Гарриман очутился в строго оформленном угловом кабинете с великолепным видом на Бэттери и Всемирный торговый центр. За огромным мраморным столом из черного гранита сидел мужчина. Он узнал тонкие аскетичные черты Антона Озмиана. Мужчина взглянул на него, но при этом не выказал никаких эмоций — его глаза почти не мигали, напоминая тем самым хищные глаза ястреба.

Перед столом стояло несколько кресел. На одном из них сидела женщина. Внешне она совсем не походила на сотрудницу — слишком небрежно ​​она была одета, хотя в чувстве стиля отказать ей было трудно. Репортер задавался вопросом, что она делает в кабинете магната. Подруга или любовница? Но слабая улыбка, играющая на ее губах, казалось, предполагала что-то еще.

Озмиан указал Гарриману на одно из пустующих кресел, и репортер сел.

Комната погрузилась в тишину. Эти двое не сводили с Гарримана глаз, всем своим видом нагоняя на него нешуточную тревогу. Когда показалось, что никто из них не планирует ничего говорить, Гарриман заговорил сам.

— Мистер Озмиан, — сказал он, — я получил вашу записку, и так понимаю, что у вас есть информация, которая имеет отношение к моему текущему расследованию…

— Ваше «текущее расследование», — повторил Озмиан. Его тон был безликим и лишенным эмоций, как и его взгляд. — Давайте не будем терять время. Ваше текущее расследование подвергло мою дочь жестокой клевете. И не только это. Вы опорочили ее образ, воспользовавшись тем, что из могилы она не сможет защитить себя. Поэтому я буду защищать ее.

Это было то, что Гарриман и ожидал услышать, произнесенное в более контролируемой манере.

— Господин Озмиан, — сказал он, — я сообщил факты. Простые факты, как они есть.

— Факты можно и нужно сообщать справедливым и беспристрастным образом, — сказал Озмиан. — Назвать мою дочь человеком, «не представляющим никакой ценности» и сказать, что «с ее смертью мир стал только лучше» — это не сообщение. Это надругательство над ее репутацией.

Гарриман собирался ответить, но Озмиан внезапно поднялся из-за своего стола, подошел к нему и сел на соседнее с ним кресло. Репортер оказался зажат между ним и его странной компаньонкой.

— Мистер Гарриман, мне хочется думать о нас обоих, как об адекватных, здравомыслящих людях, — продолжил Озмиан. — Если вы гарантируете, что не скажете или не напишите больше ни слова во вред моей дочери и вдобавок опубликуете несколько положительных очерков, способных если не восстановить ее доброе имя, то хотя бы смягчить причиненный ее памяти вред, я обещаю, что нам больше не придется возвращаться к этому разговору. Заметьте, я даже не попрошу вас написать прямое опровержение той оскорбительной лжи, которую вы уже сообщили.

Это прозвучало слишком уж мягко, — подумал Гарриман, даже немного оскорбленный тем, что на него пытались повлиять подобным образом.

— Извините, но я должен сообщать новости так, как я их вижу. Я не могу позволить себе поступиться этим принципом из страха, что могут пострадать чьи-то чувства. На этом строится журналистика. Я понимаю, что вам неприятно слышать то, что я написал о вашей дочери, и все же я не сообщал о ней ничего, что было бы неправдой.

Наступило короткое молчание.

— Понятно, — сказал Озмиан. — В таком случае позвольте мне представить вам мою сотрудницу, мисс Алвес-Ветторетто. Она объяснит, что произойдет, если вы напечатаете еще хоть слово, порочащее мою дочь.

Озмиан откинулся на спинку кресла, в то время как женщина, имя которой он не совсем расслышал, подалась вперед.

— Мистер Гарриман, — заговорила она тихим, почти что шелковым голосом, — я так понимаю, вы являетесь основателем и движущей силой фонда Шеннон Круа, благотворительного фонда исследующего рак и названного в честь вашей подруги, умершей от рака матки, — у нее был слабый акцент, трудно определяемый, который придавал ее словам странную четкость.

Гарриман кивнул.

— Я также понимаю, что фонд — при поддержке «Пост» — оказался довольно успешен, принес несколько миллионов долларов, и вы входите в его совет.

— Это верно.

Гарриман понятия не имел, к чему она клонит.

— Вчера на счету фонда было чуть более миллиона долларов. К слову сказать, его лицевой счет записан на имя самого фонда, но попечительскую ответственность за него несете непосредственно вы.

— И что из этого?

— Сегодня этот счет опустел.

Женщина откинулась на спинку кресла, и Гарриман удивленно моргнул.

— Как?..

— Вы можете проверить сами. Это довольно просто: все деньги с этого счета были переведены на номерной банковский счет на Каймановых островах, открытый вами на ваши реквизиты. Видеозапись с камеры наблюдения и клерки могут засвидетельствовать ваше присутствие там.

— Я никогда не был на Каймановых островах!

— Конечно же, были. Полетная информация, ваши паспортные данные, четкий электронный след — это все укажет непосредственно на вас.

— Никто в это не поверит!

Женщина терпеливо продолжила.

— Все деньги были переведены со счета фонда на ваш личный оффшорный счет. Вот запись транзакции.

Она потянулась к тонкому портфелю из крокодиловой кожи, лежащему на соседнем столе, извлекла из него лист бумаги и пару раз махнула им перед Гарриманом, прежде чем снова положить его обратно.

— Это чушь. И это не вписывается ни в какие рамки!

— Но так оно и есть. Как вы можете себе представить, в нашей компании много первоклассных программистов, и они провернули прекрасную цифровую кражу, следы которой и приведут к вам. У вас есть одна неделя, чтобы опубликовать положительную статью о Грейс Озмиан. Чтобы облегчить вам работу, мы даже предоставим вам всю необходимую задокументированную информацию. Если вы это сделаете и пообещаете больше не писать о ней, то мы вернем деньги и сожжем финансовый след.

— А если нет? — спросил Гарриман приглушенным голосом.

— Тогда мы просто оставим деньги там, где они есть. Вскоре будет замечено, что они отсутствуют, и тогда разумно проницательное расследование найдет след и вычислит владельца этого номерного банковского счета. Конечно, если у следователей возникнут какие-то проблемы, мы будем рады оказать им небольшую анонимную помощь.

— Это... — Гарриман сделал паузу, чтобы отдышаться, — это шантаж.

— У вас попросту нет ни знаний, ни ресурсов, чтобы обратить все это вспять. Часы тикают. Недостачу денег могут обнаружить в любой момент. Вам лучше поторопиться.

Озмиан слегка сместился в кресле.

— Как и сказала мисс Алвес-Ветторетто, все действительно довольно просто. Все, что вам нужно сделать, это согласиться с двумя нашими условиями — причем, ни одно из них не будет являться для вас слишком обременительным. Если вы это сделаете, то все будут счастливы, а вы избежите тюрьмы.

Гарриман едва мог поверить в то, что слышит. Пять минут назад он был блистательным репортером. Теперь его оклеветали как растратчика, использовав его покойную возлюбленную. Пока он сидел, не имея возможности пошевелиться от шока, дюжина сценариев — и ни один из них не сулил ничего хорошего — всплывали в его разуме. Он содрогнулся и понял, что у него нет выбора.

Гарриман молча кивнул.

— Отлично, — сказал Озмиан, не меняясь в лице. — Сейчас мисс Алвес-Ветторетто даст вам ключевые тезисы для статьи о Грейс.

Женщина, сидящая по другую руку от Гарримана, снова залезла в свой портфель, достала лист бумаги и передала его репортеру.

— Полагаю, на этом нашу встречу можно завершить, — Озмиан встал и направился к своему столу. — Мисс Алвес-Ветторетто, не могли бы вы сопроводить мистера Гарримана к лифту?

Два часа спустя Гарриман лежал на диване в гостиной своей квартиры. Он не мог заставить себя подняться с того самого момента, как, вернувшись из небоскреба «ДиджиФлуд» и проверив онлайн счет фонда, обнаружил что тот действительно опустел. Его прекрасная карьера висела на волоске, став жертвой ловкой и отвратительной схемы шантажа. К тому же его блистательная теория о Палаче лежала в руинах, но он не мог об этом думать — ситуация с Озмианом была куда более устрашающей. Из двух зол, первое было наихудшим: сколь бы ненавистной ни казалась ему мысль загубить свою карьеру, мысль о позоре — о всеобщем осуждении, которое неминуемо наступит, когда люди поверят, что он действительно обчистил фонд памяти своей мертвой подруги — была и вовсе невыносимой. Унижение и скандал, грозящий разразиться после этого, были гораздо хуже гарантированного тюремного срока, который уже маячил над Гарриманом вполне вероятным исходом.