Карпов молча ждал, покачиваясь на каблуках на крыле мостика с явным развлечением. Затем, когда достаточно рассвело, и у гавани начали собираться беспокойные толпы, он отдал приказ включит все ходовые огни корабля и дать приветствие звуком сирены. Реакция толпы заставила его улыбнуться — некоторые развернулись и бросились бегом обратно в город. Он словно слышал их голоса, как они кричали друг другу, задаваясь вопросом, что это за корабль?

Он знал, что таинственность его внезапного появления сослужит ему хорошую службу и рассчитывал на это, чтобы задать тон своему прибытию и усилить ауру тайны и мощи вокруг себя. Настало время для шоу. Он связался со старшим боцманом и отдал приказ начать церемонию. Снова взревела корабельная сирена, которой вторил пронзительный свист боцманской дудки. Двадцать пять членов корабельного оркестра вышли на длинную открытую переднюю часть палубы и собрались на специальной платформе прямо над пусковыми установками ракет «Москит-2». Теперь они станут его ракетным залпом.

Заметив на корабле людей, а не каких-то морских чертей, толпа на какое-то время заколебалась. Затем оркестр заиграл старинный русский гимн, немедленно вызывавший аплодисменты и приветственные крики с берега. Он повернулся к Роденко. Его глаза ярко горели от волнения.

— Мой выход, Роденко, — сказал он. — Корабль ваш. Я постоянно буду на связи с мостиком через гарнитуру в воротнике. Я не ожидаю проблем, но будьте наготове.

На случай, если потребуется демонстрация возможностей корабля, Карпов приказал осуществить ручное наведение ЗРК «Кинжал» на сопки над городом. В случае любых проблем на берегу, второе отделение морской пехоты должно было выдвинуться на Ка-40, что должно было потрясти и поразить местных до глубины души.

— Я не ожидаю проблем, но будьте готовы действовать по сигналу «молния». Это военный корабль, и мы все люди войны. Не забывайте об этом.

— Так точно, товарищ капитан.

— Вы за старшего, — Карпов повторил традиционную на корабле форму передачи вахты, а затем поднял руку.

— Один момент…

Он повернулся и отдал последний приказ:

— Внести в корабельный журнал: командир корабля капитан первого ранга Карпов отбыл на встречу с российской делегацией в 08.00 13 августа 1908 года.

— Так точно, товарищ капитан. Запись внесена.

Несколькими минутами спустя Роденко увидел с крыла мостика, как Карпов появился на палубе в форме и офицерской фуражке в окружении почетного караула морской пехоты. Черные береты гордо сидели на головах, когда они четко вышагивали под звуки барабана. Высокие сапоги сверкали, отполированные до блеска. У каждого был автомат с примкнутым штыком, у командира отделения — сверкающая серебром в холодном утреннем сабля. Позади него находился знаменосец, и гюйс российского военно-морского флота гордо реял на ветру. У них не было имперского флага[30], поэтому это казалось наилучшим решением. После унизительного поражения российского флота от рук японцев, капитан решил, что военно-морской флаг подбодрит толпу. Символизм был бы очевиден для всех, кто наблюдал бы за их приближением со страхом в глазах и отвисшей от удивления челюстью. Они был мечом Матери-России. Настоящая фаланга смерти, и во главе ее находился сам капитан.

Руки в белых перчатках взмывали в утренний воздух, отдавая честь капитану, сходившему с корабля. Делегация слаженно спустилась в катер, пришвартованный к левому борту. Звуки труб и горнов производил колоссальное впечатление, как и планирован Карпов. Оркестр был хорошо подготовлен, весь экипаж замер в парадной форме на всех палубах. По окончании исполнения гимна они грянули дружное «Ура!» капитану, сошедшему с корабля.

Оркестр заиграл имперский гимн второй раз, когда лодка отошла от корабля и морские пехотинцы заработали веслами вместо использования мотора[31]. Карпов не знал слов старого гимна, если они вообще когда-то были, но словно слышал слова нового.

— Как мы могли ничего об этом не знать? — Мэр был явно в прострации, настолько он был поражен тем, что видел в окне этим утром. Туман медленно рассеивался, открывая взору огромный корабль. Надстройки взмывали в небо, словно зубчатые стены крепости, а длинный полубак был заполнен офицерами и матросами, включая полный военный оркестр. — И ни слова, ни намека из Петербурга!

— Но он должен был быть отправлен из Санкт-Петербурга, ваше превосходительство. Как же иначе? Такого корабля, разумеется, никогда не было в составе Тихоокеанской эскадры. — Томкин был главным помощником мэра по делам города. Это был высокий худой человек, вечно в жесткой шляпе, заставлявшей его выглядеть еще выше и всегда словно норовившей сползти на бок узкой головы. Его преобладающей чертой было постоянное спокойствие перед лицом проблем, что сослужило ему хорошую службу в эти неспокойные времена. За последние три года город обстреливался японцами, здесь произошли уличные бои во время революции 1906 года, когда мятежники-выскочки фактически захватили резиденцию губернатора и попытались взять под свой контроль городские дела, а теперь вот это… Этот огромный корабль, появившийся из тумана, словно выбравшееся из моря морское чудище.

Мэр Прошукин был его полной противоположностью — низкий, стремительный, легко расстраивающийся и подверженный волнению. Он нервно поднял карманные часы.

— Восемь часов. Нам нужно быть на набережной, чтобы встретить нового наместника Но я хочу, чтобы в Санкт-Петербург отправили телеграмму насчет этого. Если мне присылают какую-то шишку с Запада, я хочу все знать об этом! Можно подумать, что у царя недостаточно дел, чтобы не лезть в наши.

— Хорошо, — тихо ответил Томкин. — Хотя возможно, что неудовлетворительный характер наших дел и является причиной появления этого человека. В конце концов, все было совершенно не идеально после катастрофы 1905 года.

— Да, и этот корабль, возможно, был отправлен сюда, чтобы в некотором роде исправить это. Впечатляет, не так ли? Это, безусловно, военный корабль, но где же орудия, Томкин? Я не вижу больших пушек.

— Возможно, это всего лишь вооруженный океанский лайнер, ваше превосходительство. Я вижу небольшие орудия на носу и на корме.

— Но ведь это русские моряки, разве нет? — Он сложил подзорную трубу и положил ее на стол. — Форма у них странная, но выправка определенно военная. Что же, пойдем и встретимся с этим господином.

Это было совершенно не похоже на первую встречу людей из разных эпох, случившуюся на пустынном скалистом острове у южного побережья Испании в 1942 году. Адмирал Вольский тогда прибыл на встречу с адмиралом Тови с небольшой группой сопровождения, стремясь дать тому как можно меньше узнать о них во время переговоров о перемирии. Тогда адмирал приложил все усилия, чтобы скрыть свою истинную личность и происхождение своего корабля. Карпов вспомнил, с каким неудовлетворением остался на «Кирове», желая пойти вместе с адмиралом.

Эта встреча, организованная уже самим Карповым, была смелым и дерзким представлением, частью уловкой, частью пусканием пыли в глаза, а по большей части проявлением его растущего эго. Он быстро вышел вперед группы морских пехотинцев, замерших на деревянном причале, и подошел к мэру, стоявшему в окружении городских чиновников. Капитан решительно отдал честь, больше как размашистый жест, чем проявление какого-либо уважения.

— Владимир Карпов, — объявил он, намеренно избегая упоминания своего звания. Он указал на крейсер, ставший на якоре в бухте. — Господа, хочу представить вам линейный крейсер «Киров», новый флагманский корабль российского тихоокеанского флота. Как я понимаю, в последнее время мы потерпели бесславное поражение от японцев? Что же, я здесь, чтобы восстановить порядок и повернуть нашу судьбу вспять[32].