— Скажите несколько слов, пожалуйста, — попросил он. — Обычным голосом.

— Это Брайс Гарриман, — послушно произнес журналист. — Итак, пошли вдвоем, пожалуй, уж вечер небо навзничью распяло…

— О’кей, мы настроились, — объявил звукорежиссер и показал продюсеру два поднятых вверх больших пальца.

Гарриман оглядел павильон студии. Телестудии всегда забавляли его: десять процентов помещения походило на чью-нибудь гостиную или кабинет, а остальное пространство представляло собой сущий беспорядок — бетонные полы, подвесные осветительные приборы, зеленые экраны, камеры, кабели и множество людей, снующих туда-сюда и наблюдающих за всем.

За неделю это было уже третье шоу, на которое его пригласили, и каждое последующее являлось еще более громким и крупным, чем предыдущее. Вся цепочка событий напоминала ему барометр того, насколько успешной день ото дня становилась его статья и насколько интенсивным становилось то влияние, которое она оказывала на общественность.

Первой стала местная нью-йоркская радиостанция, которая выделила ему на освещение этой темы всего две минуты — и не в прямом эфире, а в записи. Следующим стало его появление на «Шоу Мелиссы Мейсон» — одном из самых популярных телешоу на территории трех штатов. Последовавшие за этим двойные убийства, моментально подтвердившие его теорию и его предсказания, предоставили ему возможность появиться на по-настоящему большой передаче — на «Американском Утре» с Кэти Дюранн, одном из крупнейших национальных телевизионных шоу в стране. И вот рядом с ним — всего в паре футов — сидела сама Кэти, пока во время рекламной паузы ей поправляли макияж. Декорации «Утра» напоминали первоклассный уголок для завтрака, с довольно милыми пейзажами на фальшивых стенах, и прямо перед ним, на сцене стояла пара уютных кресел, вполоборота обращенных друг к другу, с находящимся между ними большим экраном.

— Десять секунд, — произнес кто-то за пределами сцены. Визажист моментально исчез из кадра, и Кэти повернулась к Гарриману.

— Очень рады, что вы здесь, — сказала она, одарив его своей улыбкой на миллион долларов. — Какая удивительная история! Я хочу сказать, шокирующая. — Спасибо, — Гарриман улыбнулся в ответ. Он наблюдал за тем, как на экране идет обратный отсчет. Затем на одной из камер зажегся красный огонек, и Кэти к ней повернулась.

— Сегодня утром нам посчастливилось увидеть в нашей студии Брайса Гарримана, репортера «Пост», который, как говорят в народе, сделал то, что не смог сделать весь Департамент полиции Нью-Йорка: установил мотив убийцы, которого окрестили «Палачом». Учитывая недавнее двойное трагическое убийство, которое полностью подтвердило теорию мистера Гарримана, впервые описанную в статье, опубликованной в Рождественский день, эта история, похоже, действительно задела за живое всех жителей Нью-Йорка. Знаменитости, миллионеры, рок-звезды и даже крупные бизнесмены начали массово покидать город.

Пока она говорила, экран между креслами, на котором был изображен логотип «Американского Утра» ожил и поделился со зрителями краткими видеороликами, в которых были запечатлены люди, садящиеся в лимузины, и частные самолеты, выруливающие на взлетно-посадочные полосы. Знакомые лица, стыдливо прячущиеся от папарацци, были окружены частной охраной. Эти кадры были знакомы Брайсу: он уже видел их прежде… он сам лично видел, как происходит нечто подобное. Люди — властные люди — покидали Манхэттен, как крысы, бегущие с тонущего корабля. И все из-за него. Между тем Джо Кью Паблик[26] наблюдал, как разворачиваются эти события, испытывая болезненно-острое возбуждение, видя, как богатеи получают по заслугам.

Кэти повернулась к Брайсу.

— Брайс, добро пожаловать на «Американское Утро». Спасибо, что пришел.

— Спасибо, что пригласила меня, Кэти, — ответил Гарриман. Он слегка сдвинулся, чтобы повернуться к камере своим лучшим профилем.

— Брайс, твою статью обсуждает весь город, — заявила Кэти. — Как тебе удалось выяснить то, до чего в течение недели не смогли додуматься лучшие умы полиции Нью-Йорка?

Гарриман почувствовал волнение и вспомнил слова Петовски. Некоторые репортеры за всю жизнь не могут откопать подобной истории.

— О, не думаю, что имею право присваивать себе все заслуги, — сказал он с напускной скромностью. — В действительности я просто собрал воедино все те выводы, которые уже заложила полиция.

— Но каков был из себя тот самый — как я его называю — момент озарения?

С этим своим аккуратным носиком и волнистыми светлыми волосами она была похожа на куклу Барби.

— Ну, на тот момент вокруг и внутри меня, как ты уже знаешь, витало множество других теорий, — сказал Брайс. — Я просто не повелся на идею о том, что здесь орудует несколько убийц. Как только я осознал это, то стал искать, что могло бы объединить всех жертв воедино.

Она взглянула на телесуфлер, который прокручивал строки первой статьи Гарримана.

— Ты написал, что у жертв «напрочь отсутствовали моральные ценности», и что «с их смертью мир стал только лучше».

Гарриман кивнул.

— И ты считаешь, что в отрубании их голов есть некий символический жест?

— Верно, Кэти. Так и считаю.

— Но, если вернуться к обезглавливанию… думаешь, есть шанс, что это может быть работой джихадистов?

— Нет, это же не соответствует почерку. Это работа одного человека, и он применяет именно такой вид казни, потому что считает его своей собственной изюминкой. По правде говоря, это древний вид казни — некое проявление Божьего гнева в ответ на грех и разврат, процветающие в современном обществе. Даже термин «capital punishment», «смертная казнь» происходит от слова «caput», что на латыни значит «голова». Этот убийца — он проповедует, Кэти. Он предупреждает Нью-Йорк, да и всю страну в целом, что такую жадность, такой эгоизм и такой грубый материализм больше не будут терпеть. Он нацелился на самых элитных хищников из тех, кто в течение последних нескольких лет, казалось бы, прибрал наш город к рукам.

Кэти энергично кивала, сияя глазами и впитывая каждое его слово. Только сейчас Брайс кое-что понял: его сделала знаменитостью всего лишь одна эта история. Он взял самую громкую серию убийств за многие годы и в одиночку начал освещать ее. Его последующие статьи, которые, разумеется, были написаны со всей тщательностью для максимального погружения в сенсацию и для полировки его собственной теории, были просто глазурью на его безукоризненном торте. Все в Нью-Йорке теперь внимали каждому его слову. Они хотели знать его мнение, они хотели, чтобы он объяснил им идеологию Палача.

И он будет просто счастлив, исполнить их желание. Это интервью — блестящая возможность раздуть пламя. И именно это он и собирался сделать.

— Но что именно он проповедует? — спросила Кэти. — И кому?

Брайс важным жестом поправил галстук, стараясь при этом не сбить микрофон.

— На самом деле, все довольно просто. Посмотрите, во что превратился наш город: коррупция, богачи, переезжающие сюда из-за рубежа, квартиры за пятьдесят и даже сто миллионов долларов, миллиардеры, заседающие в своих золотых дворцах. Нью-Йорк до недавнего времени был местом, где люди ладили друг с другом — и богатые, и бедные. Теперь же богачи зарвались и захватили город, почти растоптав при этом людей среднего класса. Я думаю, убийца пытается сообщить им: «Встаньте на истинный путь!» — он произнес последние слова зловещим тоном, окидывая студию взглядом.

Глаза Кэти округлились.

— Хочешь сказать, Палач собирается продолжить убивать богачей?

Гарриман выдержал красноречивую долгую паузу. Затем кивнул. Пришло время разжечь то самое пламя.

— Да, я так думаю. Но и нам не стоит терять бдительность, — сказал он. — Он может начать с власть имущих богачей. Но если мы не прислушаемся к его посланию, это может привести к тому, что он никогда не остановится. Все мы в зоне риска, Кэти — каждый из нас, без исключения.