Идеи Вальтера Ратенау о «тотальной экономике» впоследствии оценит и реализует на практике гитлеровской министр вооружений Альберт Шпеер.
В. Ратенау стал автором еще одного плана, касавшегося организации экономической жизни Европы в случае победы Германии. По его мнению, которое поддержала группа крупных немецких промышленников и банкиров, в случае установления военной гегемонии в Европе после войны необходимо было создать на континенте экономическую организацию с ведущей ролью Германии, иными словами, предполагалось построить континентальный блок под контролем Германии в составе Австро-Венгрии, Франции, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Дании, Италии и «других европейских стран, которые захотят присоединиться». Чем не Евросоюз? «Срединная Европа» (Mitteleuropa) должна была стать таможенным союзом, направленным на облегчение доступа к источникам сырья и рынкам сбыта германской промышленности. Европа во главе с Германией, по мнению В. Ратенау, могла успешно конкурировать с другими экономическими блоками: США (вместе с Латинской Америкой), Британской империей и «русским колоссом» на Востоке.
Изгнанный из военно-сырьевого отдела, Ратенау не стал ни на кого обижаться, а как патриот выехал по правительственному заданию в Швейцарию, где наладил снабжение германской военной промышленности сырьем и прочими материалами в обход союзнической блокады Германии.
НА КОГО ЖЕ ОН ПОХОЖ?
Австрийский писатель, драматург и эссеист Роберт Музиль (1880–1942) до последних своих дней работал над романом «Человек без свойств» – философским произведением, один из многочисленных персонажей которого носил фамилию Арнгейм (но «свойствами» как раз обладал!):
«Его деятельность распространялась по континентам земного шара и по континентам знания. Он знал все: философию, экономику, музыку, мир, спорт. Он свободно объяснялся на пяти языках. Самые знаменитые художники мира были его друзьями, а искусство завтрашнего дня он покупал на корню по еще не установленным ценам. Он общался с императорским двором и беседовал с рабочими. Он владел виллой в стиле ультрамодерн, фотографии которой красовались во всех специальных журналах по современной архитектуре, и ветхим старым замком где-то в аристократическом медвежьем углу Бранденбурга, выглядевшим прямо-таки как трухлявая колыбель прусской идеи… Раз или два раза в году он удалялся в свое имение и записывал там “заметы”, опыты своего ума. Эти его книги и статьи, составлявшие уже внушительную серию, пользовались большим спросом, достигали больших тиражей и переводились на многие языки… В больших газетах всех стран то в экономическом, то в политическом отделе или в отделе культуры время от времени появлялись какие-либо упоминания о нем: похвала ли его сочинению, отчет ли о замечательной речи, которую он где-то произнес, сообщение ли о приеме, оказанном ему тем или иным правителем или объединением деятелей искусства, и не было вскоре в кругу крупных предпринимателей, укрытом обычно от посторонних глаз и ушей двойными дверями, никого, о ком бы вне этого круга говорили столько, сколько о нем…»
Писатель не слишком заботился о маскировке. Все тут же узнали Вальтера Ратенау.
Говорят, Ратенау высоко ценил «расовый тип рослого голубоглазого блондина, к которому антропологически сам был близок». И что он «с равным презрением относился как к евреям, изменившим религии своих отцов, так и к тем, кто стремился чисто внешне перенимать традиции, нравы и привычки немцев. Ассимиляция, сторонником которой Ратенау был, ставит, как он утверждал, перед евреями задачу не быть похожими на немцев, а стать ими.
ЕВРЕЙ, НЕ ЛЮБЯЩИЙ ЕВРЕЙСТВА
После капитуляции Германии Ратенау написал Гертруде Вильгельмине фон Гинденбург, жене будущего президента Германии: «…хотя я, как и мои предки, всеми силами служил стране – будучи евреем, я остаюсь гражданином второго сорта. В мирное время для меня невозможно было бы стать ни государственным служащим, ни даже лейтенантом». Вальтер понимал все это так хорошо, что еще в 1897 г. написал статью «Слушай, Израиль!», где провозгласил свой принцип, которого, кстати, никогда не придерживался: «Евреи не должны выделяться».
Он и не выделялся, по крайней мере внешне: был похож на северного немца и лицом, и фигурой, и акцентом. И вот это «невыделение», эту полную ассимиляцию считал святой обязанностью евреев, живущих в Германии. Но, когда его однажды спросили, почему бы ему не перейти в христианство, он ответил: «Сменив веру, я мог бы устранить дискриминацию в отношении себя, но этим я бы только потворствовал правящим классам в их беззаконии…»
В своей книге «Впечатления», изданной в 1902 г., Вальтер повторил: «Слушай, Израиль! Юдофобы говорят: еврейский вопрос не существует. Но достаточно пройти в воскресный полдень по Тиргартенштрассе или бросить вечером взгляд на фойе театра – странное дело! В сердцевине немецкой жизни мы видим расу, совершенно особую, необычную… Среди песков Бранденбурга замечаешь “азиатскую орду”. Деланая веселость этих людей не дает прорваться наружу древней и неутолимой ненависти, которую они несут на своих плечах. Тесно связанные друг с другом, строго изолированные от внешнего мира, они образуют не живой орган немецкого народа, но особый организм, чуждый его телу».
Иными словами, ради ассимиляции евреям следует отказаться и от своего «средиземноморского» облика, и от своих обычаев. Вместе с тем Ратенау (вот оно, неустранимое душевное противоречие!) никогда не забывал, что «в детские годы каждый немецкий еврей проходит через болезненный момент, который помнит всю жизнь: когда он в первый раз осознает, что вступает в мир гражданином второго сорта, и никакая его деятельность, никакие заслуги не изменят этого».
Когда Ратенау стал министром иностранных дел Германии после поражения страны в Первой мировой, Альберт Эйнштейн и видный деятель сионистского движения Курт Блюменфельд пять часов убеждали его отказаться от этого поста по той простой причине, что «евреи не должны управлять делами другого народа». Ратенау им возразил: «Я немец еврейской национальности. Мы являемся частью немецкого народа, моей родиной является земля Германия, нашей верой является германская вера в то, что стоит выше религиозных конфессий… Я чувствую себя немцем и никогда не выделю себя из германской нации».
РАПАЛЛО И ГИБЕЛЬ
Когда 14 апреля 1922 г. в Рапалло – предместье Генуи – Ратенау и канцлер Карл Вирт получили проект договора с РСФСР, где главным пунктом был взаимный отказ возмещения военных расходов, решивший исход переговоров, на стенах берлинских домов появилась первая надпись: «Убейте Вальтера Ратенау – богом проклятую еврейскую свинью!»
И его убили. Как известно, человек, оказавший жизненно важную услугу, становится обычно предметом особой ненависти того, кому услуга оказана.
Обесценивающаяся марка, небывалая безработица, горечь поражения – все требовало найти виновника свалившихся бедствий, и на эту роль прекрасно подходил человек, который всю войну обеспечивал работу германской военной промышленности. Пусть даже после капитуляции он делал все, чтобы обесценение марки оставалось в разумных пределах.
Его убили члены националистической организации «Консул».
В 11 часов с минутами 24 июня 1922 г. машина везла министра в МИД. Разные авторы по-разному излагают ход событий. Согласно одному, машина с исполнителями-студентами догнала открытый лимузин министра, согласно другому – выехала ему навстречу, согласно третьему – Эрвин Керн с улицы открыл пистолетный огонь, а его напарник Герман Фишер бросил ручную гранату под ноги сидевшему на заднем сиденье Ратенау.
Шофер не пострадал и доставил смертельно раненного министра в больницу, где тот через несколько часов скончался…
На похороны пришло не менее миллиона человек, по городам Германии в манифестациях участвовало около 10 млн. За поимку убийц назначили миллион марок, и полиция действовала чрезвычайно успешно. Один был застрелен, второй выстрелил себе в голову, а третьего (по одним сведениям – водителя, по другим – просто соучастника), Вернера Техова, взяли живым.
