…Политрук Макар Степанян получил приказ с группой пограничников отбросить врага за линию Государственной границы СССР и занять оборону. Было 5 часов утра 22 июня 1941 года.

Бой длился девяносто часов.

Медью отстрелянных гильз горела на солнце земля.

Не оборвались следы Макара Степаняна на приграничной земле. В дозор вышли Владимир Михайлович Степанян и его сыновья.

…Машина пришла за ним среди ночи.

Пока тряслись по дороге, начало рассветать. На заставе тщательно мыл руки, внимательно слушая рассказ:

— Он, гад, несколько раз стрелял. Попал! Но она его все равно завалила. Еле оторвали. Он-то просто помятый, а она… Тронуть побоялись, вдруг помрет.

Владимир Михайлович Степанян посмотрел на инструктора службы собак, поймал себя на мысли, что тоже бы так сказал о раненой собаке: «Помрет…»

Оперировал на тщательно вымытом столе, взятом из бытовки. Человек спасал собаку, которая здесь, на границе, прикрыла собой человека.

Техника остается техникой. Ее сегодня на вооружении много. Она может далеко видеть и слышать. Но даже самый совершенный механизм не возьмет след и не зарычит, защищая хозяина.

Вынув пулю, Владимир Михайлович протянул ее инструктору.

— Возьми на память. Тебе предназначалась.

— Ну, а с ней что теперь? — глядя на неподвижное тело собаки, спросил проводник.

— Выходим, послужит еще…

…Когда девятиклассник Размик Степанян вдруг засел за учебники с какой-то особой настойчивостью, Татьяна Николаевна — мать — про себя порадовалась. Думала, что раз обложился парень книгами, то решил пойти в институт, а может быть, даже стать учителем, как она сама.

Несколько смущало ее, что и гирям, и перекладине подрастающий сын уделяет не меньше внимания. Но хотелось надеяться все-таки на лучшее: может, хоть этот выберет себе судьбу поспокойнее.

Размик на осторожные материнские вопросы отвечал уклончиво: мол, не решил еще, кем быть.

Когда подошло время отправки документов в военное училище, он свои не отправил. Дома сказал:

— Сначала послужу, посмотрю, подхожу ли для пограничного дела, а уже потом ясно станет.

Отец внимательно выслушал сына, согласно кивнул.

— Это ты правильно решил, сынок. Я попрошу, чтобы тебе помогли.

И помогли. После учебного подразделения Размика направили на такую заставу, где год службы можно смело считать за два.

В письмах отец сына о службе не расспрашивал, при встрече с его начальниками вопросов тоже не задавал — ждал, не заговорят ли сами.

И вскоре заговорили. Отец слушал рассказы о Размике, хмурился, старательно пряча при этом довольную улыбку.

Провожая его в пограничное училище, «высоким штилем» не напутствовал. Знал, что и там все будет в порядке.

Так и оказалось.

Спустя четыре года затянутый в новенький мундир лейтенант Размик Степанян для дальнейшего прохождения службы на границе прибыл.

…В доме Степанянов есть комната, в которой постели когда-то стояли в два яруса. Мальчишки, повзрослев, сами так оборудовали свою комнату. И вот она стала пустеть…

Ушли служить на границу Лев, Михаил, Степан, который после двух лет остался на сверхсрочную вместе с Амуром, — он, кстати, сам вырастил и подготовил собаку к службе. Поступил в военное училище и Размик.

Теперь только одна подушка белела в детской. Самвел еще оставался под отчей крышей. Самый младший.

Этот чуть ли не с первых шагов стал пограничником. Грядка в огороде для него — контрольно-следовая полоса. Куча обрезанных веток в саду — идеальное место для секрета. Впрочем, сын и брат пограничников, он еще до начала службы определил для себя специальность. Решил стать связистом.

…Опустел дом на окраине Нахичевани. Даже в большие праздники не собирается семья в полном составе. У границы свой распорядок. В праздники у нее — будни, ответственные и напряженные.

Грибов в этом году уродилось в окрестных лесах видимо-невидимо. Лесные опушки были буквально усыпаны белыми и подберезовиками. Особенно — за речкой, у линии ЛЭП. И после уроков в школе ребята отправлялись туда. А уж там, на полянах, каждый искал свою грибную тропу, свою удачу. Но эти пятеро не расставались даже на грибной охоте. Они всегда и везде были вместе: Марина и Галя Цыгановы, Оля Кобкина, Саша Малахова, Лена Заятрова. Вот и теперь всей компанией отправились в лес. А с ними еще два посторонних спутника — дворняги Шарик и Пулька.

Прапорщик Юрий Александрович Соловьев сдал дежурство час назад. Надо было еще отвести Гайса в питомник, покормить, побеседовать перед расставанием. Иначе обидится и весь следующий день будет мрачен и неприветлив. А какая работа при дурном настроении?

— Ну все, Гайс. Давай прощаться. Отстань, говорю! Пока. До завтра.

Не думал прапорщик Соловьев, что встретится с Гайсом вовсе не завтра, а через какой-то час, и что им предстоит долгая и трудная работа. Не думал об этом и Гайс. Он лежал на деревянном полу вольера и скучал. Он всегда начинал скучать, когда хозяин после суточного дежурства приводил его сюда. Потому что Гайс ненавидел безделье и любил работу. Он даже начал было поскуливать, хотя знал, что взрослой, семилетней овчарке, да к тому же служебно-розыскной, так себя вести не полагается.

— Товарищ майор! К вам… — дежурный в сторону, и офицер увидел на пороге своего кабинета двух девочек.

— Потеря-я-я-лись, — в голос плакали они.

— Кто? Где?

— За грибами пошли и потерялись… Пять девочек.

— Давно ушли?

— Еще утром.

Майор глянул за окно — сумерки уже легли на поселок. Так… Главное теперь — все делать быстро. Солдат по тревоге — и в лес. С ними — радиста. Пустить по следу собаку.

Гайс поставил уши торчком, наклонил голову и начал слушать. Кажется, хозяин. С чего бы? Не иначе, что-то случилось. Так и есть — хозяин. Значит, будет работа! И Гайс приготовился работать.

К вечеру девочки вышли на опушку. Устали, конечно, здорово. Но не зря: корзинки были полны грибов, и не каких-нибудь, а крепеньких белых! Пулька и Шарик возились в траве. А солнце тем временем незаметно опустилось за лес. Первой спохватилась Марина:

— Ой, девочки, поздно как! Давайте возвращаться. Попадет нам.

От опушки расходились две одинаково ровные тропинки. Но по какой идти — никто не знал. После недолгих споров выбрали левую.

В поселке уже зажигали огни, когда Соловьев с Гайсом в сопровождении двух солдат шел улицей по направлению к реке. Их обогнали на мотоциклах другие прапорщики: они мчались в сторону леса.

Александр Кузьминов притормозил и крикнул:

— Все вокруг объехали. Нигде нету. Так что, ребята, на вас надежда.

— Слышишь? — сказал Соловьев Гайсу.

У опушки леса за речкой они встретили нескольких женщин.

— Отсюда они пошли, — стала объяснять одна из них Соловьеву.

Юрий Александрович посветил фонариком. Луч выхватил из темноты детские следы на песке.

— Кажется, это моей Леночки! Видите, какой маленький? Она там самая младшая… — одна из женщин заплакала.

— Гайс, ищи, — подал команду Соловьев.

…А девочки все шли. Луна совсем спряталась за черными тучами. Лес, днем такой веселый и приветливый, выглядел теперь неуютным и страшным. Леночка — самая маленькая — совсем устала и все время отставала.

— Куда мы идем? — всхлипывала она. — Я устала. Я боюсь.

Старшая, Галя, как могла, успокаивала ее, а самой в пору сесть и зареветь. Вдруг она остановилась. Тропинка, только что бывшая надежной и твердой, стала пружинить под ногами. Еще шаг — захлюпала вода.

Шаг в сторону — ноги стали погружаться в мягкую трясину.

— Болото! — девочка рванулась назад.

Так вот куда они забрели впотьмах! Большое болото! Так называли его взрослые, когда строго-настрого запрещали им даже нос поворачивать в ту сторону. Галя села на землю и заплакала. Глядя на нее, захныкали остальные…