Самым худшим днем в моей жизни я считал тот, когда семя моего отца излилось в чрево моей матери.

Я ошибался.

Отказ от еды, слезы и ее фигура на уступе скалы, видеть все это и узнать: "Я беременна",– было гораздо страшнее.

–Ты уверена?

Она лишь презрительно фыркнула.

Это рассердило меня:

–Кто он?

Она думала, что не поверю, поэтому и произнесла с вызовом, прямо в глаза:

–Принц Август.

В тот момент я поддался слабости и сказал:

–Тогда тебе будет лучше прыгнуть с этой скалы.

Она спрятала свой дерзкий взгляд и, опустив плечи, ушла в сторону замка.

Больше в тот день Катрин не заговорила. И в последующие тоже.

Я радовался малости – она приняла пищу и распорядился подавать ей лучшее и свежее. Лето цвело лобелией, когда кошмаром вернулся ее ночной плач и утренний отсутствующий взгляд.

–Прости,– как-то сказала она.

–Я не сержусь на тебя.

Чистая правда. Моя злость была направлена на принца Августа-Ники Адали.

Я жаждал отомстить ему, словно свершившаяся месть сможет все исправить. Я не думал, нет, о себе я не думал, но и о том, что это ухудшит положение Катрин, не подумал тоже. Во всем я винил испорченную несдержанность королевского отпрыска. И за своим гневом не видел очевидного: я сам привел ее в королевский дворец на бал дебютанток. Она сама ему отдалась. Без поединка.

Желание отобрать жизнь у наследника короля, как отобрали у меня мою отраду, лишить корону ее драгоценности, привело в итоге к этому страшному слову: "Измена", из уст королевского обвинителя.

В ожидании воздаяния я томился в "темной" камере, вспоминая милую Катрин в кружевах розового платья, захлебывающуюся смехом от счастья.

Я готовился к смерти. Назначенный мной опекун позаботится о ней и о ребенке. Мой дом, средства для жизни – все, что я мог оставить им после себя.

Я ждал смерти, но не то, что войдет под этим именем в мою камеру.

О ней говорили и только шепотом:"Ласковая смерть".

Когда вспыхнул свет, зрение вернулось не сразу.

На ней не было регалий, но я мог бы догадаться, кто смеет подавать себя в дерзкой мужской одежде.

–Зови меня Ники, граф.

–Эрлих Коус.

–Милорд Коус,– протянула она, да, напоминая, что я старший в роду и на мне лежит вся ответственность за все происходящее.

Ники-Августа Адали, меня пронзило осознание: "Ласковая смерть". Она!

–Ваше Высочество!

–Если точнее, твое обращение некорректно. Ваше Величество, теперь так следует обращаться.

Королева? Кое-что я точно пропустил.

–Как тебе здесь?

Я пожал плечами, может и не вежливо, но она понятливо улыбнулась и сказала просто:

–Тогда пошли.

Тех, кого Ники-Августа забирала из камер, никогда обратно не возвращались. Поэтому надежда была лишь на то, что кончина от ее руки будет быстрой. Я закрыл глаза когда она приблизилась вплотную и положила голову мне на плечо.

–Глупый мальчишка!– сказала она.

Я не помню момент переноса, зато помню блеск серебра ее глаз. И то, как она прикусила нижнюю губу. И тонкий, едва уловимый цветочный запах.

Выйти из камеры, темной камеры смертников, я не чаял, но выйти из нее, почти в обнимку, с королевой, и оказаться в большом светлом холле шикарно обставленного дома – оказалось из области другой реальности. Я впал в некое подобие ступора. Возможно, это объясняет, если не оправдывает, и мой неконтролируемый аппетит. И радость оказаться в парной, купальне, а следом в мягкой постели на шелковых простынях.

Я отключился сразу, едва рухнул на подушку, и впервые за свою жизнь ни разу не вспомнил о Катрин.

Меня разбудило не солнце, тьма еще жалась по сторонам, нарочито тускло горящий светильник не давал рассмотреть мою гостью, но хриплый шепот:

–Глупый, глупый мальчишка...

Разбудил и свел меня с ума. Мои худшие наследственные родовые черты – нетерпение и вожделение, коим я поддался беспрекословно, затмили разум.

–Я люблю тебя,– что-то подобно этому шептал я в своем безумии.

Она смеялась звонко, в темноте экстаза мне виделись ее глаза: клинки стали прокалывали меня насквозь, как насекомое насаживая на острие.

–Мальчик мой,– сказала она чужим грудным голосом.

Я открыл глаза.

В моих объятьях плавилась от страсти незнакомая женщина. Горячая, страстная, красивая. Чужая.

–Меня зовут Эрлих,– представился и добавил,– граф Коус.

–Агнес,– ответила она.

Так я познал баронессу Агнес Эления Стани.

–Все будет хорошо,– повторяла она мне позже,– Верь мне, верь ей, она лучшее, что могло с тобой случиться. Пусть способ попасть под ее руку ты выбрал неординарный, но она о тебе позаботится.

Она! Королева! Ласковая смерть... "Зови меня Ники" и улыбка. Не знаю отчего, но я вдруг заплакал, беззвучно, но баронесса все поняла и спрятала мои слезы у себя на груди.

–Мой мальчик,– шептала она,– Мой мальчик.

Я был ее мальчиком в тот момент и, захлебываясь в словах, говорил, говорил... А потом замолчал, словно этот лист моей жизни перевернулся, а следующий был не исписан. Или его вовсе не было.

Ее Величество Ники-Августа Адали навестила нас, когда, уже одетые, мы чинно восседали за столом. Баронесса довольно улыбалась.

–Ваше Величество,– Агнес изобразила книксен, я чуть задержался с поклоном, манеры мои отнюдь не улучшились в связи со всеми перенесенными злоключениями.

–Баронесса, я украду ненадолго у тебя твоего... графа.

Нет, она не сказала, твоего мальчика, но улыбка была такая... Я в самом деле ощутил себя эгоистичным, несдержанным ребенком. В тот момент я понял всю глупость своего проступка.

–Граф,– начала она уже без улыбки,– Приговор: "Измена" – это смертная казнь. Без вариантов. Единственное послабление можно выбить – последнее желание, и пожелай ты быстрой смерти, казнь будет безболезненной.

В таком случае, Ласковая смерть, я желаю тебя. Нет, я не сказал этого вслух. Все на что я был способен в тот момент: слушать и смотреть на ее влажные, блестящие, словно после поцелуев, губы.

–Недавно узнала как казнят в Империи за измену. Представь: помост, два столба с перекладиной, барабан и лебедка. Дракону, в истинной ипостаси, накидывают петлю на шею и заставляют взлететь, протыкая копьем самые чувствительные места. Трос накручивают на барабан, сменить ипостась он не может, адеминовый ошейник – знаешь, что это такое? Лучше тебе это и не знать! Так вот: приземлиться дракон не может тоже. Казнь растягивается надолго.

Я вздрогнул и опустил глаза. К чему она об этом, неужели то, что говорят правда: от нее не укрыть ни одной мысли? Даже той, что еще не родилась в голове?

–Не надо бояться, граф, мы не в Империи. Встань на колени!

На колени я рухнул.

–Опусти голову!

Чью именно руку имела в виду баронесса я понял, когда она откинула с затылка волосы и приложила свои пальцы. Они были мягкими и теплыми. Нежными. Это прикосновение было лучшим, что со мной произошло за последнее время. А когда полыхнуло, пробило болью все тело и тоскливо заныло сердце, я мысленно простился с Катрин.

–Это не конец, граф, а начало. Встаньте.

Слабость от пережитого не позволила исполнить приказ тот час же.

–Страху нагнала изрядно, вижу. Поэтому скажу сразу – наказание твое откладывается. На какой срок? Возможно, до помилования. Но чтобы оно случилось, тебе нужна малость – послужить короне и доказать, что "Измена" не твой случай.

Я ничего не понимал. Поэтому продолжал внимательно слушать.

–Мое клеймо запечатало твои возможности демона, оттого и слабость, которую ты чувствуешь. Но для тебя это не залог службы. Не кара. Скорее необходимость. Печать скроет твои возможности и происхождение.