Мальчик должен был провести уикенд с ним, своим отцом. Но когда Зив утром приехал к Мейрав, то выяснилось, что жена отвезла Гили к своим родителям.

– Не получишь ребенка, пока не начнешь платить алименты! – прокричала она, когда Зив позвонил ей на мобильный.

Он попытался поговорить с Мейрав спокойно, рационально. Объяснить, что не платит потому, что пока неоткуда взять деньги. Но она не хотела ничего слышать. Прошло уже полтора года с тех пор, как по его вине разрушился брак, его уволили с работы и он скатился к тому состоянию, в котором пребывал сейчас, и, хотя он непрерывно просил у нее прощения, жена – бывшая жена – не была готова простить его.

Зив сгорбился, в отчаянии рассматривая на экране мобильника фотографию счастливого смеющегося Гили. Может, и хорошо, что сын не приходит к нему, подумал он, обводя взглядом свое жалкое съемное жилище. На всем толстый слой пыли, а посреди гостиной стояли коробки с мебелью из ИКЕА. Целыми днями он сидит дома и бездельничает, но до сих пор не сумел найти времени, чтобы собрать ее. Спит на матрасе, лежащем прямо на полу… Сына он любит так, как никогда и никого уже любить не будет, но что он может ему дать? Правды не скроешь: он по уши в дерьме, а дальше будет только хуже.

Зив выдыхал сигаретный дым в ночной воздух и считал минуты. Скоро пора выходить. Вот закончит дело, может, и на душе полегчает. Скрип тормозов заставил Зива посмотреть вниз. У подъезда остановилась полицейская машина, из нее быстро вышли двое полицейских. Ну и дела. Значит, это они звонили, выясняли, дома ли он. И теперь собираются его задержать.

Сердце тяжело ухало в груди. Что делать? Тот вчерашний мужик его видел. Копы идут за ним. Что же делать? Зив нервно взъерошил волосы. Мысль об аресте приводила его в ужас. Как поступить? Он в ловушке. Они поймали его. Впрочем, на его этаж они поднимутся не сразу – лифта нет. Есть время сбежать через крышу.

Зив кинулся к шаткой тумбочке у входной двери, оставшейся от прежних жильцов. Ключи от чердака должны быть тут, он уверен. Лихорадочными движениями начал рыться в ящике и вдруг, увидев среди безделушек обручальное кольцо, на миг остановился. Руки задрожали. Даже после развода, когда Зив осознал, что все кончено, он не решался снять его с пальца. Лишь недавно, после очередного тяжелого разговора с Мейрав об алиментах, яростно сорвал кольцо с руки и зашвырнул в ящик.

Сейчас об этом лучше не думать. Ключи. Он должен найти ключи. Проклятье, в тумбочке их нет. Куда он их положил?

Зив услышал громкий лай Пуйоля, собаки семьи Башан, живущей на первом этаже. Еще две минуты – и копы будут здесь. Время вышло. Он приоткрыл дверь и услышал приближающиеся шаги. Нужно подняться выше. Они увидят, что в квартире никого нет, и уйдут.

Закрыв за собой дверь, Зив начал тихонько подниматься по лестнице, держась спиной к стене. Вдруг он увидел макушку одного из полицейских. Их разделял всего один пролет. Это конец. Он изо всех сил вжался в стену.

– Зив Нево? – Копы уже стучали в дверь его квартиры.

Он застыл и затаил дыхание.

– Зив Нево, это полиция. – Теперь застучали громче.

Он не шевелился. Двумя этажами ниже продолжал лаять Пуйоль.

– Сиги говорила с ним пять минут назад. Этот сукин сын внутри, – услышал он голос одного из копов. И тут же снова раздался крик: – Открывай дверь или мы ее выломаем!

У него перехватило дыхание, когда на пол-этажа выше открылась дверь, и из нее высунулась голова соседа, мужчины лет шестидесяти.

Они молча смотрели друг на друга. Зив не знал имени соседа. Иногда они встречались на лестнице, но даже не здоровались.

– Ну, что скажешь, будем звонить Нахуму? – спросил у кого-то тот же коп внизу.

Сосед сделал шаг вперед на лестничную клетку. Зив выдавил жалкую полуулыбку.

– Зив Нево, последнее предупреждение. Открой дверь. Полиция! – крикнули снизу и снова стали стучать в дверь.

На лице соседа отразилось удивление. Зив сложил ладони в умоляющем жесте: не выдавай меня, говорили его глаза.

– Он здесь, наверху! – крикнул вдруг сосед, быстро нырнул в квартиру и захлопнул за собой дверь.

Зив услышал торопливые шаги.

Хотя он знал, что все кончено, что спастись не удастся, все же побежал по ступенькам наверх. От выпитого пива закружилась голова и ноги отяжелели.

Дверь на чердак. Постойте, да она же открыта! А он-то искал ключи, тратил время впустую. Если бы вышел сразу, как увидел внизу копов, еще был шанс. Черт, ну почему в этой жизни всё против него?!

Он огляделся вокруг. Разбежаться и перепрыгнуть на соседнюю крышу? Эту мысль он отмел сразу. Пока добежит до края, они уже будут на крыше, могут и выстрелить в него.

– Не двигайся, – скомандовал один из полицейских.

Зив медленно обернулся и, увидев, что полицейский наводит на него пистолет, поднял руки.

В проеме чердачной двери появился, тяжело дыша, еще один полицейский, немолодой и грузный.

– Руки вверх, – приказал он, хотя руки Зива уже были подняты.

Зив почувствовал, как их заводят назад и защелкивают наручники.

– На пол, – услышал он и послушно лег на пол.

Толстяк поставил ногу ему на спину и придавил к холодному грязному полу чердака, словно окурок. Зив не пытался двигаться. Покорно лежал под тяжелой ногой полицейского, и его слезы медленно капали на холодный бетон.

Инспектор Эли Нахум через специальное стекло, не позволяющее видеть его с другой стороны, смотрел, как Зив Нево шагает взад-вперед по комнате для допросов, каждые полминуты взъерошивая волосы. Задержанный то и дело бросал взгляд на дверь в надежде, что кто-нибудь наконец войдет. Нахум решил немного повременить. Некоторые следователи накидываются на задержанных с вопросами, пользуясь первоначальным шоком от ареста, чтобы получить признание. Он не пренебрегал такими методами, но чаще предпочитал действовать иначе. Давал подозреваемым время повариться в собственном соку. Им страшнее всего, когда они в одиночестве. Они начинают воображать все те ужасы, что могут с ними случиться. А такие, как Зив Нево, впервые попавшие в руки полиции, боятся еще и потому, что думают, что их будут избивать.

Нахум распорядился поместить Нево в закрытую комнату. Без окон. Без свежего воздуха. И попросил выключить кондиционер. Пусть ему будет жарко, пусть вспотеет. Очень скоро он перестанет понимать, отчего покрылся потом и начал тошнотворно вонять – от жары или от страха. Вот тогда-то Эли Нахум и войдет. На этом этапе Зив будет готов говорить.

У отца пострадавшей девушки, несомненно, были благие намерения. Он верил, что делает дело полезное для следствия и для дочери. И как отец отца Нахум его понимал. Если бы, не дай бог, нечто подобное случилось с его дочерью, он бы сделал все возможное, чтобы привлечь виновника к суду; вероятно, проявил бы даже больше активности, чем Ярон Регев.

И вот поди ж ты! При всех своих благих намерениях Ярон Регев загубил ему расследование. Есть правила, установленные в отношении процедуры опознания. Эти правила – как рецепт пирога. Если печь пирог по рецепту, все будет отлично, судья подтвердит опознание и задержанного признают виновным. Если нет, пирог можно выбрасывать.

Чтобы опознание соответствовало процедуре, должны быть восемь статистов, внешне похожих на подозреваемого. У подозреваемого есть право выбрать себе место в ряду статистов, и полиция не должна возражать против его желания. У него также есть право на то, чтобы на опознании присутствовал его адвокат. Нельзя показывать свидетелю изображения подозреваемого до опознания, нельзя даже говорить о нем. Всю процедуру необходимо заснять на видео. А кроме того, следует вести подробный протокол.

Ярону Регеву, конечно, не удалось соблюсти ни одного из этих условий. Даже без консультации с юристами прокуратуры Эли знал, что никакими силами не сможет убедить ни одного судью в том, что опознание подозреваемого жертвой носило, как принято говорить, «спонтанный характер». Какая уж тут спонтанность, если папаша заботливо руководил всем процессом! И фотографии дочери показывал, и стращал, рассказывая, что тот ходит возле дома… Любой адвокат, в руки которому попадет такое дело, с блеском сумеет оправдать подзащитного.