Но была и другая проблема. Куча выросла слишком быстро, и в ней было столько негорючих предметов, что они подавляли огонь, предназначенный для их сжигания. Своуп исчерпал свой запас канистр, и теперь массивная куча просто тлела, извергая клубы дурно пахнущего черного дыма. Своуп отправил одного из своих последователей — нет, это было неправильное слово, одного из своих братьев — за дополнительным горючим, и надеялся, что тот скоро вернется.

Толпа вокруг него теперь мягко покачивалась из стороны в сторону, распевая тихими, проникновенными голосами «Все спокойно в долине…». Своуп присоединился к ним с радостным сердцем.

Единственное, что действительно удивляло его — это полное отсутствие полицейских. Разумеется, первое сильное пламя костра уже давно утихло, но толпа такого размера, собравшаяся без санкционированного разрешения на Большой Лужайке поздно ночью, наверняка привлекла бы пристальное внимание правоохранительных органов. Но их не было. Как ни странно, это принесло Своупу очередное разочарование, потому что он был намерен устроить противостояние с уполномоченными властями государства и предотвратить — если в этом будет необходимость, то и ценой своей жизни — любую попытку погасить костер. Часть его жаждала судьбы мученика, какую принял его герой Савонарола.

Было слышно, как кто-то пробирается сквозь толпу, а затем около него оказалась женщина. Ей было около тридцати лет. Привлекательная, одетая в простой пуховик и джинсы, и в руке она держала нечто, дающее слабый золотой блеск. Женщина сжала предмет крепче, как бы намереваясь бросить его в кучу, но тут повернулась к Своупу.

— Вы — Огненный Пилигрим?

В течение последних полутора часов люди подходили, чтобы пожать ему руку, обнять его, слезно поблагодарить его за дальновидность. Это казалось весьма раболепным опытом.

Он тяжело кивнул.

— Да, Пилигрим — это я.

Мгновение женщина смотрела на него, охваченная благоговейным ужасом, и, наконец, протянула руку для рукопожатия. Как только она это сделала, то перевернула ладонь, чтобы показать не золотое украшение или часы, как ожидал Своуп, а золото полицейского жетона. В этот момент она схватила его за руку другой, свободной своей рукой, и он почувствовал, как вокруг его запястья защелкнулась холодная сталь.

— Капитан Хейворд, полиция Нью-Йорка. Ты арестован, кусок дерьма.

— Что?..

Но женщина, которая не выглядела особенно сильной или быстрой, внезапно применила к нему какой-то прием боевого искусства, развернула его, вывернула руки за спину и сковала другое его запястье. Все это она проделана за секунду.

Внезапно вся Большая Лужайка оказалась залита светом. Прожекторы высокой мощности, спрятанные в деревьях вдоль ее периметра, включились, освещая костер. И теперь большая батарея служебных автомобилей — полицейских крейсеров, фургонов спецназа, пожарных машин — начала катиться по траве по направлению к толпе, сверкая проблесковыми огнями и завывая сиренами. Остальные полицейские подходили к ним в хаотичном порядке, согласовывая свои действия по рации.

Последователи Своупа, удивленно озираясь на внезапный рейд, дрогнули, заволновались, а затем начали отступать и разбегаться. Полиция не стала их преследовать.

Все произошло так быстро, что Своуп не сразу сумел осмыслить происходящее. Но когда женщина начала подталкивать его вперед, через хаос к линии полиции, он начал понимать, что произошло. Копы тихо собрались среди деревьев. Вместо того чтобы спровоцировать беспорядки, вступив в открытую конфронтацию ради его ареста, они отправили одного офицера под прикрытием, одетого в штатское. И теперь, заковав организатора костра в наручники, полицейские, наконец, обнаружили себя, и сейчас, используя мегафоны, призывали всех мирно разойтись, пока пожарная команда делала свою работу — разматывала шланги и распыляла воду на кучу тлеющих ценностей, окончательно гася ее.

Впереди замаячил фургон, используемый для перевозки заключенных. Его задняя дверь открылась, полицейский в штатском схватил Своупа за локоть и подсадил его на металлическую подножку. Помогая сажать его в тюремный фургон, женщина-полицейский сказала:

— Прежде чем мы уйдем, вы можете хорошенько рассмотреть своих приспешников.

Своуп повернулся, чтобы окинуть прощальным взглядом своих братьев, но раскинувшееся перед ним зрелище, потрясло его. То, что за несколько минут до этого было мирным, молитвенным собранием, внезапно переросло в бедлам. Несмотря на полицейские мегафоны, многие его последователи не разошлись: они стали мародерами, рыскающими вокруг кучи. Они вытаскивали вещи и забирали их с собой, в то время как не ожидавшие этого полицейские кричали и разгоняли их.

Несколько сотен, возможно, даже тысяча последователей, теперь хлынула к потухшей куче тщеславия, и их было так много, что полицейские оказались временно ошеломлены их натиском. Несостоявшиеся праведники хватали охапки денег, серебряные ложки и облигации на предъявителя, ювелирные изделия, часы и обувь, жадно растаскивая кучу тщеславных вещей, которые они же и принесли, чтобы сжечь, а затем с добычей прятались в темноте среди деревьев, сопровождаемые криками восторга и триумфа.

Эхо выстрела медленно затихало, а Озмиан выжидал, пока Пендергаст снова откроет глаза.

— Ой. Промахнулся.

Но магнат не увидел во взгляде агента ожидаемой реакции.

— Вам дать еще десять минут форы, или я могу закончить это все здесь и сейчас?

Пендергаст промолчал.

— Отлично. Я в игре. Вы получите еще десять минут. Но, пожалуйста, постарайтесь быть чуть более сообразительным. Вторых шансов больше не будет, — он взглянул на часы. — У нас на охоту остался час и тридцать пять минут, — дулом своего пистолета он указал в сторону «Лес Баера» Пендергаста, лежащего в куче рухляди. — Давайте. Поднимите его — только двумя пальцами — и уходите. Я останусь здесь на десять минут, чтобы еще раз дать вам фору на старте.

Добыча наклонилась, потянувшись к пистолету.

— Спокойно. Не делайте ошибку, думая, что вы сможете выстрелить, прежде чем я снесу вам голову.

Подняв пистолет двумя пальцами, Пендергаст засунул его за пояс.

Озмиан достал ключ из кармана и показал его Пендергасту.

— Я использовал часть времени своего ожидания, когда вы были на выступе, чтобы забрать ключ от этих комнат со стола санитара, — с пистолетом, все еще направленным на Пендергаста, он отпер дверь и открыл ее, а затем выбросил ключ в окно, во мрак ночи. — Еще раз напоминаю, что здесь мы равны: никаких преимуществ. А сейчас — уходите. Десять минут.

Пендергаст бесшумно вышел из комнаты. За дверью он обернулся и ненадолго встретился взглядом с Озмианом. К удивлению магната, пораженческий облик агента изменился: сейчас в его взгляде появилось что-то похуже, своего рода реальное отчаяние... или это было только его воображение? Но его противник уже исчез.

Озмиан остался ждать, используя десятиминутный перерыв, чтобы мысленно сконцентрироваться и подумать о том, куда отправится Пендергаст и что он может сделать. Он был уверен, что на этот раз его противник не будет тратить драгоценное десятиминутное преимущество на то, чтобы определить его предполагаемую точку выхода. Заставит ли он его вести быструю погоню через все здание, пытаясь запутать следы? Или он попытается устроить еще одну ловушку? Озмиан не был уверен, каким будет следующий шаг этого человека: животные под давлением близкого преследования иногда вели себя непредсказуемо. Его единственная уверенность заключалась в том, что Пендергаст попытается воспрепятствовать охоте или изменить правила — и эта мысль вызывала у него дрожь предвкушения.

Пендергаст промчался по коридору и спустился по лестнице, пытаясь нарастить как можно большее расстояние между собой и Озмианом. Он мог бежать быстрее, чем Озмиан мог идти по следу, поэтому ключ к победе заключался в сложном длинном следе и возможности тем самым выиграть для себя еще немного времени. Он снова миновал лестницу и следующий темный коридор, далее — опять спуск и подъем, и так от этажа к этажу. Таким образом, Пендергаст создавал длинную, непредсказуемую и запутанную цепочку следов для своего противника.