Понимая, что ему не пронзить сгусток тумана, и заметив второй, который начал обходить его с противоположной стороны, маленький, похожий на жабу человечек просто увернулся, наклонил наконечник Копья и атаковал саму Кину. Он испустил яростный рев и вонзил свое оружие в плоть предплечья и дальше, под правую грудь богини. За мгновение до того, как Копье сделало свое дело, взлетел еще один сгусток тумана и, рванувшись вперед, попытался заблокировать удар. Тщетно. Наконечник Копья вспыхнул и проткнул демоническую плоть.

Гоблина охватило пламя, когда сгусток тумана коснулся его.

Даже вопя от боли и крича мне, чтобы мы уходили, Гоблин продолжал давить на Копье, всаживая его все глубже в плоть Кины, возможно, в какой-то безумной, неистовой надежде добраться до ее черного сердца.

Голубое пламя пожирало тело Гоблина. В конце концов он выпустил Копье и бросился на ледяной пол, яростно катаясь по нему и охлопывая себя ладонями. Бесполезно. Он начал истаивать, словно перегретая свеча.

И при этом кричал, и кричал, и кричал.

На том психическом уровне, на котором я ощущала ее совсем недавно, Кина тоже кричала, и кричала, и кричала. Вопили Суврин и Сантараксита. Вопил Тобо. Я вопила, отступая к лестнице, несмотря на то, что некая обезумевшая часть меня рвалась вернуться обратно и попытаться помочь Гоблину. Это было бы самым безумным поступком изо всех возможных. Разрушительница была заточена в этой пещере, но правила в ней она.

Гоблин нанес удар со всей возможной яростью и силой, но, по правде говоря, для нее он значил не больше, чем укус волчонка для дремлющего тигра. Мне это было совершенно ясно. Так же, как и то, что волчонок, поняв, что ему не вырваться, пытается выиграть время для своей стаи.

Тяжело дыша, я сказала:

– Тобо, поднимайся как можно быстрее. Расскажи остальным. – Он был моложе, он был шустрее, он доберется наверх гораздо быстрее меня.

Он – наше будущее.

А я пойду замыкающей и, если понадобится, постараюсь не пропустить никого наверх.

Вопли внизу продолжались, из обоих источников. Гоблин не желал сдаваться; такого упрямства он никогда не проявлял даже с Одноглазым.

Скорость нашего подъема была ограничена возможностями господина Сантаракситы. Я была готова в любой момент повернуть обратно и преградить дорогу нашим преследователям – кто бы или что бы они ни были – с помощью золотой кирки. Меня не покидала уверенность, что сила этого талисмана защитит нас.

Тьма на лестнице исчезла. Видимость была настолько хорошей, что, если бы не лестничные клетки, можно было бы видеть лестницу не меньше чем на милю вверх.

Дышать становилось все труднее, ноги начало сводить судорогой, и тут крики внизу смолкли. Суврина уже прежде вывернуло наизнанку. Как ни странно, самым стойким среди нас оказался господин Сантараксита. Ни единой жалобы, хотя он так сильно побледнел, что я опасалась, как бы его не подвело сердце.

С трудом пытаясь восстановить дыхание, я замерла, прислушиваясь к зловещей тишине внизу.

– Господи Всемогущий… Уф… Нет Бога, кроме Бога… Уф… Он Милосерден Как Сама Земля… Уф… Он Не Оставляет Нас Во Все Дни Жизни Нашей… Уф… О, Владыка Всего Сущего, я знаю, я – Твое Дитя.

Господину Сантараксите хватило дыхания, чтобы проворчать:

– Как ты не понимаешь, Дораби? Ему надоело, и он нашел себе другое занятие.

– Как это? Уф… Пытается излечить себя?

– Нет, лучше. Гораздо лучше. Суврин! Пошли.

Белая ворона стрелой взлетела вверх по лестнице и опустилась мне на плечо, едва не сбив с ног. Я тоже внесла свой вклад в ситуацию, испуганно отшатнувшись. Крылья хлестнули меня по лицу.

– Иди наверх, – сказала она. – Медленно, без паники. Ровным шагом. Я посмотрю, что там внизу.

Казалось, путь наверх занял пять дней. Или, может быть, все десять. От страха и недосыпа мне то и дело мерещилось то, чего там на самом деле не было. Я боялась оглянуться, – а вдруг увижу чудовище, догоняющее нас? Мы шли все медленнее и медленнее по мере того, как иссякали энергия, воля и способность восстанавливать силы. Только бы добраться до следующей площадки… а потом до следующей… и так без конца. Потом мы начали отдыхать между площадками, и инициатором были не Суврин, и не Сантараксита. Ворона сказала мне:

– Нужно остановиться и поспать.

Никто не возражал. Ужас, конечно, способен загнать человека очень далеко, заставить его преодолеть небывалые трудности, но всему есть пределы. Мы свои исчерпали. Я рухнула так быстро, что, как утверждала позднее, услышала свой храп, еще не ударившись о каменную площадку. Последнее, что сохранилось в памяти – ворона, снова улетающая вниз, во тьму.

– Дрема!

Душа подталкивала меня вскочить, озираясь в ужасе, однако плоть отнеслась к ее призывам с полным безразличием. Измученное, окостеневшее тело утратило способность шевелиться. Голова, однако, пока еще работала. Мысли проносились в ней с быстротой горного потока.

– А? – Я продолжала сражаться с затекшими мышцами.

– Спокойно. Это я, Лебедь. Просто открой глаза. Ты в безопасности.

– Что ты делаешь здесь, внизу?

– В каком смысле внизу?

– Ну…

– Вы не дошли до пещеры древних всего один лестничный марш.

Я попыталась встать. Постепенно, мышца за мышцей, тело начало подчиняться моей воле. Оглянулась по сторонам, видя все как в тумане. Суврин и Сантараксита все еще спали. Лебедь сказал:

– Они совершенно вымотались. Твой храп можно было слышать даже в пещере.

Всплеск страха.

– Где Тобо?

– Наверху. Все ушли. Я заставил их уйти, а сам остался на случай… Ворона рассказала мне, что произошло внизу. Тут всего один марш. Дойдешь? Я не в состоянии никого нести, сам на ногах еле стою.

– Мне нужно сходить в ту дальнюю пещеру. На большее я пока не способна.

– В пещеру?

– Там у меня остались кое-какие незаконченные дела.

– Ты уверена, что в твоем теперешнем состоянии стоит туда тащиться?

– Уверена, Лебедь. – Я могла бы сказать даже, что это вопрос жизни или смерти. Для всего мира. Или, не исключено, для множества миров. Но не хотелось быть излишне мелодраматичной. – Можешь ты привести этих двоих в чувство и заставить идти? Подниматься на поверхность, я имею в виду? – Не думаю, что Сантараксита будет в состоянии вынести зрелище того, что я собиралась сделать.

– Попробую. Но я пойду с тобой.

– В этом нет необходимости.

– Не думаю. Ты вряд ли сможешь даже стоять.

– Я справлюсь.

– Ты будешь идти впереди и рассказывать. Это снимет спазм с твоего горла. Но я остаюсь.

Я посмотрела на него долгим взглядом. Нет, он не отступится. И не выдаст своих истинных мотивов, прикрываясь заботой обо мне просто как об одной из наших, у которой, правда, слегка крыша поехала. Я на полминуты закрыла глаза, а открыв их, перевела взгляд вниз, во тьму, куда уходила лестница.

– Богу виднее…

Лебедь трудился над Суврином. Наконец, наш доблестный офицер-тенеземец открыл глаза, но казался неспособным двигаться.

– Похоже, я жив, – пробормотал он. – Иначе у меня все так не болело бы. – Огонь паники зажегся в его глазах. – Мы выбрались?

– Выбираемся, – ответила я. – Впереди еще долгий подъем.

– Гоблин мертв, – сказал Лебедь. – Ворона сообщила мне об этом, когда прилетела наверх, чтобы перекусить.

– Где она?

– Опять внизу. Наблюдает.

У меня мурашки побежали по телу – очередной приступ паранойи. Между Госпожой и Киной существовала связь еще с тех пор, как Нарайян Сингх и Кина использовали Госпожу в качестве сосуда для создания Дщери Ночи. Именно тогда между ними возникла эта связь, связь, которой позже не позволяла оборваться уже Госпожа, потому что она позволяла ей безо всяких ограничений черпать мощь богини.

– Прости меня, Господи. Помоги мне избавиться от этих недостойных мыслей.

– Что? – спросил Лебедь.

– Ничего, просто продолжение бесконечного диалога между мной и моим Богом. Суврин! Конфетка! Ты готов к новым подвигам?