Приближалась старость. Все-таки из всех уцелевших Ардылов был самым старшим по возрасту. Многие, кто был гораздо моложе его, погибли, но корабельного токаря словно сохранил Бог. Неужели ради того, чтобы спустя полтора десятка лет умереть от болезней?

Ардылову стало не по себе. Единственный авторитет по медицинской части, Петрович, предложил завязать с вредными привычками и стандартно прошелся, как помирают здоровенькими те, кто не курит и не пьет. Но Ардылов действительно бросил. Курить, по крайней мере, да и выпивать стал лишь раз в месяц, не чаще. И то лишь потому, что Флейшман как-то обронил, мол, в небольших количествах спиртное действует в качестве обеззараживающего. И уже исключительно в небольших количествах. Так, граммов двести, если пересчитать в привычные мерки.

Сейчас как раз было воскресенье. Военные находились на войне, как им и положено. Калинин в очередной раз умотал в Европу. Кротких – куда-то в глубь страны, кажется, под Курск. Ярцева в ближайшие пару лет даже ждать не стоило с Дальнего Востока.

Поговорить по душам не с кем. И вокруг Санкт-Петербург, но не тот, знакомый в прежней жизни с его Лиговкой и Невским, а новый, представляющий сплав старой Риги и многочисленного новостроя. Даже место другое. Флейшман наверняка с семьей, а собственных слуг тревожить неловко. Они тоже народ солидный, семейный. Пусть отдохнут.

Но ведь существуют кабаки. Государственные с вкраплением старых, оставшихся со шведских времен. Однако частные в центре, до них идти далеко или карету брать надо. Ардылов предпочел жить в новом доме. Небольшом, зачем дворец старому бобылю, но уютном. Как бывает уютной берлога. Зато до работы рукой подать. И кабачок рядом имеется. Там все знакомо, и целовальник, которого тянет назвать барменом, и многие из постоянных посетителей. Довольно приличное заведение, посещаемое в основном чистой публикой.

Ардылов не спеша заглянул внутрь, привычно прошел в дальний угол и кивнул целовальнику.

– Винца чарочку и что-нибудь этакое…

Хлебным вином называли водку. Только на взгляд выходца из иных времен до настоящей водки она не дотягивала градусами. В здешнем кабаке их было чуть больше тридцати. Да и привкус сивухи чувствовался ощутимо.

Можно было заказать настоящего вина из Франции или Германии, торговля процветала, и напитков имелось в общем достаточно, только стоило вино подороже, да и тоже слабоватое, обычное сухое. А хотелось крепкого напитка. Хоть сам опять начинай гнать.

Чарка поменьше граненого стакана, но тоже вместительная посуда. Ардылов отпил примерно половину, похрустел малосольным огурцом и взглянул в окно. Снаружи ощутимо нависало хмурое прибалтийское небо. Те самые тучи, в которых просвета может не быть неделю. А еще конец лета, хотя по всем ощущениям уже осень. Словно для усиления впечатлений по окнам забарабанил дождь.

Тоска…

Сидевший через столик мужчина, прилично одетый, в камзоле и при шпаге, встал, шагнул в сторону Ардылова и спросил:

– Прошу прощения, такой погода тут часто?

Он явно был нерусским, но язык знал достаточно прилично.

– Сколько угодно, – буркнул Ардылов. – Да вы присаживайтесь. У нас это обычная картина. Было бы странно, выгляни солнце.

– Я думал, в России лето жаркое. Сколько был в Москве, дышать там нечем.

– Так это Москва. Здесь не Россия, если разобраться. Прибалтика, присоединенный край. Простите, с кем имею честь?

– Прибылович, коммерсант и дворянин из Польши. Много лет торгую с Россией.

– Ардылов. Дворянин. Служу в компании Флейшмана.

– Ого! – присвистнул новый знакомый. – У самого? И как он?

– Нормальный человек, – с губ чуть не сорвалось «мужик», однако подобный отзыв можно было бы посчитать за оскорбление. Мужик – это простонародье, пахарь, еще кто не выше уровнем.

По происхождению Ардылов являлся обычным человеком. Хотя при советской власти никто не смотрел, какой пост ты занимаешь. И рабочий получал больше любого мастера на производстве. Здесь же пришлось побыть рабом. Прежде у плантатора, потом – у Командора. Вспоминать тот отрезок времени Ардылов не любил. Он и здесь получил дворянство последним из всей компании, когда остальным надоел его неопределенный статус. Общество сословное, каждый записан не в один класс, так в другой. А тут даже не скажешь, что без Ардылова как без рук. Он и был руками выходцев из будущего. Не в купцы же его производить! Вот и уговорили Петра, благо государь всея Руси давно оценил умение подданного и частенько трудился ради собственного удовольствия с ним в пару. Хоть чтил царь законы и простых работников в их сословии оставлял, для Ардылова в числе немногих было сделано исключение.

– Богат, – кажется, произнесено было с завистью.

– А что богатство? – вскинулся Ардылов. – Да, один из самых в России, если по величине капитала. Ну и что? Я тоже не беден. Разве в количестве денег счастье? Куда потратить такую прорву?

Он знал, что на себя тратит Флейшман сравнительно мало. Разве что в той степени, которую требовало положение. Практически все свободные средства уходили в оборот, множась с каждым разом. По части хватки Юрию действительно можно было позавидовать. Но если сам хочешь стать дельцом. Ардылов становиться олигархом не хотел. Его устраивало нынешнее положение. Точно так же он не завидовал регалиям и чинам Командора, Ширяева, Сорокина. Там вообще народ военный, им положено лезть наверх служебной пирамиды. Да и за дела все получили. Но зато внизу спокойнее.

Как-то незаметно выпили за то, чтобы денег всегда хватало и даже оставалось немного. Потом – за нынешнего государя, пусть будут долгими его дни, а уж правление, несомненно, одно из самых ярких.

Нет, в тосте не было желания прогнуться или страха, что некто донесет – вон за тем столиком за царя не пили. Пить за особу императора никто не заставлял. Против нельзя, а будешь ли подымать чарку во здравие, никого не волнует. Однако царский работник правителя искренне уважал за бьющую через край энергию, за любовь к труду, даже за умение много пить, а наутро вскакивать бодрым.

Через пару столиков за бутылкой сидела пара офицеров. Один совсем молоденький, явно недавно произведенный, второй в летах. Причем если про молодого особо сказать было нечего, мало ли как повернется жизнь, то старший явно отвечал словам из знаменитой офицерской характеристики: «пьяница и дурак, но жизнь за Отечество отдаст». А что еще требуется от обычного офицера? В генералы суждено выйти не всем, лишь единицам. Вот с тех спрос иной. Дело же офицерское: службу править да умирать, если придется.

Еще подальше, но к другому углу, сидела компания каких-то стряпчих. А может, купцов не первой гильдии или их приказчиков. Все безбородностью своей подчеркивающие дистанцию от простого люда.

– Но ваш Флейшман – голова! – убежденно вымолвил новый знакомый. – Столько под себя подгреб! Что только не производит! Даже по небесам летает. Или это не он, а другой? Ну, фельдмаршал ваш. Кабанов, да!

– Мы все одна компания, – признался Ардылов. – Кабанов по армейской части и по флотской, Флейшман – по торговой и производственной. Я – если сделать что-то надо. Те же двигатели на дирижабле починить – никто лучше не справится.

Тут же подумалось, что дирижабль остался фактически один. Да и тот непонятно сколько протянет. У любого мотора имеется ресурс. А тут безжалостная эксплуатация, вместо положенной солярки – масло… И никаких запчастей без шансов их изготовить в обозримом будущем. Технологии не позволяют, что им! Тут вон сколько бьешься над попыткой изготовить простейшую рацию – и никакого толка! Правда, наметились успехи с телеграфом. Но сколько тогда придется провести проводов! Которые еще изготовить надо. А расстояния в России огромные.

Однако телеграф пока оставался тайной. Как и некоторые иные вещи. Ученых в Европе больше, уровень производства тоже несколько иной. Украдут и будут первыми пользоваться благами. В той же Англии уже сами изготавливают и штуцера, и паровые машины, и даже вроде пробуют электродвигатели.