Норка инстинктивно разделяла всех людей на друзей, которые были близки ее хозяину, и к этим людям она относилась доверчиво, и на чужих, которые были далеки от хозяина. Эти люди были ей безразличны, и к ним она относилась со скрытой недоверчивостью. Васильев дружит с новым для нее человеком, он вместе с ним ест за одним столом, ходит по городу, мирно беседует, и Норка, сопровождая их, стала относиться к Николаю Ильичу спокойно, дружелюбно. Попробовал Николай Ильич ее кормить, но она не приняла пищу и даже отошла подальше от него. Тогда Васильев приказал ей строго и ободряюще:

— Можно, Норка, можно… Ешь.

Собака вяло подошла к кормушке и с предосторожностью, нехотя съела еду, посматривая то на Васильева, то на Николая Ильича. Всем своим равнодушно-подневольным видом она как будто хотела сказать новому человеку: «Ну что ж, если так хочет мой хозяин, я съем, сделаю такое одолжение, но на мою дружбу вы все равно не рассчитывайте…»

Потом Васильев стал уходить из дому как раз в те часы, когда надо было кормить собаку, и Норка стала принимать пищу от Николая Ильича, не оказывая при этом новому кормильцу никаких особых признаков внимания.

Попыталась ухаживать за Норкой и Лена, но Васильев категорически запретил:

— Нельзя, Леночка. Иначе она не привыкнет к папе и не будет его водить.

— Но ведь мы вместе живем… — обиженно протянула Лена.

— Ты не расстраивайся, Леночка, — успокоил ее Васильев. — Когда она привыкнет к папе, тогда и ты сможешь ухаживать за ней.

— Дядя Ваня, а почему вы ей разрешаете играть с Витей?..

— Потому что он маленький.

Получилось так, что после первого же смелого знакомства Витя приобрел у Норки какое-то особое расположение. Он не только гладил ее, но даже трепал за уши и брал за нос. Норка играла с ним: бегала по комнате, приседала и взлаивала. Витя гонялся за ней и весело смеялся.

Однажды Васильев ушел на целые сутки, и Норке пришлось остаться одной в семье Малининых. Среди членов семьи она уже заметно предпочитала Николая Ильича: все приятное теперь исходит от него, он такой спокойный, добрый. Правда, он не такой уверенно-строгий, как Васильев, но зато он ничего от нее не требует. Лишь кормит и ласково говорит: «Норка, Норка».

Вечером она забеспокоилась. Подошла к двери и, царапая ее лапами, заскулила, попросилась на волю. Очевидно, она хотела найти Васильева.

— Нельзя, Норка, нельзя, — сказал Николай Ильич, — ложись…

Не дождавшись хозяина, поздним вечером Норка легла около пустого дивана, на котором спал Васильев.

А ночью Николай Ильич проснулся и услышал около своей койки сопящее дыхание собаки. Она лежала на полу, свернувшись клубком. Николай Ильич прошептал: «Норка!» — и легонько погладил ее по голове. В ответ на ласку собака сдержанно, один раз, лизнула ему руку и осталась с ним рядом до утра.

Потом Васильев совсем ушел от Малининых на другую квартиру, недалеко от них, и заходил к ним лишь изредка. А Норка уже так привыкла к Николаю Ильичу, что стала выполнять его простые команды. Тем более, что всякий раз она получала от Николая Ильича кусочек вкусной колбасы.

Прошло две недели. Васильев надел на собаку шлейку, а поводок пристегнул к поясному ремню слепого. Встав правее Николая Ильича, подал Норке команду:

— Вперед!

Норка охотно пошла. Они повернули налево, затем пересекли улицу. Норка точно выполняла все команды Васильева.

На другой день они опять отправились на работу, но Васильев шел уже не рядом с Николаем Ильичом, а по левой стороне улицы, изредка посматривая на них. Команду подавал Николай Ильич сам. Норка издали, через улицу, видела Васильева и точно выполняла приказания Николая Ильича, который шел по знакомому маршруту, в госпиталь. Там Васильев угостил собаку мясным супом. Но все же, когда Норка видела Васильева вблизи, она порывалась подойти к нему, а он сурово взглядывал на нее и даже грозил хлыстом. По-своему Норка, вероятно, недоумевала, почему Васильев вдруг так переменился к ней?..

Тяжело отвыкать от друга, который по непонятной причине вдруг становится холодным, грубым.

Через несколько дней Васильев пустил Николая Ильича одного с Норкой. Оказалось, она запомнила дорогу к госпиталю и вела его точно по тем же улицам, где они проходили в предыдущие дни. Норка запомнила и трамвайную остановку, где они садились. Подведя Николая Ильича к трамваю, она потянула его к передней площадке. Зайдя в трамвай, Норка подошла к передним сиденьям и выжидающе посмотрела на людей. Она привыкла к тому, чтобы люди уступали место ее хозяину. К этому ее приучил Васильев. С сиденья сразу поднялись две девочки-школьницы и проговорили одновременно:

— Пожалуйста, пожалуйста… Садитесь.

Николай Ильич сел, а Норка забралась под скамью и лежала там до тех пор, пока не услышала команду: «Встать!»

Они уже подходили к госпиталю, когда Николай Ильич услышал радостный мальчишеский возглас:

— Норка! Норка!..

Судя по голосу, мальчик был где-то слева, на другой стороне улицы. Норка вздрогнула и остановилась: какой знакомый голос!

Николай Ильич услышал приближающийся к нему топот ног. Он решил, что это кто-то из его знакомых, которого он не узнал по голосу.

— Тебе чего, мальчик? — спросил он подбежавшего к нему человека.

— Это моя Норка… — услышал он взволнованный голос.

— Как твоя?

— А так, моя… Я ее воспитал, а потом ее в спецшколу взяли. Она теперь у вас, да?

— У меня…

Не отходя от ноги Николая Ильича, собака вильнула хвостом. Николай Ильич почувствовал на ноге мягкие удары пушистого хвоста. Но вот Норка отстранилась от его ноги и потянулась к мальчику. Николай Ильич дернул за поводок и строго приказал:

— Нельзя, Норка. Стоять!

А потом уже приветливо сказал:

— Я тороплюсь, мальчик, на работу. Ты приходи к нам домой. Только в выходной день. Я дома буду.

И назвал свой адрес.

— Ладно, приду, — обрадовался Борис. — Обязательно приду.

— Вперед! — подал команду Николай Ильич.

Норка послушно пошла впереди Николая Ильича, лишь один раз оглянувшись назад, на своего прежнего хозяина, с которым когда-то так весело было играть…

Борис долго стоял на месте и смотрел им вслед, пока они не скрылись в дверях госпиталя. Ему было и приятно, оттого что его Норка теперь службу несет, и в то же время досадно и грустно: она уже не принадлежит ему.

Дома Николай Ильич рассказал о встрече с мальчиком, но Васильев не одобрил гостеприимства Малинина:

— Конечно, эта встреча рано или поздно должна была произойти. Но вы, Николай Ильич, напрасно пригласили его к себе. Норка должна знать только ваш дом и одного вас. Иначе вы ее можете потерять как вожатого.

…В воскресенье Борис оделся в белый полотняный костюм и сказал деловито:

— Пойду посмотрю, как моя Норка у нового хозяина живет.

— Поди, поди, сынок, — одобрительно сказала мать.

Борис ушел к Малининым и быстро вернулся домой.

— Ты что так скоро вернулся? — удивленно спросила мать. — Не видел свою Норку?

— Да, увидишь теперь! Даже на порог не пустили.

— Почему так?

— А потому, что, наверно, боятся, как бы я не переманил ее к себе…

— Но теперь же она не твоя… — иронически заметила Таня.

— Ну и пусть! Все равно я ее воспитал.

— Так чего же ты надулся? — сказала мать. — Ты сделал свое дело — и хорошо.

— Да ничего… Просто обидно! Даже взглянуть не дали… Спасибо, говорят, тебе, мальчик, за твою работу, но только не надо Норку расстраивать. А то она слушаться не будет…

— А пожалуй, Боря, они правы. Ты же сам всегда говорил, что собака должна знать одного хозяина.

Борис чувствовал правду в словах матери, но все-таки продолжал твердить о своей обиде:

— Заходи, говорят, мальчик, к нам тогда, когда Норка уйдет на работу… И щенка от Норки пообещали… — сумрачно добавил Борис.

Таня будто обиделась за брата:

— Они к тебе, Борис, отнеслись, как к маленькому: чтобы успокоить, кукленка пообещали.