Может ли хоть кто-нибудь, взглянув на этих трех «жертв», утверждать, что между ними нет ничего общего? Данный анализ «Пост» указывает на весьма очевидную общность: у всех троих напрочь отсутствовали моральные ценности.

Все три «жертвы» были чрезвычайно богаты, вопиюще коррумпированы и целиком и полностью заслуживали осуждения. Не обязательно быть экспертом в криминалистическом профилировании, чтобы найти нить, которая объединяла бы всех троих: они не представляли никакой ценности. С их смертью мир стал только лучше. Они являли собой воплощение всего самого наихудшего в роде человеческом.

Итак, каким же мотивом надо руководствоваться, чтобы убить трех людей такого сорта? Теперь это кажется очевидным. Эти убийства вполне могут быть работой человека, который взял на себя роль судьи, присяжных и палача одновременно. Убийца — в чьем безумии не возникает сомнений — мог придерживаться радикальных религиозных взглядов или быть своего рода моральным абсолютистом, который выбирает своих жертв именно потому, что они олицетворяют собой самые извращенные и порочные аспекты нашего современного мира. А какое место может быть самым подходящим для поиска олицетворений всего наихудшего, чем прослойка богачей Нью-Йорка? И какое еще место может быть самым подходящим для осуществления подобной мести? Той самой, что буквально превратила Готэм в Город Бесконечной Ночи…

Если рассматривать обстоятельства смерти всех трех жертв, можно сказать, что все они были убиты различными способами. Совпадала одна существенная деталь: они были обезглавлены. Отсечение головы — самое древнее и чистое наказание. Палач поражает своих жертв мечом праведности, косой Божьего гнева и обрекает их души на вечные муки.

Какой же вывод Нью-Йорк может сделать из этих убийств? Возможно, таким способом Палач желает преподать городу урок. Убийства — это предупреждение, как для Нью-Йорка, так и для всей страны. И предупреждение это состоит из двух частей. Первая вытекает из образа жизни жертв и говорит: «богачи, вернитесь на путь истинный, пока не стало слишком поздно». Вторая заключается, очевидно, в том, как именно Палач выбирает своих жертв. Ими становятся самые неуязвимые, защищенные и охраняемые представители общества. И эта часть предупреждения гласит: «Никто не в безопасности».

Д'Агоста никогда не любил больницы. И дело было не в простой брезгливой неприязни, свойственной некоторым людям. Дело было в том, что, стоило ему войти в госпиталь — со всеми его отполированными поверхностями, флуоресцентными лампами, суетой, звуками и воздухом, наполненным запахами дезинфицирующих средств и плохой еды — он тут же и сам начинал чувствовать себя больным, его физическое состояние по необъяснимой причине существенно ухудшалось.

Особенно неприятно оказалось приходить сюда в пять утра в Рождество, чтобы допросить сумасшедшего ублюдка, стрелявшего в полицейских. Этот день д’Агоста мечтал провести в компании жены и друзей, но явно не этого спятившего заморыша.

В какой-то степени Лора, надо думать, понимала его. В конце концов, она ведь была капитаном Департамента полиции Нью-Йорка и прекрасно представляла себя, как важно вовремя выполнить свои служебные обязанности. Однако… как женщина, она не могла сдержать обиду на то, что муж снова вынужден был отправиться на работу посреди ночи, после чего — она знала — по возвращении домой он будет совершенно выжат, сможет лишь рухнуть и заснуть, чтобы вскоре снова вскочить и уйти. Это повторялось снова и снова, и Рождественское утро не стало исключением. Д’Агоста не смог задержаться даже на кофе и провести с женой некоторое время за душевным разговором. Даже этого Лора не могла от него получить. Она знала, что несколько подарков, которые он приготовил ей, были куплены впопыхах и почти нехотя — это проклятое расследование отнимало у д’Агосты все душевные силы.

Он нашел Лешера в палате специального закрытого крыла Белльвью, где его охраняло четверо полицейских, и поблизости все время дежурила медсестра. Огнестрельные раны, полученные этим психопатом, оказались серьезными, и врачам потребовалось более двадцати четырех часов на то, чтобы в достаточной мере стабилизировать его состояние для допроса. Однако прогнозы были воодушевляющие: доктора были уверены, что он встанет на ноги. Что до сотрудника д’Агосты — Хаммера — то с ним дела обстояли не так хорошо. Он все еще находился в отделении интенсивной терапии и пытался бороться за свою жизнь.

Ранение ослабило Лешера, но, похоже, не выбило из него все дерьмо. В течение последних пятнадцати минут на все вопросы, которые задал ему д’Агоста — независимо от того, насколько обыденными они были — ответы неуклонно сводились к химическим следам инверсии самолетов, убийству Кеннеди и проекту MK-Ultra[19]. Этот парень оказался чертовым крепким орешком. В то же время, у него не оказалось алиби на время убийства Кантуччи. Давая показания, он несколько раз противоречил сам себе, пытаясь рассказать о своем местонахождении и действиях в ночь убийства и предшествующий ему день. Д'Агоста был почти уверен — Лешер лжет, но при этом… он был настолько безумен, что трудно было представить, будто он способен совершить изощренное преднамеренное убийство. Был он техником или нет — уже не играло такой роли, ведь его разума просто не хватило бы, чтобы так четко все просчитать в доме Кантуччи.

Вдобавок ко всему, Пендергаст в очередной раз исчез и не отвечал на СМС, электронные письма и телефонные звонки.

— Давайте еще раз повторим, — упорствовал д’Агоста. — Вы утверждаете, что 18 декабря вы провели весь день у себя дома, сидя в Интернете, и ваша история браузера может это подтвердить.

— Я же сказал тебе, чувак, что я…

Перебив его, д’Агоста продолжил:

— Что ж, мы просмотрели вашу интернет-историю за тот день: вся она оказалась удалена. Теперь расскажите, зачем вы ее удалили?

Лешер кашлянул и поморщился.

— Я очень стараюсь сохранить в тайне мою историю посещений, потому что вы, люди из правительства…

— Но вы же сказали, что интернет-история, цитирую: «докажет, что я был в сети весь день и всю ночь».

— И она доказала бы это! Если бы правительственные дроны, цифровая слежка и считыватели мозговых волн не вынудили меня принять крайние меры для обеспечения моей безопасности…

— Лейтенант, — сказала медсестра, — я предупреждала, чтобы вы не волновали пациента. Он еще очень слаб. Если вы будете давить на него и дальше, я буду вынуждена просить вас закончить допрос.

Позади себя д'Агоста услышал какой-то бормотание и обернулся, обнаружив у двери Пендергаста, предъявляющего свои документы, чтобы войти в палату. В конце концов, проигнорировав замечание медсестры, лейтенант снова обратился к Лешеру.

— Значит, ваше алиби не является алиби как таковым. Может быть, есть кто-нибудь в здании, кто мог бы подтвердить, что вы весь день провели дома?

— Конечно.

Пендергаст вошел в комнату.

— И кто же?

— Ваши люди.

— Как это?

— Вы следили за мной месяцами, фиксируя каждый мой шаг. Вы же знаете, что я не убивал Кантуччи!

Д'Агоста сокрушенно покачал головой и повернулся к Пендергасту.

— Вы хотите что-нибудь еще спросить у этого кретина?

— Не особенно. Но позвольте мне спросить вас, Винсент: вы получили результаты анализа крови мистера Лешера?

— Конечно.

— И он показал положительный результат на гидрохлорид метамфетамина?

— Да, черт возьми. Он был под «кайфом».

— Я так и думал. Вы не против выйти в коридор?

Без слов д'Агоста покинул палату вслед за агентом.

— Мне не нужно задавать никаких вопросов, — сказал Пендергаст, — потому что я знаю, что этот парень не причастен к убийству Кантуччи.

— И откуда вы это знаете?

— Я обнаружил в его квартире следы метамфетамина. Крупные желтые песчинки, напоминающие кристаллы соли, я сразу же опознал его как особый «сорт» — вы же знаете, что мет, различается своей кристаллической структурой, цветом и консистенцией. Быстрый поиск показал, что УБН[20] отслеживало партию мета именно этого конкретного сорта. Готовилась облава, и этот продукт продавался в определенном ночном клубе. Поэтому один из моих коллег устроил мне просмотр видеозаписей, которые УБН сделало на входе и выходе из ночного клуба. Лешер действительно был замечен входящим в этот ночной клуб, после чего сорок пять минут спустя, он из него вышел, естественно совершив покупку... и все это произошло в тот самый отрезок времени, когда был убит Кантуччи.