотография одной из таких их прогулок вдвоем). Поначалу их сопровождает Борман, но Гитлер сказал, чтобы он оставил его вдвоем со Шпеером. Сначала он угрюмо молчит. Вдруг поворачивается к Шпееру, как бы ища его молчаливого сочувствия: «Я хочу поговорить немного». Замолкает. Через несколько минут взрывается: «Как я ненавижу Восток, ненавижу снег, ненавижу зиму, не могу видеть снег!» Внезапно он останавливается и говорит, опершись на трость: «Шпеер, вы мой архитектор. Вы знаете, что я всегда хотел быть архитектором, – его голос падает, будто он обессилел. – Мировая война (он имеет в виду Первую. – Я.Р.) и криминальная Ноябрьская революция воспрепятствовали этому. Иначе я был бы сегодня ведущим германским архитектором, как вы теперь. Но евреи! Девятое ноября (провозглашение республики 9 ноября 1918 года. – Я.Р.) было следствием их заговора». Шпеер вспоминает: «Старый, уже побежденный человек стоял здесь, в снегу, беспомощно выговаривая накопившуюся горечь, отравляющую его ненависть, ярость». Он возбуждается, приходит в раж. Голос усиливается, переходит в стаккато: «Это сделали евреи. Они организовали саботаж с поставкой боеприпасов! В моем полку сотни солдат были убиты. Евреи сделали так, что я пошел в политику».

Шпеер чувствовал, что Гитлер начал эту прогулку только для того, чтобы отвлечься от давящих на него сводок с фронтов. Сначала он и не думал о евреях. Но снег, очевидно, навел его на мрачные мысли о Восточном фронте, и, чтобы уйти от них, он переключил свою ненависть на своих извечных врагов, которые были причиной всех бед и всех неудач. За долгие годы тесного общения и доверительных разговоров, пишет Шпеер, он никогда не осознавал с такой ясностью, насколько абсолютно доминировали евреи в сознании Гитлера как объект ненависти, в который привычно было канализировать весь негатив. И, вспоминает Шпеер, сейчас под впечатлением всех поражений на фронтах пришло осознание, что война проиграна. И этого, опять же, добились евреи.

А вот другой эпизод, это уже о Сталине. Конец 1952 г., «дело врачей» и «борьба с безродным космополитизмом», усиливающиеся слухи о готовящейся депортации евреев в Сибирь, иными словами, разгар развернутой Сталиным антисемитской кампании. А дальше из дневника Константина Симонова «Глазами человека моего поколения» (АПН, 1989). В кабинете Сталина в Кремле заседает Комитет по присуждению Сталинских премий в области литературы и искусства. За длинным столом сидят члены комитета, а Сталин, как обычно, расхаживает вдоль стола, раскуривая трубку.

«Когда начали обсуждать роман Ореста Мальцева “Югославская трагедия”, Сталин задал вопрос: “Почему Мальцев, а в скобках стоит Ровинский? В чем дело? До каких пор это будет продолжаться? В прошлом году уже говорили на эту тему, запретили представлять на премию, указывая двойные фамилии. Зачем это делается? Зачем пишется двойная фамилия? Если человек избрал себе литературный псевдоним – это его право… Человек имеет право писать под тем псевдонимом, который он себе избрал. Но, видимо, кому-то приятно подчеркнуть, что у этого человека двойная фамилия, подчеркнуть, что это еврей. Зачем это подчеркивать? Зачем это делать? Зачем насаждать антисемитизм? Кому это надо?”». И Симонов, который не раз наблюдал Сталина, заключает: «Способность быть большим, а может быть, даже великим актером была присуща Сталину и составляла неотъемлемую часть его политического дарования».

«Призрак сталинизма бродит по России». Современная российская реальность ни по каким условиям не схожа с той, какая была в 1930-х гг. Да и личность постановщика той трагедии неповторима. Как, впрочем, и личность его партнера на политической сцене той эпохи. В истории такие вивисекторы человечества – все-таки редкое явление. Иван Петрович Павлов сказал как-то, что, проводя вивисекцию над животными, он «…испытывал тяжелое чувство сожаления, что является палачом живого существа». Этим двум, действительно палачам, вряд ли было знакомо сожаление по поводу загубленных ими миллионов «живых существ».

То, что евреев с приходом Гитлера к власти ожидают тяжелые времена, было очевидно: в статьях и речах фюрер не скрывал своих кровожадных планов. Напротив, беспредельный антисемитизм стал одним из краеугольных камней национал-социалистического движения. Программу своих будущих действий Гитлер огласил 24 февраля 1920 г. на собрании в мюнхенской пивной «Хофбройхаус». Известная как «Программа 25 пунктов», она стала с 1 апреля того же года официальной для НСДАП, а с 1926 г. объявлена «незыблемой». В четвертом пункте говорилось: «Гражданином Германии может быть только тот, кто принадлежит к германской нации, в чьих жилах течет немецкая кровь, независимо от религиозной принадлежности. Ни один еврей не может относиться к германской нации и быть гражданином Германии».