Крах Нью-Йоркской фондовой биржи стал детонатором взрыва. Последовавшие за ним банкротства, остановки заводов, развал хозяйственных связей, подрыв доверия к партнерам и связанная с этим паника привели к ужасным последствиям для всех. Для предпринимателей – это разорение и массовые самоубийства, описанные в литературе; для клерков и рабочих – безработица; для среднего класса в целом – потеря накоплений и резкое снижение уровня жизни.

Мировой экономический кризис 1929–1933 гг. охватил и Веймарскую республику. Общее падение производства в 1932 г. превысило 40 % (по сравнению с 1929 г.), безработица охватила почти 45 % населения страны. Росло недовольство существующим положением.

В условиях нестабильности крайне правые и крайне левые, коммунисты и национал-социалисты развернули бурную деятельность по захвату большинства в рейхстаге. Не оставив в мечтах насильственный захват политической власти, радикалы, правые и левые, основную тяжесть борьбы сосредоточили на парламентских выборах. При этом обе силы всячески старались дестабилизировать обстановку. Партийная борьба выплескивалась на улицы, где боевики из Коммунистической партии Германии провоцировали уличные баталии.

Необходимо отметить, что лозунги НСДАП были более понятны и близки немецкому обывателю, чем лозунги КПГ. Плохую службу немецким коммунистам сослужила начавшаяся в СССР коллективизация, которая привела к голоду и массовой высылке крестьян в Сибирь.

В сентябре 1930 г. на выборах в рейхстаг нацисты получили около 6,5 млн голосов, выдвинувшись на второе (после СДПГ) место в рейхстаге. На президентских выборах в марте – апреле 1932 г. нацисты собрали уже свыше 13 млн голосов, однако президенту Гинденбургу удалось сохранить свой пост.

В создавшейся обстановке руководство социал-демократов обратилось к председателю компартии Э. Тельману с предложением выступить единым фронтом на ближайших парламентских выборах. Однако Исполком Коминтерна запретил КПГ вступать в союз с «социал-предателями».

Такая политика левых партий привела к тому, что сторонник «твердой руки» Пауль фон Гинденбург 30 января 1933 г. назначил Адольфа Гитлера рейхсканцлером Германии.

С этого момента Германия вступила в самый страшный и самый позорный период своей истории.

Первую мировую войну готовили, ее ждали, и все же она пришла неожиданно. Все слои немецкого общества на какое-то время соединились в едином порыве. Предприниматели не были в стороне, однако мало кто из них знал, что надо делать. Тем более что кайзер успел сказать необдуманную фразу о том, что ждет возвращения солдат с победой «к осеннему листопаду». Немногие в Германии имели на этот счет сомнения. Кайзер не может ошибаться. Среди тех, кто не верил в скоротечность войны, был бизнесмен Вальтер Ратенау. Он считал необоснованными амбиции Германии, учитывал морскую мощь Великобритании, «загадочность» русской души и ее безусловную веру в царя, а также возможность вступления в войну США на стороне Антанты. Ратенау сразу понял трудности приспособления хозяйства к войне, особенно в условиях английской морской блокады. В центре его внимания стали проблемы обеспечения страны сырьем и сбыт готовой продукции. Например, в электротехнике. Ведь еще в 1913 г. электротехническая промышленность Германии давала 41 % всего мирового экспорта этой отрасли. В тяжелое положение попали и банки, связанные с экспортными отраслями, в первую очередь с металлургией и угледобывающей промышленностью. На имя канцлера Вальтер Ратенау подал записку, в которой изложил план организации военного хозяйства Германии. 13 августа 1914 г. был создан военно-сырьевой отдел при Военном министерстве Пруссии, который возглавил В. Ратенау. От его деятельности зависела боеспособность империи и ее возможности выживания в изоляции от основных торговых путей. Почему Ратенау? Кто он такой, чтобы спасать Германию?

На Парижской всемирной электротехнической выставке 1881 г. всех удивил удачливый немецкий промышленник Эмиль Мориц Ратенау. Встретившись с американским изобретателем Томасом Эдисоном, он купил из огромного количества его патентов – к концу жизни их у него было 1093! – один-единственный: на электрическую лампочку. Она была запущена Эдисоном в серийное производство всего лишь год назад.

Приобретение это было шагом всесторонне обдуманным. Эмиль действовал, как его учил отец, берлинский купец промышленник Моисей (потом он разумно переменил имя на Мориц) Ратенау из еврейской общины старинного города Пренцлау.

Еще в 1360 г. бранденбургский маркграф разрешил евреям селиться в этом городе. В Пренцлау к евреям относились хорошо, и туда бежали иудеи из других городов Бранденбурга (ибо в каждом городе были свои законы).

А 300 лет спустя своим знаменитым эдиктом от 21 мая 1671 г. великий курфюрст Фридрих Вильгельм Бранденбургский разрешил 50 семействам изгоняемых из Вены евреев переселиться в его владения.

Эдикт гарантировал на 20 лет беспошлинную свободную торговлю шерстью, тканями и готовым платьем, освобождение от ввозных и вывозных пошлин, но категорически запрещал банкирскую деятельность – ростовщичество, как тогда говорили. Иногда представляется, что Фридрих Вильгельм был редчайшим для тех времен владыкой: не антисемитом. Но… учтите два обстоятельства: первое – желающие переселиться должны были обладать состоянием не менее 10 000 талеров (5 млн евро по-нынешнему), второе – на пространствах, где закончилась тридцатилетняя война, потери населения Бранденбурга порой достигали 90 %. Эдикт, таким образом, был средством получения и капиталов, и мастеровых людей.

Прошло еще 200 лет. Откуда там у Моисея взялась фамилия Ратенау, неясно. Как известно, фамилий у евреев в Европе (как позже и в России) до определенного момента не было – фамилии им присваивали правительственные чиновники. Женой нашего Моисея-Морица стала Тереза, дочка фабриканта Иосифа Либермана, на хлопчатобумажном заводе которого в Силезии сын Морица Ратенау, Эмиль, четыре с половиной года познавал на практике мир промышленности и коммерции, чтобы потом усваивать теорию этих дисциплин в Политехническом институте Ганновера и Высшем техническом училище Цюриха и опять окунуться в практику на заводе локомотивов Августа Борзита, чтобы затем два года проработать на предприятиях Англии.

Вернувшись в Берлин, Эмиль, подобно своему отцу, женился на дочери богатого человека – Матильде Нахман, отец ее был франкфуртским банкиром. Полученное приданое позволило Эмилю открыть завод «Унифицированные паровые машины». Дальше – больше.

Попытка организовать телефонную сеть в Берлине рухнула из-за государственной монополии «Имперской почты». Не проявил интереса к предложению Эмиля осветить берлинские улицы электричеством крупный промышленник Вернер фон Сименс. Они, правда, обсудили возможность электрического освещения вместо газового, весьма в то время распространенного на улицах и в частных домах, но пришли к выводу, что дорогие и капризные дуговые лампы делают электроосвещение малоперспективным.

И вот Париж. Электролампочка Эдисона – не дуговая, а накаливающая свой «волосок» в вакууме. Эдисон уже производил их в год свыше миллиона!

Через три года после покупки эдисоновского патента заработала в Берлине первая принадлежащая Эмилю Ратенау электростанция. Лучшей же рекламой и электрической лампочки, и личности Ратенау, и его фирмы «Дойче Эдисон» стал залитый ослепительным электросветом Королевский театр в Мюнхене.

После пяти лет работы на рынке «Дойче Эдисон» сделала преимущества электрической лампочки настолько очевидной, что даже осторожный Вернер фон Сименс вступил в «Объединенное электрическое общество» (AEG), основанное Ратенау, да не только вступил, а и привлек своим авторитетом деньги Германского банка.