— Гляди, Борька, твоя Норка!
Борис оглянулся и увидел Николая Ильича с Норкой. Они шли сквозь расступавшуюся перед ними толпу по направлению к гостинице.
Около гостиницы шла узкая улица, параллельная Ленинскому проспекту. Норка повела по ней Николая Ильича. Пройдя два квартала, они вышли к горе, на которой высился огромный театр, окруженный с четырех сторон колоннадой. Отсюда хорошо был виден длинный и широкий проспект, по которому сейчас устремились в беге загорелые спортсмены.
За театром, ниже — большой мост через реку. По нему Норка не один раз водила своего хозяина, когда шли на работу. Именно сюда она привела Николая Ильича, обойдя главный маршрут по параллельной улице.
— Так, так, великолепно! — говорил про себя Васильев, наблюдая издали за поведением своей воспитанницы. — Посмотрим теперь, что ты будешь делать дальше…
У моста милиционеры стояли сплошной цепью и никого не пропускали.
Норка остановилась перед живой стеной милиционеров и взглянула на хозяина так, будто спрашивала: «Как же теперь быть?..»
— Норка, назад!! Работа, работа… — проговорил Николай Ильич.
Собака повернула назад и повела хозяина направо, по берегу реки.
— Так, так, — прошептал Николай Ильич.
Ниже по течению, в полукилометре от Главного моста, был другой мост — Вокзальный.
По этому берегу Норка в прошлом году гуляла с Борисом, купалась и плавала в реке. А через Вокзальный мост они не один раз ходили в ветеринарную лечебницу, когда Норка поранила себе ногу.
Чтобы попасть в госпиталь, надо перейти этот мост, затем пройти три квартала, свернуть налево, обойти новостройку рабочего городка и выйти на Красноармейскую улицу, где был госпиталь.
«Направление взяла правильно, — думал Васильев, следуя издали за Николаем Ильичом. — Но сможет ли она дальше ориентироваться?..»
Вот и широкий железобетонный мост. Норка повела хозяина по правой стороне, около стальных перил.
Позади что-то страшно загремело. Это шла машина с пучками полосового железа. Они свешивались сзади длинным хвостом, пружинились и лязгали. Норка вздрогнула и оглянулась.
Машина со стальным хвостом прогромыхала по мосту и скрылась за поворотом.
— Норка, вперед! — приказал Николай Ильич.
Собака повела хозяина мимо маленьких трехоконных деревянных домиков старого города, который когда-то был похож на большое грязное село, затем повернула в узкий переулок и неожиданно уперлась в высокий забор новостройки рабочего городка. За оградой высились недостроенные четырехэтажные корпуса. Норка остановилась, будто раздумывая, куда же идти, и повела направо. Они обошли казавшийся бесконечно длинным забор, затем свернули налево и вышли на ту улицу, где был госпиталь.
Норка привела Николая Ильича на работу по новому маршруту, который нашла сама.
Васильев широким шагом догнал Николая Ильича у госпиталя и необычно горячо заговорил:
— Ну, Николай Ильич, теперь я могу уверенно доложить профессору, что Норка сдала экзамен на самостоятельную ориентировку. Это ведь замечательно!..
Николай Ильич тут же угостил Норку колбасой, которую она любила больше всего. Он погладил ее по голове и сказал ободряюще, ласково:
— Хорошо, Норка, хорошо!
Собака оскалила зубы, похлопала хвостом по ноге своего нового хозяина и тихо заскулила, будто запела какую-то свою, собачью, радостную песню.
До свидания!
Провожать Васильева пришли на вокзал Николай Ильич, Леночка и Борис Цветков. Бориса на вокзал пригласил Васильев. Он хотел сделать еще одно сложное испытание Норке, чтобы уехать от Николая Ильича со спокойной душой.
Они сидели на скамье в привокзальном сквере, а Борис прохаживался в отдалении, не подавая никакого вида, что он их знает.
Вот они встали и пошли к вокзалу. Около широкой входной двери висел почтовый ящик. У ступеньки Норка остановилась.
Николай Ильич, прощупывая ступеньки тростью, вошел по ним на площадку. Доставая письмо из кармана, он нарочно обронил его, и оно отлетело в сторону.
— Норка, подай!
Норка схватила зубами письмо и подала его к рукам Николая Ильича.
— Хорошо, Норка, хорошо! — одобрительно сказал Николай Ильич и погладил собаку по голове.
Он опустил письмо в ящик, и они вошли в огромный, светлый вокзал с такими большими окнами, что казалось — это не окна, а стеклянные стены.
Николай Ильич крепко пожимал руку Васильеву:
— Большое вам спасибо, Иван Николаевич, за ваш труд! Норка у меня вроде глаз моих.
— Ну что вы… — смущенно проговорил Васильев. — Это мой долг. А вы напишите о ее работе и поведении.
— Напишем. Обязательно напишем!
— Приезжайте к нам еще, дядя Ваня, — сказала Леночка, не сводя сияющих глаз с Васильева.
Они вышли на перрон в тот момент, когда скорый поезд подходил к вокзалу.
Публика хлынула к вагонам.
Васильев выждал немного и, когда перрон освободился, пошел к своему вагону. Поднявшись на ступеньки, крикнул:
— Норка, ко мне!
Норка вздрогнула, взглянула на Васильева, на Николая Ильича и не тронулась с места. Васильев улыбнулся.
— Прекрасно! — воскликнул он.
В это время откуда-то со стороны близко к Николаю Ильичу подошел Борис и показал Норке кусочек колбасы:
— Норка, возьми, возьми!
Собака вильнула хвостом и потянулась за лакомством.
— Нельзя! — строго запретил Николай Ильич.
Норка отвернулась от подачки и прижалась к ноге Николая Ильича, посматривая на Бориса. А тот повернулся и уходя крикнул:
— Норка, за мной!
Собака взглянула на Николая Ильича так, будто спрашивала его, можно ли ей пойти. Но хозяин стоит и молчит. Нет, она не может его оставить. А Борис уходит с перрона, и вот он совсем скрылся за углом вокзала.
Собака услышала одобрительный голос Малинина:
— Хорошо, Норка, хорошо!..
— До свидания, дядя Ваня! — воскликнула Леночка и замахала рукой.
— До свида-ания! — крикнул Васильев.
Николай Ильич на прощание взмахнул рукой и подал команду:
— Норка, домой!
Собака натянула поводок и повела нового хозяина к выходу спокойно, неторопливо, посматривая настороженно вперед.
Леонид Фомин
Ожидание
Ефим Петрович долго и тяжело просыпался. Он сильно мерз, и ему мерещилось то открытое окно, то распахнутые настежь двери, а сейчас почудилось и вовсе непутевое: будто стоит он посреди озера на краю полыньи и его окатывает из ведра сын Алешка.
— Да перестань ты! — отбивался старик. — Разве можно такие шутки шутить с отцом!
Но Алешка только скалил свои большие здоровые зубы и все поливал, поливал ледяной водой…
В полубреду Ефим Петрович собрал на себя все, что смог достать рукой — на стеганое одеяло натянул полушубок, на полушубок — старый войлочный потник от седла, лежавший подле кровати вместо коврика.
Таким его и застал Алешка, случайно забежавший за какой-то надобностью. И понял: дела неважны, без врача тут не обойтись. Накануне они привезли сено, и, когда переметывали его с саней в сарай, отец неосмотрительно сбросил телогрейку. Тут его, потного, и прохватило.
Мешкать было нельзя, и Алешка сразу засобирался: запряг в кошевку мерина, набросал сена, одел отца, кое-как вывел его из избы — и поехали.
Жили они на лесническом кордоне в пятнадцати километрах от районного центра, где находилась больница. Ефим Петрович уже два года, как вышел на пенсию, но продолжал работать лесником. Потому и лошадь держал при себе. Да и как не работать, если любил свое дело и чувствовал силу. К тому же был одинок — бессердечная жена бросила их с маленьким Алешкой еще в молодости и теперь болталась неизвестно где. Второй раз жениться Ефим Петрович так и не собрался. Разные на то были причины, но главная все же в том, что уж слишком он привязался к смышленому малышу. Не захотел ни с кем разделять свою единственную отраду. Так и вырастил Алешку один.
А как вырастил, сын незаметно отошел от него. Ну сперва была армия. Потом институт. После института с дипломом лесовода и молоденькой женой Алешка снова приехал в родное лесничество, но только не в отцовский дом, а в казенную квартиру. Управление лесного хозяйства выделило специалистам молодоженам не только квартиру в добротном деревянном доме, но и оказало прочую материальную подмогу. Тут уж не сплоховал сам Алешка, загодя обговорил все с начальством. Ефим Петрович был не в обиде, что ученый его сын как бы в стороне оказался: все же люди самостоятельные, своя семья, вот-вот дети пойдут — пусть живут да радуются. А он уже тем доволен, что сын пошел по стопам отца, да и рядом.
